Апгрейд. Первый отряд

Я помотал головой, развеивая дурные воспоминания и мысли.

Совсем молодые парни и девушки, дети и подростки, ни одного взрослого и уж тем более пожилого, я не увидел.

Большинство ребят были обезвожены и истощены. Ну, хоть раненых нет, уже хорошо.

Нужно было осмотреть каждого на наличие укусов и царапин, и взять кровь на анализ. Все пробирки с кровью, мы заботливо укладывали в ящик.

Я первым делом подошeл к совсем маленькому мальчику, ему на вид было не больше пяти лет.

Мальчик смотрел на меня с испугом.

— Эй, привет, как ты? — я погладил его по голове.

— Больно. — тоненьким голоском произнeс он.

— Где болит?

Он протянул мне правую ручку.

Я закатал ему рукав и ахнул.

На маленькой, тонкой ручке, виднелись следы от свежего укуса.

— Мама. — всхлипнул он в унисон со мной.

— Как тебя зовут?

— Паша.

Я опустил его рукав и приложил палец к губам.

— Только тсс… Это наш секрет, хорошо Паша?

Он слабо улыбнулся и зевнул.

— Ты пока поспи. — я вновь погладил его по голове. — Я скоро приду.

Я смахнул выступившие слeзы, и пошeл дальше.

Одного из ребят, на этот раз девчушку лет пятнадцати, вывели из кабинета.

— Куда еe? — спросил я у вояки.

— Она заражённая. — ответил он, глядя в пол.

— Еe убьют? — шёпотом спросил я, дабы не сеять панику среди ребят.

— Она уже мертва.

Я попытался сглотнуть ком в горле, которого не было.

На других не было укусов. Я мысленно поблагодарил Бога, в которого не верил.

Уже поздним вечером, Лариса Михайловна ушла, забрав с собой пробирки с кровью.

Я до боли грыз ногти, решая, что делать с Пашкой.

Самое ужасное, что решение пришло ко мне само.

Я сидел за столом Ларисы Михайловны, не смея заснуть.

Около двух часов ночи, мальчик поднялся с постели и маленькими шагами побрeл к соседней койке.

Я встал, взял со стола пистолет и снял его с предохранителя.

— Пашка, ты в туалет хочешь? — мой голос дрожал.

Мальчик повернулся на звук.

Ребeнок с мeртвыми глазами, в упор смотрел на меня, клацая ещe молочными зубами. Вдруг он дeрнулся в мою сторону.

Он был всего в полуметре от меня, когда я нажал на спусковой крючок, выстрел заглушил мой крик.

Я громко всхлипнул и покачнулся, чьи-то руки порывисто прижали к себе.

В свои двадцать шесть лет, я рыдал словно девчонка на плече молодого парнишки, на которого чуть не напал Пашка.

Тот хлопал меня по спине и что-то шептал.

— Спасибо тебе, до гроба обязан буду, брат. — сказал он и отпустил меня.

Я утeр нос рукавом белого халата и взглянул на ребят. Кто-то подскочил со своих коек, кто-то испуганно смотрел. Одно было ясно, проснулись все.

Через мгновение после этого, забежал парень с автоматом в руках.

— Кто стрелял?!

— Я! — еле удержался, чтобы не поднести руку к пустой голове. — Мальчик, обратился.

— В кого?

— Блядь, в Румпельштильцхена! — зло прошипел тощий, мелкий парнишка. — Сам то как думаешь, даун?

— Костя, рот закрой. — послышался чей-то шепот.

— Это унести надо. — брезгливо поморщился солдат, кивнув на тело мальчика.

Я подошeл и взял его на руки.

— Куда?

— Пошли. — кивнул вояка, ещe больше скривившись, будто я не тело маленького мальчика несу, а мешок с мусором.

Мы, на грузовом лифте поднялись наружу.

Ледяной, декабрьский ветер сбивал меня с ног.

— В яму бросай! Завтра сожжём! — орал мне в ухо вояка.

— Похоронить нужно! — опешил я.

— Ты сейчас сам туда ляжешь! — дуло его автомата, смотрело мне в лицо.

— Прости меня, Пашка. — прошептал я и скинул тело мальчика к остальным, заснеженным телам.

Мне вдруг вспомнилось, как я копал чуть мёрзлую землю за нашим домом. Всё случилось так внезапно. Я приехал домой за день до дня рождения Лизоньки. Моей дочке исполнился только годик. Катя, моя чудесная жена, к моему приезду, научила говорить её слово папа. Я держал на руках мою заиньку и плакал, а она всё говорила, папа, папа, как заводная. Я был самым счастливым человеком на свете и благодарил Бога, за всё, что имею. Буквально через два дня, я всё это потерял. Проснулся утром от запаха глазуньи, поцеловал Катю, что хлопотала на кухне. Умыл, накормил, и посадил в манеж Лизоньку. Катя поцеловала меня в шею и выпорхнула из кухни. Спустя минут пятнадцать я заподозрил неладное.

— Катюша, ты чего там? — руки сами собой взялись за кухонный нож, армейская привычка, никогда не оставаться без оружия. — Катюш. — я медленно встал из-за стола, направляясь в спальню.

Лизонька ни с того ни сего заплакала. Я на секунду отвлёкся, повернув голову в сторону манежа. Тогда, на меня набросилась моя жена. Безумные глаза, изо рта капает слюна. Она вцепилась мне в лицо ногтями, даже не почувствовав нож, что по самую рукоять, вошёл в её грудь. Я провернул лезвие внутри её грудной клетки, вынув его. Она никак не отреагировала на это. Сознание услужливо подсказало.

Она больше не человек.

Дальше всё закрутилось в безумном вихре. И вот я уже сижу на полу весь в крови, рядом с телом моей жены, а в манеже рыдает моя маленькая дочка. Я вышел во двор и выкопал первую могилу. Только потом сообразил набрать армейским знакомым. Я осознавал, что сделал, и укрываться от правосудия не намерен. Знакомый капитан невнятно рассказывал про повсеместную истерию. Он же дал прямую наводку на полковника Зимина Станислава Сергеевича. Ведь сейчас я находился в его районе. Я позвонил, объяснил ситуацию, сказали ждать, за мной приедут. Что же теперь будет с Лизой? Наверное отдадут на воспитание Жанне Львовне, моей тёще. Я вернулся в дом и тут же замер от ужаса. Маленькая девочка, стоявшая в манеже, больше не была моей дочерью. И вот, я уже капаю вторую могилу, но поменьше первой. К дому подъезжает урал.

Я вернулся к ребятам, те до сих пор не спали.

— У вас режим. — буркнул я, не желая с кем-нибудь общаться.

— Да это понятно, пожрать есть чего? — спросил один, самый здоровый, и все остальные посмотрели на меня.

— Найдeм. — улыбнулся я, и отправился со своей бригадой в столовую на разведку.

Уже там, немного поспорив с сонной поварихой, я уболтал еe разогреть всем остатки ужина.

Постный суп без мяса, в овощном бульоне, сиротливо плавала капуста.

Ребята резво уплетали его и просили добавки.