Аравия. Прошлое и настоящее
Шрифт:
Есть основания утверждать, что существенную лепту в успешное, с точки зрения упрочения международного авторитета Абдель Азиза, проведение Мекканского конгресса внесла делегация Центрального духовного управления мусульман СССР во главе с Р. Фахретдином (был избран заместителем председателя конгресса). «Закончившийся Мекканский конгресс, — отмечал Г.Чичерин в письме полпреду в Турции Я.Сурицу, — на котором участвовала и играла довольно крупную роль делегация ЦДУМ, дал определенно положительные результаты... — привел к дальнейшему упрочению наших отношений с Абдель Азизом Аль Саудом» (73).
Идея участия в Мекканском конгрессе мусульман из бывшего СССР исходила, кстати, от советского внешнеполитического ведомства, и жестко отстаивалась, как свидетельствуют документы, перед ГПУ и Политбюро ЦК ВКП(б) лично Г.Чичериным. В записке в Политбюро ЦК ВКП(б) от 13 февраля 1926 г. нарком писал следующее: «В прошлом году вследствие военных действий: в Аравии паломничество к мусульманским Святым местам не состоялось. В этом году во всех мусульманских странах проявляется с тем большей силой тяга к паломничеству. Хадж 1926 г. сыграет крупную политическую роль, и его уже готовятся использовать, с одной стороны, англичане, с другой стороны, антианглийские мусульманские движения...» (74).
Прогноз полностью подтвердился. Конгресс, созванный Абдель Азизом во время хаджа, превратился во всемусульманский политический форум, выступивший в поддержку
61
На заседании коллегии НКИД, где обсуждался вопрос о паломничестве граждан СССР к Святым местам в Мекке и Медине, было принято решение о целесообразности поездки в Мекку в период хаджа группы мусульманских деятелей СССР — для участия в Мекканском конгрессе и «противодействия английским проискам по вопросу о халифате» (75).
«Со всех точек зрения выгодно, — подчеркивал Г.Чичерин, — взять в собственные руки стихийное движение мусульман к хаджу, и в этих целях организовать прямые рейсы пароходов Совторгфлота в Красное море. Для расширения нашего политического влияния при проведении хаджа 1926 г. и обеспечения рентабельности рейсов наших пароходов, — отмечал нарком, — следует привлечь к использованию последних паломниками соседних с СССР стран, таких как Афганистан, Западный Китай и Персия» (77).
Суммируя соображения и предложения относительно хаджа 1926 г., изложенные в записке в Политбюро ЦК ВКП(б), Г.Чичерин делает вывод о «необходимости двух позиций для наших паломников — позиции пропаганды упразднения халифата и позиции использования хаджа для борьбы против империализма». Другими словами, логику блестящего дипломата-аналитика Г. Чичерин вновь укладывает в «прокрустово ложе» главной внешнеполитической посылки партии большевиков, сориентированной на разворачивание повсеместной борьбы с империализмом любыми средствами, на организацию пресловутой мировой революции [62] .
62
Путем направления на конгресс в Мекку специальной делегации большевики имели в виду апробировать этот форум «в качестве первого опыта использования нашего мусульманства» за рубежом для оказания влияния на «мусульманство других стран». Участие делегации советских мусульман в Мекканском конгрессе, как полагали большевики, должно было «иметь большое значение и с точки зрения опровержения слухов об угнетенном состоянии мусульманства в СССР» (78).
Оценивая роль и место Абдель Азиза в исламском мире (в свете итогов Мекканского конгресса) и прочерчивая на основании этих оценок тактику дипломатии СССР в Аравии, Г.Чичерин в качестве главного вектора советской внешней политики на Аравийском полуострове определял дружбу с Абдель Азизом Аль Саудом. «Политика Сауда, — писал нарком в письме К.Хакимову от 31 октября 1926 г., — строится в настоящее время под знаком интенсивного закрепления и расширения его международных связей» (79). «После удачной попытки — путем созыва Мекканского конгресса — наладить отношения с мусульманскими странами и обеспечить с помощью последних поддержку своим усилиям в деле закрепления независимости Хиджаза, — отмечал Г. Чичерин, — Сауд делает акцент на двух моментах: с одной стороны, продолжает интенсивную восточную политику, с другой — начинает активно выходить на международную арену. Главное внимание он обращает при этом на урегулирование отношений с западными державами. Под таким углом зрения и следует, по-видимому, — замечает Г. Чичерин, — подходить к оценке мотивов поездки его сына Фейсала по странам Европы, рассматривать ее в качестве наиболее яркой демонстрации главного содержания нового этапа в саудовской политике». Абдель Азиз, продолжает нарком, «наметив для посещения Фейсалом столицы государств, его признавших и в то же время находящихся между собой в антагонистических отношениях (Англия, Франция, СССР [63] ), тем самым вступил на путь правильной для каждого слабого восточного государства политики использования международных противоречий в собственных интересах». А именно для того, чтобы «поднять свое международное значение и создать для себя максимально выгодные условия при переговорах об урегулировании спорных или просто назревших вопросов между Хиджазом и отдельными странами Европы».
63
Несмотря на согласованные между сторонами сроки визита, эмир Фейсал в СССР не приехал, так как, находясь в Париже, заболел и прервал свое политикодипломатическое турне (октябрь-ноябрь 1926 г.). Официальный визит эмира Фейсала в СССР состоялся в мае 1932 г.
Направляя Фейсала во Францию и СССР, продолжал Г.Чичерин, Абдель Азиз «стремится, по-видимому, также к тому, чтобы подчеркнуть в глазах всех стран и мусульман всего мира независимость своей политики в отношении Англии» (80). Отсюда, как представляется, и указания наркома К. Хакимову, чтобы, «наряду с линией на выдерживание нами в Аравии джентльменских, насколько это можно, отношений с Англией, искать возможности сближения и даже координации действий с Францией, а также с Италией и США».
«Мы очень мало знаем о политике Франции по отношению к аравийским делам; между тем, это имеет для нас весьма серьезное значение, — отмечает Г.Чичерин в инструкции К.Хакимову. — Повсеместно наблюдаются глубокие антагонизмы между Францией и Англией, хотя эти антагонизмы нередко прикрываются... видимостью якобы тесной дружбы. Оба соперника предпочитают идти вместе ценой взаимных уступок, чем идти на колоссальные опасности и жертвы разрыва. Как отражается эта общая схема в аравийских делах, нам было бы весьма желательно знать..., чтобы выяснить себе, нет ли возможности для нас до некоторой степени координировать здесь действия с Францией» (81). Хотя в настоящее время, продолжает Г.Чичерин, «Франция, судя по всему,
и не может быть для Сауда серьезной опорой в его противостоянии английскому давлению, положение может измениться и подтолкнуть Париж к более решительному, чем в данное время, отстаиванию французских интересов на Востоке в противовес английским. У нас нет оснований, — резюмирует Г. Чичерин, — ставить палки в колеса между Саудом и Францией. Напротив, в таком сближении мы, скорее, заинтересованы» (82).Советская дипломатия, как свидетельствуют приведенные выше архивные документы, содействовала, в меру имевшихся тогда у Москвы возможностей, прорыву в отношениях Абдель Азиза с США и Францией.
Серьезное внимание в политике Абдель Азиза Аль Сауда в 1930-е годы уделялось урегулированию отношений с крупными странами Арабского Востока, находившимися в зависимости от Англии, и в первую очередь с Египтом, Ираком и Трансиорданией. Реакция Москвы на это была однозначно позитивной.
Основная задача советской дипломатии в Хиджазе после Мекканского конгресса заключалась в том, как отмечал Г. Чичерин в письме К. Хакимову от 31 октября 1926 г., чтобы «всемерно содействовать упрочению позиций Сауда». «Что касается сформулированных Вами ... пунктов практических задач по укреплению Сауда (способствовать дружбе между Саудом и Яхьей..., толкать его на мирную политику в отношении всех соседних стран..., поддерживать Сауда через наше мусульманство), то не следует ли несколько дополнить их. Мы должны: 1) удерживать Сауда от вступления в Лигу и 2) в очень осторожной форме и исключительно под политическим углом советовать ему занять менее непримиримую и менее догматическую политику в вопросе о религиозных разногласиях между ваххабитами и мусульманством других толков. Такие мероприятия Сауда, как принуждение шиитов Эль-Хасы молиться под руководством ваххабитских имамов (если верить сообщению «Мончестер Гардиен») могут значительно затруднить примирение шиитских стран с Саудом» (83).
Позиция советской Москвы в отношении Абдель Азиза, как видно из приведенных выше архивных материалов, была в целом корректной, более того, сориентированной на укрепление его авторитета и престижа в мусульманском мире. Акцент Г. Чичерина в рекомендациях К. Хакимову на оказание поддержки Абдель Азизу «через наше мусульманство» далеко не случаен, «Теологическая резкость ваххабитов», отмечал Г. Чичерин, их предельно негативное отношение к другим школам и течениям в исламе, трансформировавшееся на практике в грубое притеснение последних, — все это вызывало резко негативную реакцию в исламском мире, сужало возможности Абдель Азиза для политического маневрирования в отношениях с Англией.
Так, Всеиндийская мусульманская конференция, состоявшаяся в сентябре 1926 г. и собравшая представителей почти всех мусульманских организаций Индии, решительно осудила «проявление ваххабитами нетерпимости к остальным толкам». Более того, заявила, что «индийские мусульмане не признают Сауда королем Хиджаза и требуют восстановления хиджазского независимого правительства». В одной из резолюций конференции содержался даже призыв к мусульманам Индии «воздержаться от совершения хаджа до тех пор, пока в Хиджазе не будет обеспечена свобода отправлений религиозных обрядов для всех мусульман». Решено было направить делегатов конференции в другие мусульманские страны — «для пропаганды против Сауда» и координации действий в целях оказания на него соответствующего воздействия (84). Таким образом, отчетливо проявилась, как отмечал Г. Чичерин, «крайне опасная для Сауда тенденция» — тенденция сближения (не без участия англичан) различных течений среди мусульман Индии и, возможно, других стран, на почве недовольства нетерпимым отношением ваххабитов к другим течениям в исламе.
В аналитических материалах НКИД того времени делался вывод о том, что «содействие достижению компромисса между Саудом и мусульманами Индии больше отвечает интересам СССР, чем перспектива концентрации антисаудовских тенденций в исламском мире вокруг Каира». Иными словами, отчетливо прослеживалась линия советской дипломатии на оказание всемерной помощи Абдель Азизу в «преодолении вставших перед ним серьезных трудностей религиозного характера». Ярким подтверждением тому — практическое содействие советских дипломатии сужению рамок антиваххабитской компании в Персии (1926 г.). «К настоящему времени, — отмечается в одном из писем Г.Чичерина полпреду К.Хакимову, — нам удалось добиться в Персии некоторого перелома в антиваххабитской кампании, притупить антиваххабитские настроения среди шиитского населения этой страны». Способствовала этому, как свидетельствуют документы АВП СССР, и в немалой степени, «заинтересованность Реза-шаха в ослаблении клерикалов, пытавшихся нажить себе на акциях ваххабитов политический капитал» и усилить, таким образом, свои позиции во внутренней политике Персии (85). Как бы то ни было, но Москва и здесь выступила на стороне Абдель Азиза Аль Сауда, и в трудную минуту вновь протянула ему руку помощи.
Есть основания говорить о том, что когда арабскими делами непосредственно занимался Г. Чичерин, то вопросы деятельности советской дипломатии в Аравии находились в фокусе внимания НКИД. Нарком считал, что Хиджаз и Неджд имели в то время для СССР чрезвычайно большое значение, и прежде всего как «базы для распространения связей» Москвы не только с народами Аравийского полуострова, но также Сирии, Палестины и Месопотамии [64] .
Понятна в контексте такого подхода и заинтересованность Г.Чичерина в регулярном и, насколько можно, полном освещении К.Хакимовым «динамики связей» Абдель Азиза с правителем Йемена имамом Яхьей. «Ваши доклады, — писал нарком К.Хакимову, — не уделяют достаточного внимания взаимоотношениям между Саудом и имамом Яхьей». Вместе с тем разработка этого вопроса, подчеркивал Г. Чичерин, могла бы дать нам «более ясное представление о действительном соотношении сил на Аравийском полуострове». С точки зрения «нашей основной линии в арабских делах, — отмечал Г. Чичерин, — мы, несомненно, заинтересованы в сближении двух сильнейших государств Аравии — Неджда и Йемена» [65] (86). Учитывая натянутость в отношениях короля Абдель Азиза с имамом Яхьей и в то же время необходимость налаживания Москвой связей с Йеменом, Г.Чичерин советовал К.Хакимову «действовать предельно осмотрительно». «Не отразится ли на наших связях с Саудом, — интересовался нарком в письме К. Хакимову от 31 октября 1926 г., — направление в Йемен представителя нашей миссии в Джидде для установления связей с Яхьей? Нужно ли этот вопрос предварительно согласовывать с Саудом?» (87)
64
В конце 1926 г. вопросы связей СССР с арабскими странами перешли в ведение зам. наркома Л.Н. Карахана. Работавшие с Г.В.Чичериным дипломаты не раз отмечали, что состоянием и ходом развития отношений СССР с Абдель Азизом Аль Саудом Г. Чичерин тем не менее продолжал интересоваться, и был сторонником скорейшего заключения с Саудовской Аравией договора о дружбе.
65
В 1926 г. Москва признала независимость Йемена. В ноябре 1928 г. СССР и Йемен заключили договор о дружбе и торговле. В преамбуле этого документа подчеркивалось, что данный договор основывается на «признании взаимного равенства» сторон, его подписавших.