Апокалипсис Welcome

Иоанн, в который раз за сутки, испытал чувство неловкости. К распухшему небу поднимались черные столбы жирного дыма, разбавленного огнем.

– Да, тут я дал маху, – признался он, не уставая поражаться, насколько происходящее напоминает ему картину художника Брюллова «Последний день Помпеи». – Но в свое оправдание хотелось бы сказать: ваши мастера спецэффектов, чьих достоинств я ничуть не умаляю, неправильно меня поняли. Я имел в виду конкретно греческий талант, который используют при взвешивании драгоценных металлов. Помнишь старую притчу про раба, коему дали золотой талант, а он зарыл его в землю? Это монета в семнадцать граммов.

– Про монету-то никто и не подумал, – расстроился Хальмгар. – Как видишь, все восприняли излишне буквально. И мне кажется, местный народ недоволен тем, что на него вдруг начали валиться пудовые куски льда.

Апостол промолчал, он смотрел на ГУМ. Главные башенки на центральном входе снесло градом под самое основание – они представляли собой груду бесформенных камней: изнутри, как листья салата, выглядывали кусочки зеленой черепицы. Левый подъезд сохранился на удивление неплохо, однако от правого осталась лишь половина: срезанная наискось, как масло ножом. Пролеты столетних лестниц упали вниз, тонны битого стекла превращались в хрустальные ручейки, плавясь от адского жара метеоритов. Под напором пламени почернел, потеряв остатки гламурного очарования, оливковый стенд с надписью Versace. Посреди дымящихся обломков одиноко высился фонтан: вода из чаши испарилась. Балансируя, как канатоходец на веревке, Иоанн поднялся на край стены, воздев руки вверх.

– И купцы земные восплачут и возрыдают о ней, – провозгласил он, обращая покрытое сажей лицо к дыму багровых пожарищ. – Потому что товаров их никто уже не покупает – золотых и серебряных, камней драгоценных и жемчуга, и всяких изделий из слоновой кости – и душ человеческих… И плодов, угодных для души твоей, не стало у тебя, и все тучное и блистательное удалилось от тебя… ты уже не найдешь его…

– Горе, горе тебе, город великий, одетый в виссон, порфиру и багряницу, — развернув полукругом огромные крылья, в унисон вторил ему ангел. – Ибо в один час погибло такое богатство! И все кормчие, и все плывущие на кораблях, и корабельщики, и торгующие в море, и, видя дым от пожара ее, возопили – говоря: какой город подобен сему городу великому!

Закончив цитирование, Хальмгар едва не свалился со стены. Его поразила открывшаяся картина: храм Василия Блаженного, словно находясь в центре невидимого силового поля, оставался невредим под градом метеоритов. Все пять его глав по-прежнему гордо устремлялись к черным облакам, и лишь центральная золотая маковка казалась поврежденной. Очевидно, падением небольшого частного вертолета, чьи обломки дымились у основания храма.

– Это Его любимая игрушка, – улыбнулся Иоанн, отвечая на немой вопрос. – Сам посмотри – прямо пряничный теремок из сказки. Даже у Сталина рука не поднялась подобную красоту сносить, а ты думаешь, у Бога поднимется?

– Понятно, – кивнул ангел, радуясь Божьему чуду. – Кстати, а что это за корабли, упоминаемые у тебя в тексте? Соответствия мало. У Москвы и моря-то никакого нет, кроме разве что Клязьминского водохранилища.

Иоанн безмолвным жестом указал на Москву-реку. Вода кипела, выплескиваясь из берегов бушующими фонтанами: их струи состояли из грязи, белого пара и мелких камней. Землетрясение заставило ее захлестнуть пешеходные тротуары, и волны, вырвавшись на свободу, с жадностью поглощали первые этажи соседних домов. Разрисованные цветами и звездочками прогулочные кораблики, взлетавшие, как ракеты, под давлением пара, стрелой пикировали на городские крыши, объятые пламенем. Один катерок, расколовшись пополам, рухнул в обугленном дворе Дома правительства. Там, в общем-то, уже не было ни дома, ни правительства – громоздящиеся друг на друге камни окружала расплавленная чугунная ограда. Окрестные мосты, треснув в середине, обрушились в реку, став похожими на грустных жирафов-самоубийц, по доброй воле опустивших с обеих сторон длинные шеи в кипящую воду со сварившейся рыбой.

– И посыпали пеплом головы свои, – вспоминая классику, продолжил Хальмгар. – И вопили, плача и рыдая… ибо опустел город в один час!

Толстое стекло курантов над мавзолеем лопнуло от жара, покрывшись сеткой трещин, Спасская башня сморщилась, издав судорожный скрип, наподобие проржавевших петель дряхлой двери. В отличие от Боровицкой, она не осела, а рухнула прямо, столбом, с кряхтением и звоном рассыпаясь на жернова идеально круглых каменных долек, как порезанная колбаса. Мавзолей без единого звука провалился вовнутрь… крупные обломки ощерились острыми зубами из темно-красного гранита. Ребристые колеса разбившихся курантов вывалились на площадь, словно кишки из вспоротого живота неизвестного великана. Тяжелые стрелки упруго напряглись: механическое сердце часов, корчась в звенящих конвульсиях, остановилось.

Два человека, дальновидно укрывшиеся от адского града под сенью куполов собора Василия Блаженного, радостно выдохнули. Одарив друг друга торжествующими улыбками, они сдвинули пластиковые стаканы с дешевым шампанским – их тихий треск прозвучал свадебным звоном. Оба собутыльника выглядели лет на пятьдесят. Первый – маленького роста, с проплешиной посреди жидких волос, закутанный в рваный сюртук и штаны от старого тренировочного костюма. Второй – худой и долговязый, с длинными усами под сломанным носом: за его плечами качались искореженные крылья, выдавая принадлежность к полку польских кирасир.

– Шарман, мон шери. – Наполеон Бонапарт с наслаждением наполнил легкие горьким запахом дыма. – Дождался наконец-то: хоть через двести лет, но все же снова увидел, как горит Москва. Только ради этого стоило воскреснуть. Пардон, любезнейший, отвернитесь на минутку: у меня третий оргазм.

– У меня уже шестой, – смущенно признался польский комендант Кремля Николай Струсь [94] . – Такая ностальгия… все полыхает, ломается, падает. Еще бы закусить человечинкой, Минину с Пожарским морду набить, и – полная нирвана. Интересно, а наше телевидение это будет транслировать?

94

4 ноября 1612 года осажденное в Кремле польское войско вместе с полковником Струсем сдалось на милость русского ополчения.

– Жесть, – показал большой палец Наполеон и фирменным жестом заложил за отворот сюртука правую руку. – По поводу Пожарского – очень вас понимаю. Я тоже вчерась прицепил к треникам парадную саблю, пришел на аудиенцию к фельдмаршалу Кутузову, а его и след простыл. Они вместе с адмиралом Нельсоном и Моше Даяном [95] уехали к воскресшему офтальмологу Федорову новые глаза вставлять. Определенно зря. Черная повязка, пересекающая лицо, отсвечивает в обществе модным гламуром.

95

Министр обороны Израиля, одержал победу в Шестидневной войне. Как Нельсон и Кутузов, был слеп на один глаз и носил на лице черную повязку.

С переливавшегося багровой мутью неба пушистыми хлопьями посыпался черный пепел – совсем как в первый день Апокалипсиса. Ветер тут же разнес порошинки по улицам и переулкам, игриво закручивая их в спирали. Град прекратился, а небеса иссякли, устав плеваться метеоритами, грохот и гул умолкли, разразившись раскатами прощального эха. Земля больше не дрожала – она затихла, обожженная лавой, истерзанная сотнями проломов. Кипящая река вернулась обратно в свои берега, булькая и шипя от недовольства. Огромный город лежал в руинах: над Красной площадью повис мертвый туман из непроницаемой пыли, смешавшийся с дымом пылающих костров. Кроме собора Василия Блаженного, в центре Москвы не осталось ни одного целого здания. Кругом, насколько падал глаз, высились лишь пустые, одинокие стены без крыш, зиявшие зубчатыми проломами.

– Веселись о сем, небо и святые апостолы, и пророки, — протерев глаза от пыли, подвел итог апостол Иоанн. – Ибо совершил Бог суд ваш над ним.

Хальмгар опустил руку с серым, блестящим предметом.

– Я все на камеру снимал, – пояснил он. – Апостолов это не касается, но у ангелов так положено, на слово не верят: совершил чудо – принеси документальное свидетельство. Я запечатлел падение Вавилона в лучшем разрешении. Потом на диск перепишу – зайдешь, заберешь. Такая вещь, как Апокалипсис, один раз в жизни случается. Позже в торренты [96] сброшу.

96

Популярная файлообменная сеть.