Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Аня Каренина
Шрифт:

— Они и Фуко цитируют, и Лакана, удивительно, как Вейнингера пропустили, — заметил Каренин, стараясь хоть немного подсластить себе пилюлю.

— Вей… Как?

— Отто Вейнингер. «Пол и характер» — занимательная книга, автор, блистательный учёный, выдающаяся личность, застрелился в двадцать три года. Причём снял для этого квартиру в доме, где жил Бетховен. Доказал в своей книге, что эмансипация для женщины — это смерть. Как в анекдоте, знаешь? Реплики в трамвае: одна говорит: «Женщины больше не нужны!», ей отвечают: «А женщин больше и нет!» [3] В общем Вейнингер это предсказал.

3

ВЕЙНИНГЕР (Weininger) Отто (1880–1903) — австрийский философ и психолог. Автор концепций биполярности

и бисексуальности. Окончил Венский университет, в котором изучал философию, биологию, психологию, физику и математику (д-р философии, 1902). Испытал влияние философии Платона, И. Канта, Р. Авенариуса и др. Написал несколько работ по проблемам любви, пола и искусства (в том числе книгу «Генрик Ибсен и его драматическая поэма „Пер Гюнт“»), в которых рассматривал проблемы эротики, ненависти, любви, преступления и др. В 1903 г. опубликовал основную книгу «Пол и характер. Принципиальное исследование» (в рус. пер. изд. в 1992), в которой проанализировал значительную совокупность биологических, физиологических, психологических, сексуальных, социальных, нравственных, эстетических и других начал и характеристик мужчин и женщин. Изложил основы концепций биполярности и бисексуальности. Стимулировал сексологические исследования. Покончил жизнь самоубийством. Перед смертью написал: «Я убиваю себя, чтобы не иметь возможности убивать других».

— Как ты говоришь? Отто Вейнингер? «Пол и характер»? Надо будет почитать, — Левин сделал пометку в блокноте. — Ну в общем, как видишь, плодотворно добиваю женское население нашей страны пропагандистскими методами. Кстати, мне тут из издательства прислали конверт с приглашением. У нас по легенде это издательство имеет эксклюзивное право на перевод, издание и продажу сочинений Ежтова Анненского в России. Короче, присылают они мне недавно приглашение прочитать курс лекций, и кому бы ты думал? Ни за что не догадаешься! Обществу радикальных феминисток! А общество называется «Розовые пантеры». Я вообще чуть не умер! Я там на их сходняке должен был выступить с программой перевоспитания мужчин. Можешь себе представить? Я тебе сейчас прочитаю, — Левин достал из ящика стола письмо. — Вот! «Ещё просим вас уделить хоть немного внимания такому вопросу, как преобладание в языке фаллических символов над вагинальными. Может быть, у вас есть какие-то разработки, касающиеся насыщения языка вагинальной символикой?…»

— Боже мой! — Каренин потёр себе лысину. — Это как?

— Ну, везде, где имеется в виду что-то вроде «твёрдой палки», надо будет говорить — «тёмная дырка».

— Бред… А что за псевдоним? Почему польский?

— Польским он вышел случайно. Это анаграмма. Вот, я Марии Николаевне рисовал даже, она никак поверить не могла, что Ежтов Анненский из этого слова получается. Левин протянул Каренину бумажку с рисунком.

— Ого! — Каренин был до крайности потрясён способностями Левина, причём потрясён в высшей степени неприятно. — Да… Не ожидал… Хотя, знаешь, я думаю, что из-за таких, как ты, — мы так и живём.

— Что ты имеешь в виду? — с Левина внезапно слетело его благодушие. — Кто это «вы»? Ты, что ли, из-за меня плохо живёшь?

— Общество! Я думал, что мы вроде как собак бешеных отстреливаем. Грязь вычищаем туда, где ей место! А ты что делаешь? Плесень эту подкармливаешь? Так, может, не читала бы баба твоих книжонок — была бы нормальная жена и мать! Не думала бы о том, что ей надо «личностью» где-то на работе становиться! Примеры им приводишь — Хакамада вот, мол, есть! Да таких, как Хакамада, — одна на миллион! Эта и сама знает, что ей по жизни нужно, и, между прочим, детей у неё двое! А вот взять хотя бы Марию Кюри! Премии Нобелевские — две! По физике и химии! В начале века получила! И, между прочим, замужем была! И не мешал ей никто! И что? Все, кто тебя читает, кюри и хакамады? Нет! Большинство из них самые обыкновенные женщины! Они могли быть счастливыми, если бы не ты!

— Эй! — Левин от возмущения даже забыл, что хотел отделаться от Каренина по-быстрому. — Да ты думай! Что у них, своих голов на плечах нет? Можно подумать, это с меня всё началось! Типа всё было в полном шоколаде, и тут появляется злобный урод Анненский, и всему кирдык. Все в одночасье становятся стервами, начинают карьерничать, детей перестают рожать! Это и до меня было! И не надо тут говорить, что, мол, я своими книгами этот звездец устроил!

— А кто тебя читает? Законченные стервы

и истерички твоих книг не покупают! Читают всякие «Основы феминизма» да гендерную муть! Твои книжонки покупают тётки, не обремененные особым образованием и, как говорится, несложной душевной организации — такие, знаешь, русские Грушеньки, которые хотят ещё какого-нибудь мужика завлечь, женить и удержать. Купит такая Грушенька твой опус, начнет, понимаешь, исполнять, останется одна, истерией измучается, и получай фрукт-продукт — феминистку русскую! Бабу без мужа, без детей, вкалывающую в какой-нибудь торговой конторе с девяти утра до восьми вечера, которая все ночи в подушку плачет оттого, что не она Хакамада, что у ней способностей не хватает или что она толстая или глупая, — короче, обвинит во всём себя, по русскому обычаю, и в петлю!

Левин нервно заходил по комнате.

— Ты не прав! — он остановился перед Карениным. — Мария Николаевна мне знаешь что сказала?

— Что тебе сказала Мария Николаевна?

— Что она после двух страниц поняла — если бы начала следовать этому, то через пару лет алкашкой была бы привокзальной! Что любая проститутка должна работу свою любить — мужиков, значит, — только тогда можно чего-то добиться. И с любой тёткой так! Та, что мужика своего любит, никогда не станет так поступать!

— А если мужик долбанутый? С детства воспитанный на равенстве полов? Если он сам от неё требует самостоятельности, всякой там общественной деятельности, денег, в конце концов?

— Значит, такой тётке мои книжки — в самый раз! Будет знать, как сделаться самостоятельной общественницей. И себе забава, и мужу нравится, что жена продвинутая.

— И что, ей от этого будет хорошо? Счастье великое?

Левин замолчал. Он долго ходил по кабинету, потом закурил, налил себе в стакан коньяка и залпом выпил. Потом снова обернулся к Каренину:

— А знаешь, я понял: ты мне завидуешь. Ты же у нас, блин, интеллигенция. Ты кто? Кандидат наук, кажется? А каких наук-то?

— Исторических, — лицо Каренина окаменело.

— А, исторических… Так вот, историк ты хренов, думаешь, я не вижу, что ты к нам с презрением относишься, мол, вы тут все сутенёры, торгаши, а я вот за идею борец, собак бешеных из женского племени вычищаю. Что ж ты жену-то свою бросил и детей? Борец хренов… Что ж ты своё родное не осчастливил? Где дочка твоя сейчас? На панели, может, подрабатывает, может, в одном из наших «караванов» едет? Что же ты такой чистый, пушистый и белый, семью свою бросил? Что ты тут с нами делаешь? А я тебе скажу — деньги любишь. И девок этих возишь, ненавидишь их, а возишь — за деньги. Жадность покоя не даёт…

— Мы с тобой, Лёшенька, поговорим ещё, — зло отчеканил Каренин и пошёл к двери.

— Сдать меня собрался? Стукануть хочешь? — крикнул ему вслед Левин. — Так я тебя, милый, самого в бордель продам потом. Слышишь, Каренин?!

Алексей Иванович вышел на грохочущий проспект. Лицо горело, руки тряслись, ноги ступали уверенно и пружинисто, словно были готовы к прыжку.

— Отойди от машины, урод! — крикнул он на какого-то мальчишку, который разглядывал джип.

— Сам урод старый! — ответил мальчик.

Вдруг Каренин словно озверел, набросился на застывшего от неожиданности подростка и принялся методично избивать того кулаками в голову, под дых, свалил на землю, бил ногами. Люди стали останавливаться, кто-то крикнул: «Милиция!» Алексей Иванович, услышав это, немного пришёл в себя, встряхнулся.

— Понял теперь, кто тут урод? — он плюнул на лежащее в пыли тело.

— Понял… — прохрипел в ответ избитый мальчишка. — Ты! Урод и старый козёл, пидор вонючий!

Каренин занёс было ногу над головой пацана, чтобы одним ударом размозжить этого наглого щенка, но тут откуда-то сверху раздался истошный женский крик:

— Ой! Серёженька! Сыночек! Милиция! Петя, звони «02», там нашего сына убивают!

— Повезло… — прошипел Алексей Иванович, быстро сел в машину, резко дал газу и успел выехать из двора, прежде чем кто-то смог сообразить, куда прикреплён номерной знак его машины.

Происшедшее не помогло ему выпустить злобу, наоборот, Каренина взвинтило так, что казалось, у него вот-вот все клапана сорвёт. Сейчас он даже жаждал, чтобы кто-нибудь перешёл в неположенном месте улицу и его можно было бы размазать по асфальту! Лучше, чтобы это была женщина! Алексей Иванович возненавидел женщин после разговора с Левиным. Вся жизнь этой сволочи вертится вокруг них! Этот козёл только о них и думает — на работе, на отдыхе, ещё и книги для них пишет! Удивительно, как он до сих пор для них не открыл бесплатных салонов красоты и пенсий не назначил! Левин! Левин — женский психолог!

Поделиться с друзьями: