Апостолы Революции. Книга вторая. Химеры

– Точно такой же вопрос я задал тебе, – строго сказал Сен-Жюст. – Твой брат знает, где ты?

– При чем здесь мой брат?

– Разве не на нем лежит ответственность за твои поступки?

– А что предосудительного в моих поступках? – встрепенулась Генриетта. – Я пришла повидать друга… Ведь мы же друзья, не так ли? И не моя вина, что я застала тебя с этой…

– Довольно! – Сен-Жюст не позволил ей договорить. – Что ты себе позволяешь?!

– Как ты мог, Антуан?! Как ты мог так поступить со мной?! – губы девушки задрожали, предвещая новый всплеск рыданий. – После всего, что наговорил о любви к республике, о невозможности разделить эту любовь с любовью к женщине! Как ты посмел так бессовестно обмануть меня?!

– Боже, Генриетта, что ты себе вообразила! – Сен-Жюст легконько встряхнул ее за плечи. – Ты не отдаешь себе отчет в том, что говоришь.

– Я видела вас! – закричала она, и рыдания, наконец, вырвались на свободу. – Видела, как ты!..

– Боюсь, мадемуазель неверно истолковала ситуацию, – громко заговорила Элеонора, чем заслужила недовольно-хмурый взгляд Сен-Жюста. – Она, похоже, решила, что имеет какие-то права на человека, который ей не принадлежит. Ваше поведение, дорогая, недостойно девушки из приличной семьи, каковой вы, несомненно, являетесь.

Генриетта прекратила плакать и растерянно смотрела на Сен-Жюста, не зная, что ответить, и призывая его в защитники. Но столкнулась с бесстрастным равнодушием.

– Что она говорит, Антуан? – возмущенно воскликнула она. – Как ты можешь позволить ей так разговаривать со мной?!

– Тебе лучше уйти, Генриетта, – ледяным тоном попросил Сен-Жюст.

– Уйти? – недоуменно прошептала девушка. – И оставить тебя с ней?

– И оставить меня в покое! – взорвался он. – Я же ясно дал понять, что ты питаешь напрасные иллюзии на мой счет! О чем нам еще говорить?

– Где ваша гордость, мадемуазель? – вмешалась Элеонора. – Мужчина отвергает вас и просит уйти. Подчинитесь его решению и сохраните остатки собственного достоинства.

Эти жестокие слова, сказанные с надменной нравоучительностью, на которую эта посторонняя женщина не имела ни малейшего права, выплеснулись на Генриетту, подобно ушату холодной воды. Она встрепенулась, приосанилась и с вызовом проговорила:

– И ты снова ничего не скажешь, Антуан? Снова не велишь ей замолчать?

– Я снова попрошу тебя уйти, – отрезал Сен-Жюст и отвернулся.

– Так будь ты проклят! – крикнула Генриетта и выбежала из квартиры, оставив входную дверь распахнутой настежь.

Сен-Жюст неторопливо прошел в прихожую, закрыл дверь и запер ее на ключ. Вернувшись в гостиную, он кинул на Элеонору мрачный взгляд.

– Ни к чему было столь жестоко обращаться с этой девушкой, – строго проговорил он. – Мы с вами и мизинца ее не стоим.

Элеонора деланно рассмеялась и, пожав обнаженными плечами, ответила:

– Возможно. Вам виднее. Только вот влюбленность ее мизинец явно не украшает.

Сен-Жюст, не проронив ни слова, подошел к окну и долго-долго смотрел куда-то вдаль. Элеонора терпеливо ждала – ждала, когда он прогонит ее, ибо была уверена, что именно это он собирается сделать. И не ошиблась. Обернувшись, Сен-Жюст удивленно посмотрел на молодую женщину, словно спрашивая, что она все еще делает здесь, и попросил вежливо, но настойчиво оставить его одного. Она немедленно подчинилась.

29 жерминаля II года республики (18 апреля 1794 г.)

Амар широкими шагами мерил погруженную в полумрак гостиную. Разгоряченный гневом и выпитым анжуйским, он распалялся все больше и больше, повышая тон, страстно жестикулируя и неоднократно выплескивая содержимое бокала, который держал в руке, на ковер, чем вызывал неодобрительное покачивание головой хозяина.

– Прекрати истерику, – наконец, проговорил Вадье. – Ты мне весь ковер зальешь.

– Ковер? – Амар в недоумении остановился и взглянул себе под ноги, не понимая, какое отношение какой-то ковер имеет к судьбам Франции, к их судьбам, о которых он уже битых полчаса разглагольствовал перед мирно потягивавшим вино шефом.

– Вот именно, ковер, – невозмутимо повторил тот. – Сядь и успокойся. Ты слишком много выпил. Это не идет на пользу твоей способности рассуждать.

– Мою способность рассуждать вином не убьешь, – отозвался Амар, но совету внял и, залпом прикончив бокал, тяжело опустился в кресло. – Я знаю, что мы должны предпринять, и не понимаю, чего ты медлишь! Швырни ему в лицо донос Невера! Посмотрим, как он запоет! Сразу надо было разоблачить его, еще тогда, в вантозе! Не пришлось бы сейчас глотать унижение.

– Полагаешь, одного сомнительного доноса достаточно, чтобы поставить под сомнение заслуги человека, на счету которого пара блистательных побед в Эльзасе и падение Дантона? – все с тем же ледяным спокойствием спросил Вадье.

– Раньше надо было действовать! Раньше! – Амар снова вскочил с кресла. – До разгрома фракций! До того, как у Сен-Жюста созрел план по передаче полиции Комитету спасения!

– Вмешайся мы в вантозе, ты сейчас ломал бы голову, как избавиться от дантонистов, Андре, – философски заметил Вадье. – Мы дали Сен-Жюсту возможность сделать очень важную работу, которую без него завершить было бы крайне затруднительно.

– И что теперь? Терпеливо ждать, пока он отправит нас вслед за Дантоном?

– Ну, до этого еще далеко, – обнадежил Вадье.

– Он забрал у нас добрую половину полицейских функций! – взревел Амар, с силой ударив кулаком по столешнице.

– Не стоит преувеличивать. Комитет общей безопасности не потерял ни одного из своих полномочий. Просто Комитет общественного спасения приобрел функции, отчасти дублирущие наши. Это разные вещи.

– Ты думаешь, он этим ограничится?

– Не думаю. Но на данный момент в нашей власти оспорить принятые в Бюро полиции решения и выдать противоречащие им распоряжения.

– И чего мы добьемся? Хаоса в полицейских делах, снижение эффективности нашей работы и, в итоге, открытую войну!

– Вот именно, войну, – кивнул Вадье. – И главным оружием в этой войне станет донос Невера, а также еще одно свидетельство, которое я надеюсь получить в ближайшее время.

– Что за свидетельство?

– Узнаешь, когда придет время.

Амар пристально посмотрел на Вадье. Старик чего-то не договаривает. Неужели он больше не доверяет ему?

– Не думай, что я тебе не доверяю, Андре, – примирительно проговорил Великий инквизитор, которому не составило труда прочесть мысли собеседника. – Но дело деликатное и не терпит спешки. Твое нетерпение может все испортить.