Антология советского детектива-45. Компиляция. Книги 1-22

Прошел еще один день и еще одна ночь — в пороховой вони и трупном смраде… Сергею казалось, что прошла неделя, нет — вечность с того момента, когда Ирина поцеловала его на прощание, когда он вдыхал аромат жасмина в гостевой комнатке и когда он пил компот, оставленный ему Самвелом с обеда. Каким божественным напитком чудился этот армейский компот из залежалых сухофруктов! «Если выберусь из этого ада, — пообещал себе Лобов, — буду каждый день варить себе компот и пить его, не считая стаканов — пить, пить, пить…»

— Пить… Пить… — взывал к кирпичным сводам молоденький пограничник, раненный в живот. Положение его было безнадежным — он отходил, и в меркнувшем его сознании оставалось только одно желание, только одно слово: — Пить… Пить…

Капитан Суровцев скрасил его последние минуты еще одной ложкой воды.

Сергей обнаружил вдруг, что он тоже пьет — глотает густую соленую влагу. Это была кровь — его кровь! — из пробитой щеки. Разрывная пуля ударила в стенку и осколочек прошил щеку, наполнив рот болью и кровью. Он старательно сглатывал ее, пытаясь зализать ранку изнутри. Какие же муки должны были испытывать эти прошитые насквозь и кое-как перевязанные без йода и ихтиолки тяжело раненные бойцы?!

Под утро страдания многих из них оборвались. Немцы снова подобрались к казарме — наблюдатели их прозевали! — и забросали подвал гранатами. Одна из них попала в угол, где был устроен импровизированный лазарет.

Сергея спасла дубовая дверь, на которой он спал. Ее перевернуло первой же взрывной волной, и она щитом загородила его от осколков. От этого налета полегла половина его взвода, и, выбравшись из-под двери, Лобов повел оставшихся в живых в яростную контратаку — вслед за полуседым майором, который первым поднял свой взвод в штыки. Возглавил бросок капитан Суровцев. Сергей видел, как рослый рыжий автоматчик почти в упор прошил капитана очередью. Автоматчика положил из нагана майор Северьянов. Но командир уже был потерян… Его окровавленное тело успели втащить в подвал, и тут же казарма, и плац перед ней были накрыты минометными залпами. Лобов не сразу подошел к телу капитана. Его подозвал Северьянов, который осмотрел Суровцева и извлек из нагрудного кармана его документы. Он пролистал слипшиеся от крови странички и обнаружил в них маленькую — на паспорт — карточку жены. Снимал Сергей на Доску почета. Снимок Ирине так понравился, что она попросила уменьшить его на документы. Карточку Лобов переложил в свое удостоверение, пояснив майору:

— Отдам жене. Она у нас в редакции работает.

— Тогда и часы ей передай, — сказал Северьянов, снимая браслет с окостеневшего запястья капитана.

— Передам.

На часах была гравировка: «За отличную стрельбу. От наркома обороны маршала Тимошенко». Сергей почувствовал себя виноватым перед Суровцевым, хотя никогда и в мыслях не было причинить ему зло. Просто полюбили одну и ту же женщину, которая почему-то расхотела быть женой капитана Суровцева. Хотели разводиться, вот смерть их развела — неумолимый Разводящий…

«А на руках вмирае куренный…» Вот же напророчил старый хрен!» — помянул недобрым словом старшину-запорожца Сергей. Но потом вспомнил, как старшина спас его от гранаты, и тут же взял свои слова обратно.

Из удостоверения личности майор вылетела бумажка, которую Лобов подхватил на лету. Это была страничка, вырванная из «Полевой книжки командира». Вкривь и вкось — видимо, писалось в темноте, по ней шли стихотворные строчки:

Беспощадное солнце

Било в наши прицелы,

И молилась душа

О глоточке воды.

Ах, как молоды мы!

Ах, как яростно смелы!

Но над нами горит

Знак великой беды…

В этом аду капитан еще находил силы писать стихи! Лобов был изумлен и сражен. Стихи были написаны на мотив модного танго «Утомленное солнце». Мелодия сама собой зазвучала в ушах.

Мины рвались в жасмине.

Лепестки и осколки

Разлетались над нами

И ложились окрест.

Это было в июне.

Это было над Бугом.

Это было под городом

С гордым именем Брест…

Стихи, конечно же, предназначались Ирине. И он, разумеется, ей все передаст — и часы, и фотокарточку и эту страничку из «Полевой книжки»…

После отбитого штурма подсчитали потери. У Лобова во взводе оставалось семь штыков — и в прямом, и в фигуральном смысле слова: на семь винтовок пять патронов. Да у него в нагане — на три выстрела. В кармане у красноармейца Киселева чудом сохранилась «лимонка».

— Ну, где же наши? — спросил он у Лобова голосом упрямого ребенка, который никак не хочет понять, что чудес не бывает. Вместо ответа Сергей посмотрел на него тяжелым мутным взглядом…

— Когда придут — не знаю. Но придут обязательно.

Чей-то голос из полумрака ехидно хмыкнул:

— Ну, да… Придут, когда нас сгребут!

Теперь по боевому заместительству в командование остатками трех взводов вступил майор Северьянов.

Первым делом он созвал всех уцелевших командиров. На военный совет собрались пятеро: кроме Северьянова с Лобовым были еще моряк-старшина и два сержанта с «мишенями» в малиновых петлицах.

— В общем так, хлопцы, обстановка такая, что надо вырываться из этого мешка любой ценой. Вырываться и прорываться.

— А раненые как же? — спросил востроносый белесый сержантик с красными от недосыпа и сора глазами.

— Те, кто смогут, пойдут с нами, — вздохнул майор. Он и сам не знал толком, что делать с ранеными. — Тяжелых нам не унести. Придется оставить их на милость судьбы. Немцы все же Гаагскую конвенцию подписали. Должны им помощь оказать.

— Пожалел волк кобылу… — недоверчиво усмехнулся второй сержант в рыжих кудрях.

— Будем надеяться! — жестко отрезал Северьянов, давая понять, что проблема раненых закрыта. — Наша задача: разбиться на три группы и ночью, не поднимая шума до тех пор, пока это возможно, бежать к реке. Если повезет и ракет не будет, в воду не бросаться, а входить без брызг и плеска. Плыть как можно бесшумнее…

— А если не повезет? — уточнил моряк. — Пустят осветительную ракету?

— Если они обнаружат нас до реки, открываем огонь с ходу и бросаемся в воду кто как может. Тут уж не до плеска. Кстати, плавать все умеют? Кто не умеет?

— Я не умею, — не без стыда признался Лобов. — В северных краях жил, не научили…

Северьянов озадаченно потер лоб:

— Так… Пловцы помогают тем, кто не плавают. Для этого разобьемся на пары. Форсируем Мухавец в трех местах. И сразу же к внешнему валу — по трем направлениям — кому как повезет.

Разбились на группы по шесть-семь человек в каждой. Проверили оружие и снаряжение. Майор велел всем разуться. Бежать босиком — оно и тише будет и в реке плыть легче.

Впервые за последние дни чувство отупения и безразличия к своей жизни сменились желанием уцелеть, вырваться, выжить… Сергей завернул кассету в кусок промасленной бумаги из гранатного ящика. Пленка не должна была пострадать ни от воды, ни от света.

К Лобову подсел белокурый сержантик и вполголоса сообщил:

— Товарищ командир, а у этого, который как бы майор, сапоги немецкие и брюки не наши…