Анжей и тетушка Стефания

Пани Стефания расположилась на завалинке позади дома и пьет хлебный квас из кружки. Подле нее с кувшином в руке стоит Гражина. На скамейке в тени старой яблони сидят обе панночки – Настузя и Францишка. Настузя все больше помалкивает, зато Францишка говорит за двоих. Она конопатая, курносая, глаза у Францишки шальные, а губы припухшие и яркие, будто вишня. Это Францишка, когда Анжей выбрался на берег озера, наградила его двумя звонкими оплеухами и оттаскала за волосы. Францишка собиралась проучить Анжея сама, но благоразумная Настузя уговорила подругу отвести его к тетушке.

– Ах, Анжей, Анжей! – укоризненно качает головой пани Стефания, выслушав Францишку. – Дня не проходит, чтобы ты какого-нибудь коленца не выкинул. Бес что ли в тебя вселился?

– Это у него такой возраст, – говорит негромко Гражина.

Из сада выходит Инга с пучком крапивы в руке.

– Вот, пани Стефания, я молодой нарвала. Она больнее жжется.

Анжей, услышав про крапиву, ежится, а панночки принимаются хихикать.

– Подглядывать за девицами это гадко и неприлично, – выговаривает племяннику пани Стефания. – Ты же уже взрослый, Анжей, а ведешь себя, как мальчишка. Коли так, то и я стану обходиться с тобой, как с мальчишкой. Ну, чего ждешь? Ступай на лавку.

Францишка и Настузя поднимаются и отходят в сторонку. Анжей чувствует, как от стыда у него горят уши. Стараясь не глядеть на панночек, Анжей расстегивает пояс, спускает штаны до колен и ложится на лавку ничком.

– И кальсоны, – напоминает племяннику пани Стефания.

– Нет, тетушка, кальсоны не стану снимать! Хоть режьте меня, – говорит Анжей.

– Стыдно, поди? – спрашивает тетушка.

Панночки снова принимаются хихикать.

Склонившись над лавкой, Гражина сдергивает с Анжея кальсоны. Пани Стефания натягивает рукавичку и берет у Инги крапиву.

– Бедный Анжей, – вздыхает Гражина и садится Анжею на спину. – Снова тебе достанется. Хорошо, хоть не розги.

– Станешь просить у панночек прощения, – говорит тетушка.

Пани Стефания стоит возле скамьи с пучком крапивы в руке. На тетушке короткий сарафан, и Анжей, лежа на скамье, разглядывал полные икры тетушки и её крепкие щиколотки. Сквозь ветви яблонь льется белый полуденный свет.

Лицо пани Стефании становится отстраненным и строгим. Она принимается хлестать Анжея крапивой. Анжей негромко охает. Молодая крапива немилосердно жжется! Он вертелся на скамейке, а тетушка не торопясь стегает его по ягодицам и ляжкам.

– Проси у панночек прощения! – велит племяннику пани Стефания.

– Не упрямься, хуже будет, – советует Гражина.

Она больно дергает Анжея за волосы и заставляет поднять голову. Панночки стоят в трех шагах от лавки и с азартом следят за наказанием. Францишка торжествующе улыбается и показывает щербину между верхних зубов, Настузя тоже улыбается, но как-то невесело, и Анжею кажется, что панночка его жалеет.

– Пожалуйста, простите меня, – просит Анжей. – Простите, что я подглядывал… Ай!… Я никогда больше не стану… Честное слово… Ай, как же жжется!… Францишка, прости меня и ты, Настузя тоже прости…

Голос у Анжея дрожит. Лиловые волдыри сплошь усыпали его ягодицы и ляжки, и спину.

– Инга, поучи немного мальчишку, – просит пани Стефания горничную. – А то я замаялась что-то.

Инга надевает рукавичку и, берет порядком измочаленный пучок крапивы. Горничная стегает Анжея по голеням, охаживает по бокам и плечам. У Инги застывшее, будто маска лицо, но глаза возбужденно блестят.

– Вот так! Так… – приговаривает пани Стефания, прихлебывая квас из кружки. – В другой раз не стаешь подглядывать!

– Не буду! Не буду… Довольно уже! – упрашивает тетушку Анжей и вертится на лавке.

Ему ужасно стыдно перед панночками, а еще крапива жжется, так, что нет сил терпеть. Анжей ничего не может с этим поделать, и слезы сами собой льются из глаз, будто из садовой лейки.

Смеркается. Анжей лежит ничком на кровати. Прикосновения одежды к обожженной крапивой коже весьма болезненны, поэтому Анжей лежит совершенно голый, укрывшись простыней. Исхлестанное тело зудит, и ужас, как хочется расчесать волдыри, но Анжей терпит.

Когда за окнами уже совсем стемнело, во флигель заглядывает пани Стефания. В одной руке тетушка держит зажженную керосиновую лампу. В другой руке у нее склянка с мазью.

– Наверное, чешется, сил нет? – спрашивает тетушка.

– Ужас, как чешется, – вздыхает Анжей.

– Ну, я полагаю, ты уже достаточно наказан.

Пани Стефания склоняется над кроватью и откидывает простыню в сторону. Анжей всхлипывает и прячет лицо в подушку.

– Главное не расчесывать, и все до завтра пройдет, – обещает тетушка.

Она открывает склянку и легкими касаниями начинает накладывать мазь на ляжки, ягодицы и спину Анжея. У мази горьковатый и пряный запах, похожий на запах полыни. Сперва Анжею кажется, что мазь нисколько не облегчает его страданий. Но вскоре ожоги перестают гореть, и зуд, который донимал его весь вечер, стихает.

– Ну, вот и все, – говорит пани Стефания и закрывает склянку.

– Спасибо, тетушка.

– Сладких снов, Анжей.

Пани Стефания целует племянника в макушку и уходит.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Покуда они гуляют по березняку, Злота то и дело останавливается, чтобы собрать лесную землянику. А Анжей землянику не собирает, он любуется Злотой. Когда панночка улыбается, на ее щеках появляются две ямочки. Глаза у Злоты голубые и яркие, будто льдинки. Сквозь рассыпанные по плечам, волосы панночки светит солнце.

Злота спрашивает его о чем-то и смеется, но Анжей ее не слышит, у него в голове стоит веселый звон. Анжей не может удержаться и целует Злоту в испачканные земляникой губы.

– Что это ты еще выдумал? – спрашивает Злота.

– Злота, я с ума по тебе схожу!

Панночка смеется и идет дальше по тропинке.

– Злота! Злота…

– Анжей, – сказала панночка строго. – Веди себя прилично, а иначе я пожалуюсь твоей тетке. И тебе влетит. Не лезь ко мне целоваться. И руки не распускай. Запомни, мы с тобой друзья.

– Злота!

– Анжей, у меня есть жених.

– Жених? – переспрашивает Анжей.

Он остановился на тропинке и с недоверием и обидой глядит на панночку.