Аня

И почему так не везет? Она сердито захлопнула пудреницу. Вон Анька — тощая как селедка, ни ума, ни образования — до сих пор в медсестрах застряла, непонятно, за что ей красный диплом дали. И вечно ходит с кислой физиономией, решает вселенские проблемы. А такого мужика отхватила — и врач, и бизнесом занимается, и внешность — закачаешься. Одно радует: Анька из-за беременности подурнела. Губы расплылись, на лице едва заметные, но все-таки пигментные пятна. И талия ее знаменитая поехала во все стороны. А Ленечка ее заторможенный ничего этого не видит. Пойди разберись, почему одним все, а другим ничего?

Вот и последний роман разбился вдребезги, похоронив надежды на полную и безоговорочную капитуляцию Саши, несмотря на то, что она все сделала как надо. Пустила в ход весь богатый арсенал улыбок, многообещающих взглядов и тщательно отработанного кокетства. Саша удачно отыскался среди пациентов, преимущественно пожилых, так что постылая больница тоже могла быть иногда полезной. Она самоотверженно бросилась на восстановление здоровья Саши, что было не особенно трудно — так, пустяки, но сумела ему внушить, что без ее профессиональной помощи прогноз в отношении здоровья был бы весьма неутешительным, а также неизвестно, что ждет его дальше без неусыпного внимания впервые по-настоящему влюбленной женщины.

Саша, штурман дальнего плавания, был несколько ошеломлен бурным натиском Ларисы и, несмотря на досадную помеху в виде жены и ребенка, уехавших в гости к бабушке, взят на абордаж, пленен и приведен в состояние полной зависимости.

Всего неделя понадобилась им для того, чтобы проверить чувства. А потом она собрала вещи и окончательно перебралась к Саше, потому что жить друг без друга они уже не могли. Родители не возражали — не хотели мешать счастью дочери. К тому же в наше время никого не интересуют глупые условности в виде штампа в паспорте. Все живут в гражданском браке — и ничего. Правда, Лариса не собиралась быть неизвестно кем и планировала оформить отношения. Сразу же после того, как Саша закончит формальности с бывшей женой.

А пока они наслаждались безмятежной идиллией в его квартире. Пришлось немало потрудиться, чтобы навести в ней уют и порядок. Лариса обводила хозяйским взглядом свое будущее гнездышко: конечно, надо сделать ремонт, купить новые шторы и выбросить эту кошмарную люстру, но чуть позже. Хлопоты по обслуживанию Саши были приятны, хотя и многочисленны: приготовить, накормить, подать чисто выстиранную и отутюженную рубашку, вывести на прогулку. Она полностью растворилась в любимом человеке. И что получила в благодарность? Ни-че-го! А ведь была настолько деликатна, что никогда не подходила к телефону, чтобы не поставить Сашеньку в неловкое положение. Мало ли кто мог звонить? Даже жена, пока не подозревавшая о том, что она уже бывшая. Но Лариса считала непорядочным вмешиваться и форсировать события. Лишь позволяла себе тактично напоминать о том, что пора бы уже и расставить все по своим местам. Саша отмалчивался или переводил разговор на другую тему. Но Лариса настаивала, и это было справедливо: ведь она пожертвовала всем ради любимого человека и рассчитывала на ответный шаг с его стороны.

Дождалась. Саша, собираясь в рейс, мямлил, ходил вокруг да около и вдруг бухнул: дескать, они должны расстаться. Потому что он, видите ли, не может предать жену и сына. Вспомнил. Осенило его. А то, что она тоже живой человек — это не считается. И убеждала, и просила, и пугала тем, что он без ее любви и заботы пропадет. Но ничего не подействовало — ни слезы, ни упреки, ни разумные доводы. В сердцах кое-как побросала вещи в чемодан и ушла. Но обида грызла, не отпускала. И девать себя было совершенно некуда. Аньке позвонить, что ли? Так хочется выговориться…

— Алло, это регистратура? Из терапии звонят. Доктор Печерникова. Будьте любезны, пригласите Мельникову из процедурного, — велела она, усвоив властно-холодный тон в общении со средним персоналом. — Хорошо. Жду. Аня? Анечка, солнышко, привет. Как дела? Нормально?

— Нормально. А почему звонишь на работу? Что-то случилось?

— Случилось, — понизив голос и оглядываясь на дверь, мрачно созналась Лариса. — Мы с Сашей как бы расстались. Я его послала куда подальше. Надоел.

— Да что ты! Не может быть!

— Легко. Послала — хоть душу отвела. А настроение все равно паршивое.

— Бедная ты моя, — посочувствовала Аня. — Приходи ко мне после работы. Поговорим. Я ужин приготовлю.

— Приду, — пообещала Лариса. — Я теперь женщина свободная.

— Договорились. Часов в пять устроит?

— Устроит.

— Ну все, до вечера. Жду! — И Аня повесила трубку.

Глава пятнадцатая Слишком много «но»

Бедная Лариска! И почему ей так не везет? Когда она переживает очередной крах очередного романа, всегда первым делом прибегает, выпаливает бесконечную тираду о коварстве мужчин вообще и ее избранника в частности. Аня сочувствует ей, почему-то испытывая неловкость оттого, что у нее самой все в порядке. Только в порядке ли?

Если покопаться в глубине души, в самых потаенных уголках, хочется взвыть в голос: счастливая семейная жизнь, кажется, не удалась. Но вслух в этом признаться совершенно невозможно, особенно подругам. Один только раз не выдержала, позорно разоткровенничалась с мамой. Но мама — человек правильный, все поймет и никому не расскажет. Больше они к этой теме не возвращались, и мама думает, что все наладилось.

На самом деле она уже совсем было собралась уйти от мужа, но, узнав о беременности, передумала. Ей казалось, что сын или дочь (все равно, кто, лишь бы здоровым был) придаст смысл их совместному существованию, безрадостному и тягостному для нее, но, кажется, вполне сносному для Лени. Аня старательно скрывала тоску, наползающую серую безнадежную скуку. Было мучительно стыдно потому, что она совершила ошибку и несправедливо, мимоходом разрушила жизнь хорошего парня.

Никто в целом мире не мог бы понять, почему она чувствует себя несчастной. Да она и сама с трудом могла бы сформулировать перечень причин, по которым муж ее раздражал. Она старалась быть объективной и уговаривала себя: Леня имеет массу достоинств и, что немаловажно, неплохо зарабатывает. И, верно, будет хорошим отцом — вон как обрадовался, когда узнал о будущем ребенке. Но… вокруг вырастали сплошные «но», укоризненно покачиваясь, настойчиво напоминая о мелочах. Действительно, мелочах, недостойных упоминания.

Основное «но» выглядело так: муж вел жизнь, нацеленную на удовлетворение элементарных потребностей, почти исключительно физиологических, а именно: вкусно есть, с удовольствием пить, комфортно отдыхать и получать общедоступную информацию — что в мире произошло плохого и какое счастье, что не с нами. Про «дышать» не будем, это само собой разумеется, но Аня от такой жизни задыхалась. Она давно усвоила основное правило: говорить лишь минимум. Что приготовить на ужин, какую рубашку выгладить на завтра и не пора ли купить зубную пасту, а то наша, кажется, уже почти заканчивается. По опыту знала, что стоит забыться и начать «философствовать», по Лениному определению, как ее восторженные высказывания вызовут насмешки. В лучшем случае. В худшем — взрыв негодования.

В число второстепенных «но» входил так называемый активный отдых с элементами заготовительно-фуражирских мероприятий: рыбалка, сбор ягод, грибов и многого другого, растущего и плавающего в природе. Слава Богу, не ползающего, прыгающего и летающего. Тягостны были эти вылазки отнюдь не потому, что после них наваливалась усталость. А опять же — из-за ерунды. Подумаешь — нашли на поляне цветок необыкновенной красоты. Аня даже вскрикнула: никогда такого не видела. Нежный, хрупкий, с лепестками золотистого цвета, сложенными в колокольчик, склоненный на длинном тонком стебле. Леня подскочил, изумился и надломил стебель. «Зачем? Ну объясни, зачем ты это сделал?» Муж обиделся. Хотелось наговорить кучу гадостей. Потому что дело не в цветке. А в том, что Леня (как и его мама) все, что видит, должен непременно употребить. Запихать в себя через все мыслимые отверстия. А то, что не запихивается, — лишнее. Никому не нужное и неинтересное.