Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Арабы Аравии. Очерки по истории, этнографии и культуре
Шрифт:

При турках-османах санджак (провинция) Эль-Хаса, откуда они контролировали Арабское побережье Персидского залива, вплоть до Кувейта, состоял из трех каз (районов): Неджд, Катар и Катиф (попал под власть турок в 1871 г.). Губернатор провинции, муташарриф-паша, проживал в Эль-Хасе, а вице-губернаторы, каймакамы, — в казах.

С. Цвемер полагал, что Катиф в настоящем — это Герра в прошлом. В наши дни, когда исторический туман, долгое время окутывавший земли Древней Аравии, стал понемногу рассеиваться — явила себя миру и Герра, крупный торговый центр «Острова арабов» далекого прошлого. Один из «утерянных» ныне городов, Герра, «град великий и белоснежный», как

отзывались о ней древние греки и римляне, прославилась своими баснословными богатствами. Великолепие домов геррейцев, двери, стены и потолки которых «пестрели инкрустацией из слоновой кости, золота, серебра и драгоценных камней», вошло в предания арабов Аравии. Герра, заявляют востоковеды, — это интригующая археологическая загадка Древней Аравии. Исчезнувший с лица земли легендарный город, с его несметными, по мнению ученых, сокровищами, все еще ожидает своего открывателя.

О богатствах Герры упоминал Страбон (64/63 г. до н. э. — 23/24 г. н. э.) и более ранние историки и географы прошлого. Ар- темидор (II в. до. н. э.), к примеру, характеризовал жителей Герры как «самых богатых среди всех племен» Аравии, владевших «множеством изящных изделий из золота и серебра». Историк Полибий (ок. 200 — ок. 120 до н. э.), рассказывая о морском походе на Герру царя государства Селевкидов Антиоха III (205 г. до н. э.), тоже не преминул обмолвиться в нескольких словах о несметных богатствах этого города. Жители Герры, сообщает он, откупились от царя Антиоха «дарами богатыми в виде серебра и драгоценных камней». В III–I вв. до н. э. Герра, говорит Страбон, слыла «одним из самых процветавших городов мира». Жили в нем выходцы из Вавилона; и богатством своим были обязаны «торговле аравийскими и индийскими произведениями».

Центром мира у бахрейнцев, делает интересное замечание С. Цвемер, слыл Бомбей. Бахрейнец, побывавший в Бомбее, воспринимался его соплеменниками как человек, «познавший мир». Мальчишки мечтали попасть в Бомбей на учебу. Тесные связи Бахрейна с Индией вообще и с Бомбеем в частности привнесли, по его наблюдениям, в речь бахрейнцев много индийских слов, также, кстати, как и персидских. Надо сказать, что персидский язык на Бахрейне был тогда в широком употреблении; объяснением тому — проживавшая там крупная и влиятельная колония персов (мигрировали на остров из Линге), их место и роль в торговле Бахрейна (11).

Бахрейн и Россия: времена и люди. Первым русским человеком, ступившим на землю Бахрейна, можно считать известного уже читателю профессора Московского университета Николая Васильевича Богоявленского, члена Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. Направленный в Персидский залив (апрель — май 1902 г.) для «зоологических исследований», он оставил о Бахрейне очень интересные заметки. Бахрейн, этот «небольшой островок» у Арабского побережья Персидского залива, играл, как следует из его слов, исключительно важную роль в жизни «всего населения» Прибрежной Аравии. В сезон «жемчужной охоты», с мая по октябрь, «там собирались тысячи парусных лодок».

Прибыл Н. Богоявленский на Бахрейн на английском почтовом судне «Simla». «Без билета, без места в каюте», расположившись, по его выражению, «между палубой и каютами». Но, как водится у англичан, всегда готовых к тому, чтобы поживиться на всех и вся, — «с оплатой по тарифу первого класса».

Княжества Прибрежной Аравии Н. Богоявленский посещал, имея на руках рекомендательные письма российских консулов. Путешествовать без таковых на Востоке, утверждал он, а тем более в Персидском заливе, — «совершенно невозможно», так как рискуешь остаться без крова над головой, а главное — без защиты и протекции. Шейха Мухаммада, одного из крупнейших на Бахрейне торговцев жемчугом, к которому у него имелось рекомендательное письмо, Н. Богоявленский разыскал в центральном караван-сарае Манамы, в здании, окруженном амбарами, у дверей которых, на лавочках, «сидела масса индусов». Войдя в его контору, находившуюся на втором этаже, Н. Богоявленский увидел в правом углу, расположившегося на ковре, пожилого человека в окружении слуг и грудой наваленных перед ним писем. В другом конце комнаты примостились «несколько индусов с сундуками, наполненными рупиями» (индийская серебряная монета, равнявшаяся тогда, в пересчете на русские деньги, 64 коп.). Секретарь торговца, разместившийся рядом со

своим господином, писал под его диктовку письма, «тростниковой палочкой». По их прочтении шейх «прикладывал к ним свою печать, вырезанную на камне и вставленную в кольцо», которое носил на пальце.

Принимал гостя-россиянина шейх радушно. Пригласил на обед в свой загородный дом, «верстах в трех от Манамы». Доставили туда Н. Богоявленского на присланной за ним «чудной арабской кобылице», то есть по всем правилам аравийского гостеприимства. Обедали прямо на берегу моря, «на разостланных коврах с мягкими подушками», в компании с приглашенным на встречу «начальником турецкого гарнизона из Катифа» (провинция на Восточном побережье полуострова).

Вскоре подали угощения, притом все сразу, делится своими впечатлениями Н. Богоявленский. И в таком количестве, что ими можно было бы накормить, пожалуй, «целую сотню народа». На громаднейшем блюде принесли «с пуд жареного в бараньем сале риса, целиком запеченного барана, арабскую похлебку из вареных кур и что-то вроде сладкого киселя. Ни вилок, ни ножей не полагалось». Ели руками. «Деятельное участие в истреблении пищи» принимала разместившаяся неподалеку прислуга.

Городок Манама, сообщает Н. Богоявленский, — «довольно невелик», с «узкими и кривыми улочками». Почти половина населения живет в окрестностях, в простых, сплетенных из пальмовых ветвей жилищах. По составу своему оно — чрезвычайно пестрое. «Здесь поселилось много всякого народа: индусов, персов, белуджей и арабов». Объяснением тому, конечно же, — жемчужный промысел. Финиковых рощ и источников воды на острове — масса. Обращают на себя внимание веселые игры детишек, во дворах и на улицах. Уши у девочек «истыканы по краю дырочками, в которые вставлены кольца с бриллиантами (в каждом ухе до восьми колец)». По такой же дырочке имеется и в обеих ноздрях, «с вдетыми в них жемчужинами или бриллиантами» (12).

Во время пребывания на острове русскому ученому, несмотря на все «козни англичан», все же удалось (при содействии его протеже, шейха Мухаммада) повстречаться с местным правителем, и, таким образом, «пробить небольшую брешь в монополии английского влияния на Бахрейне». Встречи и беседы с бахрейнцами и с их шейхом, который, как писал Н. Богоявленский, «сам по себе ничего не имел против русских», показали, что Бахрейн плотно контролировался англичанами. Английский консульский представитель «брал на себя разбор тяжб бахрейнцев»; более того, выдавал им — в случае выезда с острова — специальные, «особого образца разрешения».

Бахрейнцы, отмечал Н. Богоявленский, выражали заинтересованность и готовность к развитию отношений с Россией, высказывали пожелания насчет заходов на Бахрейн русских торговых судов. Интересовались отношениями Санкт-Петербурга с Турцией, а главное — жизнью мусульман в России, в том числе в Москве, наличием там мечетей. И это не случайно. Пытаясь не допустить распространения на Бахрейне влияния России, англичане, как узнал Н. Богоявленский, «пустили слух», что русские, дескать «душат ислам», насильно обращают мусульман в христианство (13).

По донесениям российских дипломатов, население Бахрейна, составлявшее в 1910 г. не более 60 тыс. чел., отличалось «способностями к торговле», а сам Бахрейн «славился своим жемчужным промыслом». Русские коммерсанты, наведывавшиеся по торговым делам на остров, «подмечали такую национальную черту бахрейнцев», как присущее им «обостренное чувство собственного достоинства» (14).

Малоизвестные факты из глубин прошлого. В «Географии» Абу-л-Фида’ (1273–1331), знаменитого арабского ученого, упоминается печально известный среди арабов бахрейнский замок Ал-Мушаккар, где, по преданиям, «закончил свой жизненный путь» Тарафа, величайший поэт Древней Аравии, живший и творивший в VI веке (15).

Согласно сказаниям народов и племен Аравии, Тарафа вместе со своим дядей Муталаммисом, тоже поэтом, гостил как-то при дворе царя Лахмидов. Случилось так, что во время одной из пирушек Тара- фа не сдержался и сочинил едкую эпиграмму на царя. Оскорбленный правитель вида не подал, но задумал отомстить поэту. И месть его была коварной. Он отправил поэтов с посольством на Бахрейн. Проводил с почестями. Каждому из них вручил по письму, адресованному своему наместнику на Бахрейне. И взял с них «слово чести», что послания эти, для него, дескать, чрезвычайно важные, ими будут доставлены адресату непременно, чего бы это посланцам не стоило.

Поделиться с друзьями: