Антропологические путешествия
Шрифт:
Межевский шеф-повар Эмманюэль Рено (** Мишлен) – «герой соцтруда», как и его друг – булочник-кондитер Реми Кост. Это почти буквально такое звание, в переводе: «Лучший рабочий Франции». В Межеве есть и «послы» – не дипломаты, а местные жители, пенсионеры, которые добровольно и бесплатно помогают туристам. Мы прибегли к услугам одного посла: он довез нас на машине от ресторана Рено «Снежинки из соли» до аэродрома, поскольку за обедом мы пили вино и не могли сесть за руль. За это посла пустили полетать с нами на четырехместном самолете вокруг массива Монблан. Чувствуешь себя орлом, летая между горных вершин, а не сурком, которые тут к концу лета еле передвигают ноги от обжорства. Посла найти просто: обратиться в туристический офис (во Франции они есть в любом, самом маленьком городке и местечке), где говорят по-английски, а в Межеве – и по-русски, и там вызвонят свободного посла.
Межев был беден как церковная крыса. На что построить горную дорогу для связи с миром, чем жить, если даже масло приходится сбивать вручную? До сих пор в Межеве живет пожилая женщина, по привычке продолжающая сама делать масло в ступе, изготовленной ее братом в 1914 году. Спасение
В Межеве есть и духовное место, оно возникло еще до ротшильдовского вливания. Священник решил вложить все свои деньги не в общественно-полезное дело, а в строительство четырнадцати часовен, повторяющих станции крестного пути Христа в Иерусалиме. Во французах «святое» и плотское живут вместе. Несмотря на бонвиванство, куда ни посмотри, приставка «сан» (святой) в названиях встречается через раз. Во Франции всегда сначала возникает что-нибудь «святое», а земное идет следом.
Вот она и вершина – Монблан, «последняя ступень земной лестницы», как написал Дюма. Здесь кто только не черпал вдохновение: Гюго, Ламартин, Марина Цветаева, Рильке, английский художник Тернер. Зимой здесь – гонолыжники, летом – альпинисты. Альпинизм, собственно, и был придуман в Шамони. До середины 18 века и речи не было о том, чтоб подниматься к вершинам. Местные крестьяне считали, что высоко в горах живут злые духи, и если туда пойдешь, то не вернешься. Когда первый человек пошел и вернулся, жители осмелели. Но название второй после Монблана вершины (4465 м) – Проклятая гора – менять не стали. Потому и проклятая, что духи забираются повыше. О Монблане (буквально – белая гора), 4807 метров, жители не думали вовсе. Там вечные снега, никакие духи не выживут. Но подозрения насчет духов были не напрасны. Сколько лавин сходило и сходит в Шамони! Большой каменный крест стоит на месте, где в 1991 году лавина стерла с лица земли четырнадцать домов. Теперь горное коварство считается разгаданным, и Шамони устроен чересполосицей: кучка домов, потом пустырь – лавиноопасное место. Прежде жители полагались не на науку, а на божественное покровительство: возле старых домов стоят «оратории» – маленькие часовенки со статуями Девы Марии. И дома эти, надо сказать устояли перед стихией, с самого 17 века. Устроены они необычно: прежде скот и люди жили в одном доме, для одних дверь справа, для других – слева, наверху сено, а вещи лежали в отдельном домике-шкафу.
Зимой в Шамони снегу наваливало – до шести метров (не было же снегоуборочной техники), жители проделывали в снегу туннели между домами, и по ним ходили друг к другу. Даже если сходила лавина, туннель защищал. Здесь и летом легко представить себе зиму: снежный Монблан – на расстоянии вытянутой руки. Но это, конечно, иллюзия: даже со Срединной Иглы (3842 м), куда ведет из Шамони самая высокая в мире подвесная дорога, альпинисты, карабкающиеся на Монблан, кажутся букашками. Каждый день «на высшую ступень» взбираются 250 человек. А в Шамони приезжают 2,5 миллиона человек в год.
Священное слово в Шамони – гид. Не обычный гид, а проводник в горах. О них написаны книги, сложены легенды, многие гиды погибли, и на их домах висят мемориальные доски. Это люди, знающие горы наизусть, без них турист заблудится навсегда. Неудивительно, что альпинизм, от слова Альпы, возник именно в Шамони: если покорять, то самую высокую вершину. Есть и выше – Эльбрус, Эверест, но Шамони первым наладил инфраструктуру. В 1863-м Наполеон III посетил Шамони, полюбил и велел построить дорогу (сам добирался тропами – Монблан притягивал и его). В 1901-м пошел первый поезд. Через год семья Каррье построила рядом со своей фермой небольшой постоялый двор, еще через год – перестроила в отель. Приезжих становилось все больше, Каррье завел дилижанс, чтоб возить туристов, его дочь стала поваром, ее сын уже получил звезду Мишлен, а нынешний Каррье – Пьер, четвертое поколение семьи, работающее для туристов – преобразовал семейное предприятие в лучший отель (Albert I****) и лучший ресторан (** Мишлен) в Шамони. Это типичный рональпийский стиль жизни: из поколения в поколение продолжать дело предков, меняться вместе с обстоятельствами и обязательно улучшать то, что было до тебя. Это дело чести. Есть горцы, которые все время воюют, есть те, которые следят, чтоб тысячелетиями ничего не менялось, здешние альпийцы – хоть и живут в экологическом сознании, подобно Руссо, но служат прогрессу и цивилизации. «Альберт 1» – это целый хутор с парком, бассейном, деревянными шале, построенными из досок пятнадцати развалившихся ферм. У рональпийцев ничто не должно пропасть даром. И все должно напоминать: вы в Савойе – в каждом помещении стоит антикварная савойская мебель, но все что функционально – на полшага впереди прогресса. Столетний семейный дилижанс стоит у входа, каждому предку воздана память, как и принято у горцев.
Монблан щедро вознаграждает тех, кто о нем заботится, и местные жители часто выступают меценатами. Умиравшему
с голода Рильке дали в Шамони дом и возможность жить творчеством. Матисс, Шагалл, Леже, Брак и еще несколько художников получили во Вторую мировую войну большой заказ: построить современную церковь и сделать к ней роспись и витражи. Церковь назвали Нотр-Дам, теперь это уникальное произведение, стоящее на отшибе, заставляет туристов стать паломниками. Церквей во Франции давно не строят, но в горах безопасность техническую не лишне укрепить духовной. Ведь именно здесь Земля сходится с Небом.Два медведя
У нас теперь повсеместно стеклят балконы, зачем – не понимаю: это же собственный дворик, а его превращают в пристройку. И вот в швейцарском городе Санкт-Галлен вижу крытые балконы, все – XV–XVII веков, все разные, лепные, резные, чрезвычайно затейливые – здешние нувориши соревновались, кто богаче, это-то и должен был демонстрировать балкон. У одного – рожи, показывающие язык («я – круче всех!»), у другого – континенты в картинках, подписанные золотыми буквами: Африка, Азия, Европа, Америка. Это значит, что свой текстиль хозяин продает по всему миру, стало быть, он и есть самый-самый. Именно благодаря текстилю Санкт-Галлен стал процветающим городом, и по сей день производимые им кружева покупают кутюрье по всему миру. Потому международную выставку истории нижнего белья устроили здесь, в музее текстиля. Почти у всех тогдашних торговцев среди балконных барельефов – Меркурий, бог торговли. Христианство – само собой, а коммерции должно помогать чисто конкретное божество! И помогало: первый швейцарский банк был открыт в Санкт-Галлене, Нотфойштайнер назывался. Были среди торговцев текстилем и «философы»: один барельеф рассказывает историю человеческой жизни: женщина, получающая с неба золотую нить, ткущая, потом рука ее вместе с нитью опускается, нить исчезает. Символ города – памятник ткани, по которой течет вода. Другой фонтан называется «Благодарность воде» – без нее не было бы на свете красивых тканей. Неудивительно, что единственная швейцарская марка haute couture, Acris – санкт-галленская. Она одевает многих женщин-политиков.
Не знаю, вдохновились ли санкт-галленцы Красной площадью в Москве, но в своем городе соорудили площадь в прямом смысле слова красную. Идея пришла от того, что в современной части города образовалось «скучное» пространство: банки, офисы – серые деловые здания, решили это место сделать повеселее. Настелили на асфальт ярко-красное покрытие, а саму площадь превратили в гостиную: красные диваны вместо лавочек, красные столики, сверху висят лампы в виде крупных жемчужин, на выезде – красный автомобиль. Ненастоящий – памятник. С намеком на то, что машины надо оставить в прошлом. Теперь повсюду в Европе ездят на велосипедах и экологически чистых трамваях, но у Швейцарии есть преимущество: система железных дорог позволяет добраться на поезде абсолютно повсюду, даже на вершины гор и сквозь горы, по многочисленным туннелям, а дублируют эту кровеносную систему – по которой люди передвигаются как белые кровяные тельца, легко и строго по расписанию – корабли. Поскольку озера здесь повсюду. Кантон Санкт-Галлен стоит на Боденском озере, которое по-французски называют Констанцским. Так бывает только у швейцарцев: на четырех официальных языках многие названия звучат настолько по-разному, что не сразу догадаешься, о чем речь. По-французски кантон Гризон, по-немецки – Граубюндер. Есть даже анекдот: возвращается японец из Швейцарии, его спрашивают: ну как, понравилось? – Очень, особенно, тот город, который по-французски называется Лозанна, по-итальянски Локарно, а по-немецки – Люцерн. Это шутка, но от правды недалека. Санкт-Галлен – немецкоязычный кантон, именно они, «германические» (как их называют «романские», франкоязычные швейцарцы) кантоны – сердце страны и ее классическое лицо: коровки, трава, настолько зеленая, будто подсвечена изнутри, хорошенькие домики – всё как в сказочном мультфильме. Ну и самые зажиточные – тоже они.
Санкт-Галлен – маленький тихий городок, но тут есть место «всемирно-исторического значения», что называется. Александрийская библиотека сгорела, и человечество лишилось драгоценнейших древних книг, а здешняя монастырская библиотека их сохранила. Некоторые книги VIII и IX веков лежат тут раскрытыми, под стеклом – это Библия, переписанная монахами с их собственными комментариями и переведенная на немецкий не для того, чтоб перевести (не дай Бог: видоизменять путем перевода священный текст считалось до реформации страшным грехом), а чтоб разобраться. Никто, кроме самих монахов, этих книг не видел, но и то они не смели прямо так взять и написать на родном языке божественное, потому переведенное писали между видимых строк симпатическими чернилами. Они проступают только при определенной подсветке. В монастырской библиотеке электричества нет, чтоб не испортить книги, а над книгами светятся маленькие спецлампочки, позволяющие прочесть невидимое. Можно сказать, монахи эти были предвестниками реформации, случившейся восемьсот лет спустя, а в Санкт-Галлене и реформа проходила «отдельно» от остальной Швейцарии, то есть реформатор у них был свой, местный, по имени Вадиан (ему стоит памятник в городе), и смена конфессии прошла без насилия, просто построили стену: в одной части жили католики, в другой – протестанты. Потом стену снесли, а в городе по сей день живут и католики, и протестанты.
Квартал Санкт-Галлена вокруг монастырского комплекса записан в шедевры мирового наследия ЮНЕСКО. А для самих жителей главная их достопримечательность – санкт-галленская сосиска. Белая такая сосиска, ничего сверхъестественного, но было бы страшным оскорблением есть ее с горчицей – она прекрасна сама по себе, ее даже возят как подарок, когда едут в гости. К сосиске прилагается пиво, раньше его делали монахи: самое крепкое пили сами, средней крепости продавали светским жителям, а слабое шло обслуге. Теперь все пьют пиво для обслуги.