Апостол Павел

Павел называл себя также «братом» человека с латинским прозвищем Руф [79] , жившим в Риме в 55 году со своей матерью, которая «также и моя мать» [80] . Очень распространенное имя Руф может являться романизированным иудейским именем Reuben [81] . Было в порядке вещей видеть в таком строго избирательном «братстве» «родство», хотя общественные отношения, предполагающие такой вид связей, не соответствовали положению странствующего миссионера, бездомного и без регулярных доходов: в таких случаях чаще упоминалось об одиноких женщинах, которые доверялись мужчинам, могущим взять их в прислуги, — таковы отношения Марии с Иоанном [82] — а у той женщины был сын, с которым она жила.

79

Руф — христианин в Риме, которого привечал Павел. Вероятно, его мать была особенно доброжелательна к Павлу, ибо он называл ее «его и моя мать». (Библейский словарь. Эрик Нюстрем.) (Прим. перев.)

80

Рим., 16, 13.

81

С, № 145; документы Афродизия, № 58.

82

Термин «мать» как и термин «отец» может употребляться метафорически в иудейской литературе: смотри P. Nel. «The Concept «Father» in Wisdom Literature», J. Northwest Semitie Language, 5, 1977, 59–61. Но это избирательное материнство скорее греческий обычай, существовавший в эллинистическую эпоху, смотри Douris, Fgt 76, 63 (матери убитых на войне становились матерями выжившим); в имперскую эпоху — смотри Lucien, Toxaris, 22, и манускрипты, находился опекун, делавший завещание в пользу вдовиц, оставшихся без старшего сына или с единственной незамужней дочерью. Смотри Иоанн, 19, 27.

Положение усложняется по мере того, как в формах речи появляются различия между понятиями братьев кровных и братьев единоутробных [83] . Эти уточнения стали уместными в эпоху, когда повторные замужества вдов считались совершенно необходимыми, если они не имели сыновей, которые могли бы заботиться о них. Обиходное выражение Павла, дающее определение такой женщине, может показаться очень сложным, но для греческой среды оно весьма характерно: это выражение очень воспитанного человека, который никогда не будет на людях называть по имени достойную женщину, а назовет ее не иначе, как «девица», «супруга» или «мать» [84] . Наконец, Павел обращает особенное внимание на Руфа, «призванного в Господе», как он говорит, что несколько схоже с его определением самого себя: как «призванного по Благодати от груди матери». Все это не исключает предположения, что Павел мог очень рано потерять отца — по крайней мере, до начала его общественной жизни, что объяснило бы умолчание «Деяний» по этому поводу — и его мать могла снова выйти замуж за кого-нибудь из среды романизированных иудеев. Впоследствии она могла переменить веру, как и сын, рожденный от второго брака, рядом с которым и доживала свои дни. В одном из писем Павел с чувством приветствует Андроника и Юния [85] (тоже эллинизированных и романизированных иудеев), которые определенное время делили с Павлом жизненные трудности и испытания в Азии [86] . Эти апостолы «рожденные во Христе» раньше самого Савла, явились участниками первого движения обращения в Иерусалиме. Таким образом, семья Савла не осталась в стороне от волнений в Иерусалиме, вызванных проповедями Иисуса и Двенадцати апостолов.

83

В кругах, близких Павлу в пространстве и во времени, утверждалось (Иосиф. «Жизнь», 8), что его брат Маттиас (Matthias) родился от того же отца и от той же матери, а принцесса Коммагена, находящегося рядом с Киликией, называлась сестрой царя и «той же матерью» (homometria: OGI, 403, 1, 10). Такая форма речи и терминология являются классическими.

84

Смотри Cl. Mosse. «Название афинских женщин в защитительных речах». Ktema, 10, 1985, 77–79. Деяния, 23, 16, говорят о «сыне сестры Павла»!

85

Андроник и Юния — узники и родственники, окруженные почетом как апостолы. (Прим. перев.)

86

Рим., 16, 15: имя Юния скорее всего указывает на то, что это дочь римского гражданина. (А. Н. Шервин-Уайт. «Римский закон», 162.)

В «Деяниях» все направлено на то, чтобы представить Павла, как символическую фигуру одинокого, оторванного от своих корней апостола. Сам Павел создал образ рассеянного, но солидарного семейства, активно поддерживающего свои отдаленные предприятия. Автор «Деяний» стремится показать Павла римским гражданином, «гражданином мира», которому от рождения предначертано было нести Евангелие в столицу Империи. Положение апостола являлось составной частью духовного и миссионерского странствия, и изображенная таким образом фигура, если и не точна, то, во всяком случае, правдоподобна; и она становится все более и более достоверной в свете новых документов, позволяющих лучше проследить взаимосвязь обширных слоев восточных народов в римском социальном укладе.

Этого иудея диаспоры, этого римского эллинизированного фарисея современное восприятие охотно считает человеком, «разрывающимся между двумя мирами» [87] . Однако сам он ощущал свою неразрывность с судьбой; его семейные связи, насколько их можно восстановить, безусловно, уходили корнями в различные, хотя и не столь уж противоречивые предания [88] . Возможно, даже миссионерское призвание Павла развивалось в кругу его семьи, так как некоторые торговцы-путешественники подобным же образом старались распространять свою веру: попав в окружение знатных лиц, они преображались, чтобы вызвать их расположение [89] . До настоящего времени все объяснения дает нам Восток, и для диаспоры Малой Азии такое духовное содержание нетипично [90] . Семья Савла была обращена именно на Восток, согласно преданиям годы ее становления проходили между Тарсом, Иерусалимом и Дамаском.

87

Этой проблематикой занимается J. R. Armogathe. «Павел и невероятное единство». Париж, 1980, и J. Meleze-Modrejewski. «Мучения Павла тарсянина», а также «История социального права», Melange Jean Imbert. Париж, 1989. 397–412.

88

Наше знание диаспоры улучшилось благодаря исследованиям, идущим в трех направлениях: исследование взаимодействия двух культур, греческой и иудейской (A. Momigliano, «Sagesses barbaras. Les limites de Thellenisation». Париж, 1984, 87-136); специальное исследование раввинских источников (J. Neusner. «The Rabbinic Traditions about the Pharisees before», 70, Leyde, 1971), и тщательное изучение межзаветной литературы (Ed. de la Pleiade. Париж, 1987), и наконец, археологические изыскания (синагоги Остии, Стоби в Македонии, Доуры в Сирии, Сардиса и теперь Афродизия в Малой Азии). Смотри обзор А. Т. Kraabel. «The Roman Diaspora. Six Questionable Assumptions», J. Jewish Studies (Essays in Honor of Yigeal Yadin), 1982, 445–446.

89

Иосиф, AJ. 20, 1–4 (17–37) в Вавилоне [1184]в первом веке. Он рисует образ торговца-миссионера, используя, возможно, некоторые раввинские писания (смотри В. Д. Дэвиз. «Павел и раввинское иудейство», изд. 4, Филадельфия. 1980, 133, № 1). Все свидетельства относятся к Востоку: для Запада миссионерский дух диаспоры остается весьма спорным (смотри, наконец, А. Т. Kraabel, art. cit. № 59, 451–453). Но Савл начал с Востока, направившись в Дамаск.

90

А. Т. Kraabel, art., cit., 454.

Глава 2 ЖАЖДУЩИЙ ЗНАНИЙ

Павел много учился, по мнению его современников, может быть, даже слишком. Об этом свидетельствует замечание одного просвещен ного римлянина в юные годы его жизни: «Ты безумен, Павел! Твои непрерывные занятия привели тебя к помешательству!» [91]

Он вошел в историю, как интеллектуал, облаченный в тогу; как оратор или языческий философ, носивший ученый свиток; и в сандалиях, как странствующий литератор [92] .

91

Деян., 26, 24.

92

Рим: картина катакомб Претекстата (середина третьего века), Флоренция: Статуя из слоновой кости (музей Баргелло). Наряду с Петром это единственный апостол, которого первое христианское искусство индивидуализировало, придав классические черты восточного человека эрудита.

Савл был одним из «жаждущих знаний» ( philomatheis), которые в то время посещали синагоги Иерусалима и диаспоры [93] .

Древнееврейское семейное образование

Детство Савла, как и любого другого ребенка [94] , проходило за изучением Библии, первой книги для чтения, поучительные наставления которой он будет хорошо помнить и в зрелом возрасте. Когда он утверждает: «Все, что написано было прежде, написано нам в наставление» [95] , — то, очевидно, пользуется изречением того времени.

93

Именно для них писал Ben Sirach, Eccl., Prologue 35, уже в третьем веке av. J.-C. Этот термин часто появляется в иудейских писаниях, в частности, в писаниях синагоги Афродизия в Малой Азии, где philomateis являлись группой учеников, закрепленных за синагогой (J. Reynolds и R. Tannenbaum. «Jews and God-feares at Aphrodisias. Кэмбридж, 1987, 8, 10–34).

94

Точка зрения R. Voeltzel, «Ребенок и его библейское воспитание», богословский аспект 6, Париж, 1973.

95

Рим., 15, 4.

Савл учился читать на древнееврейском по Библии, и этот язык не был для него мертвым. Он говорил на нем в семье и не изменял в дальнейшем свое древнееврейское имя ни на древнегреческую форму «Saoulos», как это сделал с его именем автор «Деяний» [96] , ни на арамейский лад «Silas», как называл его один из странствующих с ним спутников [97] . Должно быть, в Тарсе уже почти не говорили на арамейском, хотя в древности он был здесь часто употребим; будучи универсальным языком Ближнего Востока, он в начале первого тысячелетия постепенно уступил греческому и потерял всякую значимость у городских жителей в эллинистическом мире. Практическое употребление древнееврейского в семьях к этому времени представляло собой реакцию меньшинства, сильно привязанного к национальным традициям [98] , но это больше относилось к родителям Савла, чем к нему самому.

96

Сравни: Деян., 9, 5; 22, 7; 26, 4 (повествование самого Павла о его обращении), и Деян., 7, 58; 8, 1 и 3; 9, 1, И; 22, 24; 11, 25, 30; 12, 25; 13, 2 и 7.

97

A. Greek-English lexicon of the New Testament, S. V. Silas.

98

E.M. Meyers и J. F. Lestrange. «Разговорные языки римской Палестины», «Раввины и первые христиане». Париж, 1984.

Кроме того, что Библия являлась учебником для простого обучения, она была также, по словам последователей Павла, классической книгой, сводом правил, служивших базой «образованию, основанному на справедливости» [99] . Однако название Тора, которое очень рано стали применять к пяти первым книгам Библии, этимологически означает «Наставление», а не «Закон», как часто считают. Но со времен Богоявления именно «Второзаконие» являлось нормативной книгой, составленной для обучения, для постоянного обращения к ней и перечитывания [100] . Именно на эту книгу Павел часто будет ссылаться в собственных писаниях, вспоминая нравоучительный характер своего первого образования; цитировать «Бытие» и «Исход» он будет меньше; «Левит» и «Числа» еще меньше. Библейская образованность Павла в зрелом возрасте основана на Пятикнижии, Псалмах и Пророках, которые он знал наизусть в детстве.

99

2 Тим., 3, 16.

100

A. Lemaire. «Школы и библейское воспитание в древнем Израиле». Фрибур, 1981.

Библейское образование начиналось в раннем возрасте — как говорили, после отнятия ребенка от груди [101] . Разумеется, нужно понимать «отнятие от груди» в широком смысле, вероятно, с того времени, когда ребенок становился более независимым от матери, к пяти годам, то есгь в том возрасте, когда ни о каком кормлении грудью уже нет речи. Пять лет — это был переходный возраст в жизни молодого иудея: это был конец его младенчества [102] .

101

Is. 28, 9.

102

Pirke Aboth, 5, 21. Ed R. T. Herford, Pirke Aboth: The Ethics of the Talmud, reimp. New-York, 1962.

Маленький иудей приобщался к Библии как в семье, так и вне семьи; и хотя не было никаких границ между семьей, синагогой и школой, все-таки роль отца оставалась первостепенной [103] . Это отец непосредственно давал элементарные понятия Торы и священного языка, то есть древнееврейского, а косвенно выбирал школьных учителей.

Что же касается синагоги, то прежде всего это было место обучения [104] . Нельзя, однако, сказать, что она была особенно устроена: дети собирались в каком-либо зале, где были расставлены лавки, а иногда и столы с чернильницами. Занятия проводились одним из просвещенных руководителей субботними собраниями.

103

Второзаконие, 11, 19.

104

Синагога Теодота в Иерусалиме, существующая со времен Герода, была построена, кроме прочих целей, для «изучения заповедей», то есть Торы (документы, изданные в Syria 1, 1920, 190–197).

Маленькие дети начинали обучение с чтения: сначала учились различать буквы, затем соединять их и повторять прочитанное учителем [105] . Приобщение к письму было синхронным, азбука имела два применения [106] . Учились писать на пергаменте и папирусах — Павел успешно использовал эти виды «бумаги» [107] . Затем очень быстро переходили к разным формам сочинения: поначалу упражнения составлялись из перечня имен собственных, названий месяцев или форм приветствия и представления. Затем давались элементарные понятия счета и навыки рисования, но заучивание наизусть оставалось классическим упражнением.

105

IS., 17, 10.

106

Азбуки и упражнения для школьников того времени были найдены в Камране, в Мураббаа (Murabba’at) и в Геродионе (Herodiok) (DJD. 1961, 80–92; R. В., 68, 1961, 118–126).

107

2 Тим., 4, 13.