Арабская поэзия средних веков

* * *

Ты болен разумом и верой. Приди за словом, И тело снова станет сильным И дух здоровым. Не убивай того, кто в море Нашел жилище, Четвероногих плоть живую Не делай пищей. Красавиц молоком животных Поить не надо: Чем обворованное вымя Утешит чадо? Не нападай врасплох на птицу, Не грабь крылатой: Насилье – тяжкий грех, который Грозит расплатой. Пчелиного не трогай меда: Из дола в долы За ним к цветам благоуханным Летали пчелы, И не затем даянья утра Слагали в соты, Чтоб мы благодарили сборщиц За их щедроты. Слезами руки отмываю. Зачем же ране - До седины – не понимал я Своих желаний? Ты разгадал ли, современник, Мой брат случайный, Оберегаемые мною Простые тайны? О заблудившийся во мраке Подобно тени! Ты не спешил на светлый голос Благих стремлений. Но проповедник заблуждений Пришел – и сразу Ты предал совесть, покорившись Его указу. Взгляни на собственную веру: В ее пустыне Увидишь мерзость лицемерья И срам гордыни. Прозрев, не окропляй булата Росой багряной, Не заставляй врача склоняться Над свежей рапой. Пришелся бы и мне по нраву Служитель бога, Когда б из твоего достатка Не брал так много. По правде, тот хвалы достойней, Кто ранней ранью Встает и трудится до ночи За пропитанье. Нe помышлял для благочестья Бежать в обитель, Среди людей, как бедный странник, Ходил Спаситель. Зарой меня, когда почуешь Зловонье тлена, Иль пусть зловонная схоронит Меня гиена. А кто свои страшится кости Смешать с костями Тот вживе сам – что кость сухая В могильной яме. Дурной обычай: мы приходим В одежде черной И, с плакальщицами согласно, Скорбим притворно Я накануне рокового Переселенья Врагу и другу отпускаю Их прегрешенья. Твоей хвалы не принимаю: И лучший воин Похвал моих за подвиг ратный Не удостоен. Моя душа – верблюд надежный В краю песчаном, Еще по силам ей угнаться За караваном. Под тяжестью плиты могильной Былую силу Не восстановит щедрый ливень, Омыв могилу. Была б вода живой водою, Тогда бы люди Дрались из-за могил в болотах, Молясь о чуде.

* * *

Удивляюсь тому, кто кричит: «Я не пью!» - И вином угощает подругу свою. Отхлебнула немного – и навеселе Вкось да вкривь побежала по ровной земле. И до этого глупой была, но питье Совершенно лишило рассудка ее, Заикалась и прежде она за столом, А теперь мы ни слова ее не поймем.

* * *

О, если б, жалкое покинув пепелище, Беглянку-молодость найти в другом жилище! Но нечего мне ждать! Уж разве прежней силы Исполнится Низар и выйдет из могилы… Исчезла молодость. Не я охрип в разлуке От слез, и не мои ее хватают руки. Так свертывает ночь румянец, как рабыни - Покровы алые на женской половине. Земная жизнь – война. Мы тягостное бремя Несем, покуда нас не остановит время.

* * *

Я одинок, и жизнь моя пустынна, И нет со мной ни ангела, ни джинна. Сгубило время трепетных газелей, И лишь места их пастбищ уцелели. Душе нельзя остаться беспорочной: Порочна плоть, ее сосуд непрочный. Кто не избрал подруги в дпи расцвета, Тот одинок и в старческие лета. Я шел путем смиренья и печали, Я звал людей, но люди опоздали.

* * *

Предвестия судьбы – обманутый судьбой - Читает звездочет на ощупь, как слепой. Что за напрасный труд! До смысла этих строк И написавший их добраться бы не мог. За Пятикнижием и Книгой христиан Послом Создателя начертан был Коран. И вера, говорят, еще одна придет. Так мы бросаемся к заботам от забот. Кто веру обновит? Где чистая вода - Награда за три дня лишений и труда? Но как бы ни было, иикто нас не лишил Возможности следить за сменою светил. В явлениях своих все те же ночь и день, И прежним чередом проходят свет и тень. Все повторяется: рождение детей И бегство стариков на волю из сетей. Кляну, о злобный мир, обман коварный твой, Опутавший людей в пучине мировой! Твержу бессмыслицу, и голос мой – что гром, А правду говорить придется шепотком…

* * *

Нет на свете греха. Что же мы осуждаем его? Право, было бы лучше свое упрекать естество. Вот лоза, вот вино. Если ты от вина опьянел, Кто виновней из вас: винопийца? вино? винодел?

* * *

На погребальные носилки Слепому лечь - Ногам его не спотыкаться, Слезам не течь. Не странно ли – старик столетний, Горбат, как лук, И слаб, как тень, дрожит на солнце, Бредет – и вдруг Бросается в обход мечети, И напрямик Через пустыню за подачкой Бежит старик.

* * *

Если корень зачах, то скажите: понятно ли нам, Что листвой никогда не покрыться голодным ветвям? Если брат восстает против единокровного брата, Как согласья законов нам требовать от шариата? Не бранись, увидав, что скупится иная рука: Может статься, что вымя уже лишено молока. Обращайся к беспечным, об истине напоминая: Без поливки развиться не может и зелень земная. Как, наследники Евы, от вас мне себя уберечь, Если злобой у вас переполнены сердце и речь? Не нужны ни кольчуги, ни шлемы, ни дерзкая сила, Если вправду исполнится то, что судьба вам судила. «Час придет,- говорю,- время всадника сбросит с коня». Я пугаю сердца. Впрочем, кто побоится меня!

* * *

Твори добро без пользы для себя, В нем благодарность за него любя. Хоть землю всю обшарь за пядью пядь, Души благочестивой не сыскать. Здесь подданным цари внушают страх, Как ястреба добыче в их когтях. Царь у одних достойный, у других Подлее в притязаниях своих. Наш обобрал до нитки свой народ, И слезный дождь из глаз людских идет, Не размягчая каменных сердец Придворных, переполнивших дворец,- Грабителей мечетей и шатров, Которым гнет – веселье и покров.

* * *

Он взял себе жену, потом еще троих. «Довольствуйся одной из четвертей моих!» - Так первой он сказал. Но та нашла замену, И муж побил ее камнями за измену. Наследования неявственный закон И при двубрачии не будет соблюден. Ты ослабел умом и стал игрушкой сплетни Как семилетний – ты, семидесятилетний! И ты несправедлив и злобой обуян, И ты, подобно всем, преступник и тиран. И радуешься ты, что пусто в доме брата, А у тебя в дому и сытно и богато. Когда бы жадности ты не был верный раб, Ты сжег бы свой колчан и лук из древа наб

* * *

Сердца у вас – кремень, в чертах лица уныние, Рты перекошены, глаза от злобы синие. Я сил не соберу, чтоб странствовать отправиться, Мне, старому слепцу, не светит даль-красавица. Забрезжил новый день, и разлетелись вороны, И голуби стремглав метнулись во все стороны. И я в дороге был, домой в изнеможении Принес бесстыдства кладь и груз неразумения. Да не сочтешь наград за верность беспорочную, За искренность молитв на сторону восточную! Земные твари прочь бегут при блеске молнии, И сводит смерть с ума их души, страха полные. О птица! О газель! Не бойтесь ни величия, Ни мудрости людской: меж нами нет различия.

* * *

Зардели сонмы звезд на ясных небесах, И веры темный плат разорван в ста местах. Нет царства, коему не угрожают страсти. Все, что составилось, рассыплется на части. Вероучения – плоды земных забот И себялюбия. Кто к этому придет, Пусть побоится тот и своего дитяти, Как высекший огонь бежит его объятий. Мы – зло. Но не о вас, о люди, говорю: На секты розные со страхом я смотрю. Не жди от ближнего ни добрых чувств, ни блага, Хоть по щекам его бежит смиренья влага. Но из врагов твоих опасней всех – душа, Она покинет плоть, изменою греша. Почившего царя, дарившего улыбки, Мы за ягненка счесть готовы по ошибке. О вере не пытай наставников общин: От каждого из них услышишь вздор один. Быть может, мнимому дивлюсь я урожаю: И сад еще не цвел, а я плоды срываю. Как часто уходил от воздаянья вор, И честная рука ложилась под топор. Жемчужница сдалась ныряльщику на милость, А сколько времени на дне морском таилась. Все время люди лгут, во лжи не видят лжи И, ложь обосновав, за ложь идут в ножи. Не стоит спрашивать: «Где ум твой, земножитель,- Твоих безумных снов напрасный посетитель?» Еды отведавшим не избежать беды, Воды возжаждавшим нет в засуху воды. И черными смотреть иль синими глазами, Чтоб этот мир понять, кружащийся пред нами? А вы, келейники… вам снится не игра В уединении, а золота гора!