Апокалипсис Томаса
Шрифт:
Скорее всего, звали его не Джэм Дью. Собственно, в Роузленде, где обман сидел на обмане и обманом же погонял, он мог зваться, скорее, Микки Маусом, чем Джэмом Дью. Так или иначе, его не отпускала тоска по Гонконгу.
Я вышел из домика садовника, заперев дверь на замок, и вернулся под прикрытие деревьев.
Теперь, вооружившись, я мог бы почувствовать себя в большей безопасности, но я не поддался этому искушению. Личный опыт научил меня, что излишняя уверенность — прекрасный повод для судеб вывести на сцену двух или трех крепких парней в шляпах с плоской низкой тульей и узкими, загнутыми кверху полями, которые захотят запереть меня в большой морозильной камере, чтобы превратить
Мне доподлинно известно, что парни в шляпах с плоской низкой тульей и узкими, загнутыми кверху полями всегда плохиши… и им это нравится. Наверное, так и останется загадкой, то ли такие шляпы превращают ранее мирных людей в социопатов, то ли социопаты тяготеют к таким шляпам, но министерству юстиции следовало бы провести соответствующие научные исследования.
Я продвигался на юго-юго-восток, с севера наползали облака, но впереди небо оставалось чистым, а землю заливали солнечные лучи. При других обстоятельствах я мог бы радостно гулять по лугу, напевая «Звуки музыки».
Разумеется, пусть «Звуки музыки» [20] едва ли не лучший фильм-мюзикл всех времен и народов, в нем полным-полно нацистов.
Глава 22
С ножовкой, замаскированной под ленч и лежащей в наволочке, я приближался к мавзолею с юга, сначала по высокой траве, потом пересек сорок или пятьдесят футов лужайки, безупречно выкошенной и пружинящей под ногами, словно перенесшейся в Роузленд из эротической грезы о поле для гольфа.
20
Фильм «Звуки музыки/The sound of Music» (1965 г.) удостоен пяти премий «Оскар».
Квадрат со стороной в сорок футов, без единого окна, сложенная из светлого известняка мегамогила, радовал глаз замысловатым карнизом и барельефами, изображающими стилизованные восходы и райские пейзажи. Вход — оребренная бронзовая дверь между массивными колоннами — располагался не с северной стороны мавзолея, обращенной к особняку, а с южной.
Согласно миссис Теймид, местоположение двери определили суеверия. Первоначальный владелец поместья полагал, что не будет ему удачи, если он, выглянув из любого окна своего дома, увидит вход в дом мертвых.
Тяжеленная бронзовая дверь-плита легко и бесшумно распахнулась на шарикоподшипниковых петлях. Мягко закрыв ее за собой, я включил свет: три люстры с золочеными листьями и множество бра.
Это огромное пустое помещение идеально подходило для крутой вечеринки на Хэллоуин. Потом я представил себе людей в арлекинских масках, танцующих с красноглазыми свиноприматами, и решил, что лучше проведу этот праздничный вечер дома, заперев двери и задернув шторы, спокойно обгрызая ногти.
Выложенные на стенах мозаичные, из стекла и керамики, панно воспроизводили знаменитые картины с библейскими сюжетами. Между панно располагались ниши для урн с прахом.
Все они, кроме трех, пустовали. После смерти основателя Роузленда, Константина Клойса, и его семьи последующие владельцы не хотели оставаться в поместье на веки вечные и выбирали для захоронения своих останков другое место.
Мальчик, не назвавший мне своего имени, предложил заглянуть сюда. Я подумал, что следует послушаться его совета перед тем, как возвращаться в особняк и освобождать беднягу.
Он предложил мне нажать «на щит, который ангел-хранитель держит над собой» на одном из мозаичных панно. Ранее я и не осознавал, что их четырнадцать и на каждом среди прочих изображен ангел-хранитель.
Названия картин отсутствовали, но под каждым панно выложили фамилию художника: Доминикино, Франки, Бономи, Берреттини, Цукки…
К счастью, не все ангелы вооружились щитом. И только один, на картине Франки, поднимал его над головой, защищая ребенка не от демонов, а от божественного сияния.
Красновато-коричневый щит украшало множество кусочков цветного стекла. После короткой заминки я провел рукой по щиту. Ничего не произошло.
Потом постучал костяшками пальцев тут и там, прислушиваясь, но никаких полостей не обнаружил.
И уже начал думать, что ошибся с выбором мозаичного панно, когда обратил внимание, что один из больших элементов мозаики, площадью примерно в квадратный дюйм, не соединен с соседними. Надавил только на него и почувствовал, что он подается, надавил сильнее, и со щелчком он ушел вглубь на дюйм.
Что-то зашипело, потом заурчало, и целая секция стены, высотой в семь футов и шириной в четыре, на которой и находилось панно, отъехала от меня. Остановилась в трех с половиной футах.
Между стеной толщиной в восемнадцать дюймов и замершей в глубине секцией с каждой стороны образовался зазор шириной в два фута. Узкие лестницы уходили вниз справа и слева.
Мне следовало предполагать, что я обязательно окажусь на месте Индианы Джонса, если моя полная приключений жизнь не оборвется раньше.
Решив, что обе лестницы ведут в одно место, я выбрал правую. Она круто уходила вниз. Я крепко держался за перила, понимая иронию ситуации: пережить нападения многочисленных социопатов, жаждавших убить все живое, и сломать шею, споткнувшись.
И действительно, обе лестницы вели в подземное помещение той же площади, что и мавзолей наверху, с потолком, отстоящим от пола на девять футов, и самой удивительной машиной, которую мне доводилось видеть.
Середину подземелья занимали семь сфер, каждая диаметром футов в шесть, соединенных с полом и потолком трехдюймовыми стержнями или трубами. Трубы-стержни оставались неподвижными, а вот гигантские сферы вращались так быстро, что их поверхности расплывались перед глазами, и хотя я понимал, что они изготовлены из металла, пусть и полые, выглядели они сверкающими пузырями, которые могут улететь в любой момент.
Вдоль северной стены, за исключением выходов с лестниц, и всей южной ряд за рядом располагались яркие маховики нескольких размеров, от маленьких, с компакт-диск, до больших, с канализационный люк… они крепились над корпусами в форме колокола и соединялись с ними посредством сверкающих шатунов, шкивов, поршней. Цапфы соединяли поршни с кривошипно-шатунными механизмами, и маховые колеса вращались, вращались, вращались, одни быстро, другие еще быстрее, какие-то по часовой стрелке, какие-то — против, создавая ощущение сложной синхронизации.
Время от времени с наружной поверхности то одного, то другого маховика к потолку взлетали снопы золотых искр. Нет, не искр, чего-то иного, мне неведомого. Импульсы золотистого света, формой напоминающие дождевые капли, не выстреливались, как настоящие искры, а скользили к потолку, где поглощались сеткой из медной проволоки, сложное плетение которой напоминало персидский ковер.
Если не считать медного потолка и бетонных стен, на все в этом бункере, на все видимые части этих сложных механизмов перед сборкой, похоже, нанесли покрытие из драгоценного металла, золота или серебра. Бункер напоминал мне шкатулку с драгоценностями: вокруг все сверкало, сияло, блестело.