Антропологический код древнерусской культуры

Наличие такой черты личностного типа культуры, как динамичность, доказывается прежде всего единовременным появлением большого числа сочинений, связанных с новым вероучением, душеполезных сборников и книг, летописей и житий, а также внежанровых произведений типа «Моления Даниила Заточника» и «Слова о полку Игореве». Подвижность всей культурной системы вызывалась объективными причинами: потребностью обеспечения христианской церкви всем необходимым для ведения богослужения (строительство храмов, их украшение фресками, мозаиками, иконами; наполнение богослужебной литературой и предметами культа и пр.), необходимостью организации миссионерской деятельности по привлечению в христианскую веру все новых и новых городов, областей, народностей; возникновением монастырей с библиотекой душеполезных книг и ведением летописания и т. п. Люди переходного периода должны были резко изменить образ жизни, отказавшись от языческих излишеств тела и переключившись на потребности невидимой души, что потребовало сложной и быстрой перестройки их менталитета. Динамичность тела, привычная для язычников, дружинников-воинов, не слезающих с коней и не расстающихся с оружием даже на пирах, охотников на бесконечных ловах, певцов, говорунов и плясунов на княжеских и боярских застольях и пр. теперь сменяется динамичностью души, обязанной каждодневно трудиться, восходя по ступеням самосовершенствования все выше и выше к Богу.

Еще одной отличительной чертой культуры личностного типа можно назвать открытость: наличие связей и контактов с культурами других стран, постоянное обогащение и взаимовлияние. Для Древней Руси открытость была естественной, как для новообращенной молодой культуры христианства. Русско-византийские и русско-болгарские культурные связи в области литературы и искусства привели к переводу многих замечательных книг самых разнообразных жанров, начиная от исторических хроник и повествований о сотворении мира и кончая сборниками мудрых изречений античных мыслителей. Мы видели, как много античных реминисценций содержала литература того времени. Даже среди церковных иерархов встречались люди, хорошо знавшие и цитировавшие Гомера, Аристотеля, Платона и других античных философов. Одним из таковых был, например, в середине XII в. Климент Смолятич, ставший в 1147 г. киевским митрополитом при поддержке князя Изяслава Мстиславича и вынужденный оставить кафедру в 1155 г. после смерти своего покровителя. В Ипатьевской летописи о нем сказано: «книжник и философ так, якоже в Роускои земли не бяшеть». [363] В «Послании Фоме пресвитеру» ему пришлось оправдываться, опровергая обвинения смоленского священника Фомы в славолюбии и тщеславии, в том, что Климент предпочитает Гомера, Аристотеля и Платона христианским «почитаемым писаниям». Он блестяще справился с этой задачей, заявив, что имеет право «пытати потонку божественных писаний»: «Расмотряти ны есть лепо, возлюблении, и разумети!», «Разсматряй, любимиче, разсматряти велит и разумети, яко вся состоатся, и содержатся, и поспеваются силою Божиею». [364] Образность мышления и языка Климента видны из приводимых им примеров: огня, очищающего золото и серебро и сотворенного «на службу умну, и смыслену, и словесну человеку»; мудрого мужа, «иже может един сказать алфу, не реку на сто или двести, или триста или 4 ста (словес грамоту. – Л. Ч.)»; своей души, похожей на евангельскую вдовицу, отдавшую две медные монетки на святилище – «но молю ся, да темная ми душа будеть вдовица, и ввержет две медницы во святилище: плоть целомудрием, душу же смирением». [365]

363

ПСРЛ. Т. 2. Стлб. 340.

364

ПЛДР. XII век. С. 282, 286, 288.

365

Там же. С. 286, 288.

Еще один показательный пример открытости древнерусской культуры того времени – строители «от немец» во Владимиро-Суздальской земле при Андрее Боголюбском, создавшие Успенский собор во Владимире 1160 г., Рождественский собор в Боголюбове 1158 г., церковь Покрова на Нерли 1165 г. и другие мировые шедевры архитектуры, несущие на себе явные следы влияния романского стиля. От дворца в Боголюбове (1158–1165 гг.) сохранились лишь северный переход и одна из двух лестничных башен, поражающая трифорным окном, как будто перенесенным сюда из средневековой Европы. Мастера «от немец» привезли на владимиро-суздальскую землю секреты резьбы по камню, любовь к скульптурному и живописному изображению львов, женских головок и масок, диковинных птиц и зверей. Андрей Боголюбский в борьбе за лидерство «устроенного» им княжества и автокефалию своей церкви, как известно, не только пренебрег киевским престолом, но и вывез из Вышгорода икону Владимирской Богоматери, содействовал учреждению новых храмовых праздников Покрова Богородицы и Спаса.

Открытость культуры личностного типа предполагает, как уже отмечалось, и особую открытость человека переходной эпохи, теряющего почву под ногами и вынужденного искать новую мировоззренческую опору в новой идее человека. Процесс христианизации Руси в этом смысле отличался, с одной стороны, наличием готовой, давно сложившейся и хорошо устоявшейся доктрины человека, которую славянам предстояло только усвоить и приспособить к себе, а с другой стороны, освящался авторитетом княжеской власти, диктаторски проводившей смену вер. Открытость человека в этих условиях проявилась в его неподготовленности к этим переменам, в незнании и непонимании новой веры, что и привело к «двоеверию» в народе, более похожем на язычество в христианских облачениях, чем на христианство с остатками языческой маркировки. Поэтому факты так называемых «восстаний волхвов», убийств священников и проповедников христианства, следования старым языческим обрядам и обычаям и т. п. можно признать и фактами, свидетельствующими об специфической «открытости человека» XI–XIII вв.

Феодальная раздробленность, начавшаяся уже с середины XII столетия (1132 г.) и приведшая к культурной изоляции отдельных княжеств и земель, способствовала тому, что в каждом из них развивались свои местные школы архитектуры, иконописания, декоративно-прикладного искусства и т. п. Новгородская архитектура, к примеру, выработала свой тип однокупольного и одноапсидного храма. Самым ярким памятником этого типа является церковь Николы на Липне 1292 г. Новгородская иконопись отличалась особой близостью к народному искусству, в гамме красок которого превалировали красные и белые тона. Наиболее показательна в этом плане икона «Борис и Глеб». Каждый год на археологических раскопках в Новгороде Великом обнаруживаются десятки поделок, предметов декоративно-прикладного искусства, берестяных грамот и т. п., содержащих те или иные указания на многочисленные контакты древнего Новгорода с Западом и Востоком, со странами Прибалтики, Готланда, немецкими торговыми городами и пр. Поэтому культуру домонгольской Руси никак нельзя назвать «замкнутой», изолированной, закрытой.

Свои отличительные черты имела и культура других регионов, чему способствовал как раз открытый личностный тип переходной культуры. Отдавая предпочтение тем или иным контактам с соседними странами и государствами, вырабатывая собственные приоритеты в архитектуре и искусстве, княжества создавали свой собственный культурный потенциал, обогативший впоследствии всю объединенную Русь. Несмотря на все различия, всюду выстраивалась единая по сути культура «Души».

Следующим признаком подобного типа культуры служит высокое авторское самосознание, о котором уже говорилось много. Его наличие в древнерусской культуре рассматриваемого времени не вызывает сомнений. Доказательством тому служит не только стремление авторов произведений зафиксировать свое имя на своем изделии или рукописи, но и поиски новых необычных форм, могущих адекватно выразить новое содержание, зачастую глубоко личное переживание. Авторская свобода проявилась как в свободном выборе и интерпретации христианской символики, так и в выработке своеобразного языка, своей образной и стилевой системы. Известно, например, что люди той эпохи смело брались за сочинение своих собственных молитв и церковных песнопений. Их еще не ограничивал «чин», четко замыкавший свободу творчества задаваемым образцом.

Наконец, культуру XI–XIII вв. следует признать основанной на качестве и неравенстве. Осваивая новую – христианскую – концепцию человека, русская культура XI–XIII вв. делала ставку на качество создаваемых произведений литературы и искусства, наполненность их новыми идеями и идеалами. Количественный показатель в данных культурно-исторических условиях не играл большой роли. Например, строительство огромных по размерам Софийских соборов с дорогими мозаиками, фресками, иконами, церковной утварью. Столь же монументальны и соборы Спасо-Преображенский и Бориса и Глеба в Чернигове (1036 г. и конец XI – начало XII вв.), монастырские соборы Новгорода Великого (Рождественский Антониева монастыря, 1117 г.; Георгиевский Юрьева монастыря, 1119 г.) и другие сооружения того времени. Стиль монументального историзма как нельзя лучше отражает это стремление к качеству, предпочтение, отдаваемое качеству перед количеством. Примером же отношения к равенству и неравенству служит то пренебрежительное именование некрещеных народов «погаными» и то чувство превосходства, которое испытывали славяне от приобщения к великой мировой религии и культуре.

В целом «весна Средневековья» на Руси характеризовалась наличием ярких черт культуры «личностного» типа: антропоцентризмом, формированием новой системы ценностей, поиском путей личного спасения и нравственного совершенствования, формированием идеалов князя, дружинника, монаха, священника, купца, крестьянина; открытием линейного времени, появлением историзма, проявлениями принципов новизны, качества и неравенства, освоением новых жанров в литературе и новых видов в искусстве, наличием внежанровых произведений, динамичным развитием культуры в целом. Особую роль начали играть города, превратившиеся в центры новой культуры «Души».

Глава IV. Расцвет культуры «Души»

1. Особенности развития Руси во второй половине XIII–XV вв

Особенности развития Древней Руси обусловливались не только феодальной раздробленностью, начавшейся, по утверждению летописей, еще в 1132 году. Огромную роль в этом процессе сыграло нашествие Батыя и наступившее затем на два с половиной столетия «затмение Солнца» – иго Золотой Орды. Монголо-татарские рати 1237–1240 гг. обескровили страну экономически, физически, материально, но не прервали развития культуры «Души», а лишь придали ей трагический отсвет. Враги истребили большую часть населения, разграбили накопленные богатства страны, разрушили города, села, монастыри, храмы, увели в плен огромное число мужчин (в особенности ремесленников), женщин и детей.

Археологи отмечают резкий спад по сравнению с предыдущим периодом находок из драгоценных металлов, уникальных по технике исполнения и просто дорогих изделий в слоях второй половины XIII–XIV вв. на территориях, подвергшихся нашествию Батыя и последующих ратей монголо-татар. На многие десятилетия прекратилось каменное строительство. Первая каменная церковь после нашествия Батыя была построена лишь в 1285 г. в Твери князем Михаилом Ярославичем, его матерью Оксиньею и епископом Симеоном. Обращает на себя внимание, что ее посвящение было изменено: «прежде было Козма и Дамиан, и преложиша во имя святого Спаса честнаго Преображения». [366] В Новгороде Великом первая каменная церковь Николы на Липне была построена еще позднее – в 1292 году. Вместе с мастерами, уведенными в Орду, исчезли секреты сложнейшей техники перегородчатой эмали, привезенные в свое время из Византии. Началась деградация мастерства и тех художников и ремесленников, кто оказался в плену у ордынцев. Замолкли песни, а смех превратился (по любимому выражению летописцев) в плачь… Как писал в одном из своих поучений Серапион Владимирский, даже спустя 40 лет после нашествия Батыя в стране чувствовались «томление и мука»: «Какия казни от Бога не восприяхом? Не пленена ли бысть земля наша? Не взяти ли быша гради наша? Не вскоре ли падоша отци и братья наша трупиемь на земли? Не ведены ли быша жены и чада наша в плен? Не порабощени быхом оставшеи горкою си работою от иноплеменник? Се уже к 40 лет приближаеть томьление и мука, и дане тяжькыя на ны не престануть, глади, морове живот наших, и в сласть хлеба своего изъести не можем, и воздыхание наше и печль сушать кости наша». [367] Все это придавало русской культуре особый – мученический – характер.

366

ПСРЛ. Т. XVIII. СПб., 1913. Л. 8.

367

Поучение преподобнаго Серапиона // ПЛДР. XIII век. М., 1981. С. 444.

Первые годы под игом были самыми тяжелыми, они породили ощущение близости конца света, что переживалось народом крайне остро. Вспоминались и слова Апокалипсиса о признаках кончины мира сего, и «Откровение» Мефодия Патарского о явлении неведомого народа, который пленит многие страны и с которым отождествляли монголо-татар: «…явишас языци, их же никто же добре ясно не весть, кто суть и отколе изидоша, и что язык их, и которого племени суть, и что вера их. …о них же Мефодии Патомьскыи епископ сведетельствует, яко си суть ишли ис пустыня Етриевьскы сущее между встоком и севером, так обо Мефодии рече, яко ко скончанью времен явитися тым яже загна Гедеон, и попленять всю землю». [368] Широкое распространение получают иконы и фрески, изображающие «Страшный суд». Под панорамную картину страшного суда начинает отводиться вся западная стена основного объема храма. Выходя из церкви после богослужения, прихожане видят именно эту сцену, она – последнее, что фиксирует взор и что остается в памяти надолго, как предостережение, напоминание, призыв! Страх вытесняет любовь, плач сменяет радость…

368

ПСРЛ. Т. 1. М., 1960. Стлб. 444–445.