Апокриф

* * *

Жить бы умному настоятелю с подобными взглядами спокойно и легко в полной гармонии с самим собою, если бы не одно обстоятельство. Беда состояла в некой гордыне, толкавшей его нести свое понимание Бога и религии другим.

И была бы Хаардику, с учетом слишком вольного отношения к догматике, прямая дорога в очередные ересиархи, но скептический прагматизм, каким-то поразительным образом уживавшийся с горевшей в нем верой, подсказал иной путь для религиозного подвига.

Настоятель Фантес хорошо помнил, что практически все современные мировые религии когда-то начинали свой путь как ереси и довольно маргинальные секты. При этом он не без основания полагал, что ответ на тонкий и диалектический вопрос: с какого момента ту или иную группу отколовшихся одноверцев следует перестать считать сектой и начать уважительно именовать религией, — возможно, на все сто процентов диктуется политикой.

Учредить ересь и создать секту проблемы не составляло, это Хаардик прекрасно понимал еще в то время, когда учился на историческом факультете университета, но вот добиться успеха, который достался пророку Инсаберу и, кроме него, не более чем десятку других персоналий, называемых в качестве основоположников крупнейших религиозных течений, нечего было и думать. То время безвозвратно прошло. Все места на подиуме были давно распределены, и вскарабкаться туда со знаменем нового пророка не дадут слишком мощные, слишком опытные, слишком финансово-оснащенные конкуренты… В то же время, остававшийся шанс создать какую-нибудь завалящую религийку, понавербовать в нее адептов из числа оригиналов с протестными настроениями, просто чудаков и разной степени сумасшедших, да и сделаться за их счет богатым человеком, Хаардика совсем не привлекал. Ему была свойственна гордыня, но ни в коем случае не корысть.

Поэтому, еще молодым человеком размышляя о поприще, он решил руководствоваться старым добрым лозунгом записных прагматиков: если ты не в состоянии победить какое-либо движение, нужно попробовать его возглавить. И обуянный идеей принести миру настоящий смысл веры (в своем понимании, разумеется) выпускник исторического факультета отправился в духовное училище, принадлежавшее Церкви Бога Единственного и Светоносного. Религиозное образование давало возможность взойти на первую ступень иерархии, открывавшую долгий путь к вершине. Длительное ожидание, пусть даже способное занять большую часть жизни, с точки зрения подвига веры, не такое уж серьезное препятствие. Зато сверху, как представлялось гордецу, легче реализовать самые благородные замыслы, и самые светлые мечты в духе экуменизма. Ну, если не реализовать (Хаардик понимал, что это было бы, пожалуй, слишком смело), то хотя бы сдвинуть закосневшую в давно уже бессмысленных догмах старую религиозную конструкцию в нужном направлении…

* * *

Будучи выходцем из семьи, в которой по крайней мере несколько поколений носили на мизинцах перстни с красным камнем, он пошел в «краснокаменные» священники вовсе не по традиции, которую считал ниже своих замыслов. Просто в относительно небольшой и малопопулярной на территории НДФ общине Бога Единственного и Светоносного путь к ключевому посту премьер-епископа, открывавшему дорогу в Первосвященники, был гораздо короче, чем в огромной, богатой и перенасыщенной карьеристами общине Бога Единого и Светлого. Что касается «краснокаменной» церкви, то основная масса ее огромной паствы находилась за границей, в том числе в Соединенном Королевстве Великой Равнины, а штаб квартира базировалась в столице Великого Герцогства Лансор. Но Хаардик Фантес (опять же из истории) знал, что трон Первосвященника «краснокаменных» четыре раза (!) занимали премьер-епископы из Северной Империи, преемницей которой стала НДФ. Нельзя сказать, чтобы это образовало традицию, но, несомненно, говорило о признании заслуг и религиозного подвижничества тех пастырей, которые осмеливались возглавлять структуры Церкви там, где она третировалась иноверцами…

Первый этап амбициозного плана был реализован легко и блестяще. Хаардика, отлично закончившего курс духовного училища, возвели в начальный сан и направили в качестве одного из помощников настоятеля крупного храма в провинции. Там он быстро выдвинулся великолепным знанием вероисповедных вопросов, святоотеческой литературы, тонкостей ритуала, а также несомненным даром проповедника. Его первый руководитель, престарелый священник самого традиционного толка, был в восторге от своего молодого помощника и к истечению второго года службы Хаардика в храме уже собирался дать ему рекомендацию для назначения настоятелем подходящего прихода, но тут произошла первая осечка…

Немало потенциальных благодетелей народов, реализуя собственные честолюбивые планы по переделке мира, прибегали к методу захвата командной высоты. Однако вершины достигали именно те, кто на время трудного и опасного подъема умели полностью забыть себя, свои идеалы и, напялив соответствующую обстановке личину, перли наверх по головам, а если случалось, и по трупам. И только единицы из них после получения главного приза могли вспомнить, зачем они к нему так стремились. И уж вовсе исключения, оказавшись наверху, пробовали реализовать сокровенное.

Хаардик не сумел отречься ни от своих мыслей, ни от неистребимого желания делиться ими с окружающими. Отзывчивая и прямая натура подбивала его высказывать, мягко говоря, некорректные по отношению к догматике и к церковной иерархии суждения, если не с кафедры, то при живом общении с прихожанами и клиром. И, конечно же, почти сразу нашлись люди, посчитавшие за благо донести до духовного начальства информацию о непозволительном вольнодумстве молодого священнослужителя.

Последовали строгие внушения и даже какая-то не слишком обременительная епитимья, но, в общем, — пронесло, ибо архипастырь, принимавший соответствующее решение, был человек незлобный, и сам помнил за собою грех вольномыслия в молодые годы. Однако назначение Хаардика настоятелем было отложено больше чем на год.

Наконец, молодой священник, силою обстоятельств вынужденный на определенное время запечатать свои уста и сердце, был направлен возглавить почти умиравшую «краснокаменную» общину в Рудном Поясе. Захудалый храм и десятка три не прихожан даже, а так, «захожан», составили все наследство, полученное им от предшественника. Но, зато это было поле для настоящего подвига священнослужения.

От полного нищенства Хаардика спасли два обстоятельства: во-первых, «краснокаменная» церковь имела мудрость обеспечивать настоятелей, назначаемых в безнадежные приходы, минимальным ежемесячным пособием; во-вторых, требование целибата снимало со священника тяжкую необходимость заботиться о сносных условиях существования для спутницы жизни и чад. Не будучи ни в какой степени сибаритом, новоявленный настоятель вполне удовлетворился более чем скромным содержанием и целиком отдался пастырству.

* * *

Превратить доставшееся ему нечто, носившее административное имя «приход», в совсем другое, что по-человечески называется «община» и является таковой по своей сути, — стало его главной целью.

Совсем мало заботясь о ригоризме в отправлении богослужебных ритуалов, Хаардик всецело сосредоточился на личном общении с теми немногими людьми, которых что-то еще удерживало в храме. Он терпеливо вникал в их длинные, отягощенные массой ненужных подробностей исповеди, непритворно сочувствовал, умел, когда это было необходимым, чрезвычайно тактично и не обидно увещевать, успокаивал душу, возрождал надежду… и все это без унылой дидактики и нравоучительного тона. Наоборот, в его манере общения особенно привлекали приятные, бодрые и всегда уместные блестки веселого нрава, самоирония, а также готовность прокомментировать ту или иную спорную ситуацию, сложившуюся в жизни собеседника на примере какой-нибудь досадной ошибки, имевшийся в опыте самого Хаардика, либо его близких или друзей. Тем самым он доходил до сердец самым коротким путем: понимающий (и сам понятный!) брат — гораздо более подходящий объект для теплого и доверительного общения, чем даже очень снисходительный, но холодный и всегда знающий единственно верный ответ наставник.

Молодой настоятель не ограничивался только трудной ролью добровольного и безотказного психотерапевта. Его самопожертвование шло дальше. Годы были трудные, послевоенные, и у него рука не поднималась брать деньги за требы с нуждающихся прихожан. Более того, Хаардик и сам мог отдать последние имевшиеся у него копейки тому, кто попал в отчаянное положение. Не в долг! Просто так. В своем скромнейшем жилище при храме он постоянно давал приют людям, по каким-то причинам оказавшимся без крыши над головой. Иногда такие гости жили у него месяцами.

Тогда же Хаардик попробовал организовывать и, наконец, преуспел в устройстве коллективных трапез для прихожан и праздников для их детей. Эта ставшая регулярной складчина кому-то давала необходимое облегчение, кого-то — спасала от одиночества, но всем дарила ощущение некой дополнительной опоры. Люди, большинству из которых не хватает собственной инициативы для ведения активной и наполненной действием жизни, как правило, бывают благодарными тем редким личностям, что способны щедро расходовать собственное время и энергию для раскрашивания обыденности в яркие цвета нового движения и увлекательности. Мало-помалу, настоятелю Фантесу удавалось заражать своей созидательной активностью и желанием быть элементарно полезным для окружающих все более широкий круг тяготевших к нему посетителей храма. Именно посетителей, а не только прихожан.