Арбитражный десант

Она подбежала к сидящему, который, откинув в сторону негнущуюся ногу и навалившись на трость, с усилием поднимался.

– Да не мучайся, помогу. Пойдем потихоньку. Там и бульончик готов. И сериал твой скоро начнется.

В хлопотливом голосе ее причудливо перемешались страдание и радость. Когда-то они разошлись, потому что на неё его не хватало. Теперь он принадлежал ей - без остатка.

Вернувшийся в машину Рублев склонился на руль.

– Страшно-то как, - пробормотала Осипян.
– Вчера еще глыба. А сегодня - вот так. У него хоть деньги на жизнь остались?

– Что?
– Рублев поднял голову. Он был захвачен своими мыслями.
– Да, конечно. Для чего только? Вот есть миллион, есть десять, есть сто! Ведь, строго говоря, прожить безбедно достаточно и миллиона. Но нет, ты стремишься к десяти. А лучше - к ста и более! И так бесконечно. Почему?!

Он требовательно посмотрел на Осипян.

– Деньги. Вечная цель человечества, - пожала плечиком та. Банальный вопрос вызвал банальный ответ.

– Да вот не цель же!
– Рублев рассердился.
– Вот плохо и мелочно, если цель. И заведомо обречено. Потому что тебя же они и сожрут. Никто не рождается шлаком! Шлаком становятся! Понимаете?

Увидел, что она не понимает.

– Да где тебе! Баба и есть баба, - раздраженно выкрикнул человек, еще за минуту до того бывший безукоризненно вежливым профессором.
– Мы вот с ним, с Володей начинали. И цель-то была!
– не находя слов, Рублев потряс руками.
– Великая! Империю финансовую создать! Чтоб на всю страну! Технологии научные поднять и через банк - запускать в промышленность! Вроде как обновление через стволовые клетки. Как американцы через автомобили поднялись, а мы чтоб через инновационное финансирование! И в роли сердечника наш банк. Над нами сперва смеялись. А мы-то двигались! И вполне могли достичь своего. Могли же!
– он с невольным укором глянул на ковыляющую по бульвару фигуру.
– Вот где цель! А деньги что? Средство. А потом у Володи произошла вроде как подмена цели. Захватило его всевластие. Все больше и больше захотелось! Уже неважно, для чего. Важно достичь. И как с высоты рухнул, так сразу и надломился. Я так про эту его болезнь думаю. Денег-то на дожитие у него преизрядно.

Он виновато повернулся к спутнице. На него с живым интересом смотрели огромные глаза-маслины.

– Что-то я тут в запале брякнул лишнего?

– Да. И слава Богу.
– Она успокоительно положила ладонь на его руку. - Даже не думала. Недооценила я вас. Не замполит вы. Вы - политрук. Мне только любопытно: как же вы дальше-то с таким замахом жить собираетесь? - Да все то же. Буду держать позицию. И ради того, чтоб сохранить банк, на все пойду!

– На всё?
– Осипян вновь насупилась.
– И мой холдинг продать?! Только начистоту.

– А что остается? Чтоб не утонуть, нам придется сбрасывать баласт.

– Баласт!
– выкрикнула она с прежней злостью.
– Лихо! Цель у него, видишь ли, великая! А что со мной будет, и в голове не лежит? А то, что холдинг мой - это пятьдесят процентов росийской кондитерки? Причем лучшие пятьдесят. Это вам невдомек? У меня только на "Юном коммунаре" оборот по двадцать миллионов рублей в день. Рентабельность десять процентов! И это когда весь рынок рухнул!

Рублев обескураженно тряхнул головой:

– Манана Юзефовна, Вы успокойтесь. Заверяю, что переговоры с покупателем будем проводить цивилизованно, с Вашим участием. Еще и получше нас хозяина вам подберем!

– Да уж хуже некуда!
– огрызнулась Манана.
– Слушайте, вы что, всерьез полагаете, что я без вашей любви прожить не смогу? Или - без вас на мою кондитерку женишков не хватает? Зарятся. Каждый день обхаживают. Факсами и любовными телеграммами засыпают. Между прочим, у вас за спиной. Другого боюсь, чего вы, похоже, не знаете или вам до того дела нет. Она ухватила его за пуговицу.

– Обаяют-то заграничные "кондитеры". "Марсле", не к ночи будь помянут, особенно домогается. Только нужно им на самом деле уничтожить всё, что нами наработано, да на моих площадях свои "Сникерсы" да "Марсы" паленые гнать. Еще бы - такой рынок на халяву под себя подмять! А я, милостивцы мои, всю жизнь на российскую кондитерку проработала. У нас такие эксклюзивы, какие Западу и не снились. Только раскручивай. Еще девятнадцатого века технологии сохранились. Да хоть сливу в шоколаде возьмите. А халва взрывная, что во рту тает? Я сама над ней десяток лет работала, прежде чем до секрета дошла. А грильяж в шоколаде? Основу до сих пор старухи месят. Ни весов, ни дозаторов. Пробовали секретец утянуть, ан - хрена с два! Вся рецептура на кончиках пальцев. И что? Всё в утиль прикажете? Цель у него, видишь ли, великая! А не получится если? Затравит вас Онлиевский. Порвет на куски. И - нет цели! А то, что за это время российскую кондитерку за здорово живешь уничтожите, так это ничего? Спишется? Да? Хотели как лучше? Да?... Да оставьте себе свой дурацкий платок!

Она зарыдала, уткнувшись лицом в "бардачок". Обескураженный Рублев погладил ее по подрагивающей спине.

– Да ладно вам. Еще же ничего не случилось, - бормотал он.
– Пока только наметки. Еще раз просчитаем, прикинем. Не чужие!

Осипян подняла опухшее лицо.

– Я просто оглашенная баба, - всхлипнула она.
– С мужем разошлась. Вот такой муж был! Вам такого черта с два найти. Известный на всю страну человек. И то - не выдержал. Бросил. И дурак был бы, если б не бросил. Ведь по шестнадцать-двадцать часов на производстве. Сыну пятнадцать лет. И - что? Много он меня видит? Иногда, впрочем, видел, пока я его в Англию в колледж не загнала! Так он там какой-то ноотбук спёр. Специально, понимаете? Чтоб в тюрьму посадили. Чтоб мамочка родная о нем вспомнила. Мамаша! Всем мамашам мамаша. А вы фабрику продать хотите. Сволочи вы после этого! Не хочу ни в какое министерство. Везите меня назад. Мне еще совещание с технологами провести надо.

– Знаете что, - предложил Рублев.
– Я завтра вылетаю на переговоры с западными кредиторами. А по возвращении подъеду. Может, что и придумаем! Добро?

Он примирительно протянул руку.

– Придумает он!
– проворчала Осипян.
– Чтоб придумать, мозги иметь надо.

Иван Васильевич лишь покачал головой, - к ее взбрыкам он, кажется, начал привыкать.

В тот же вечер Рублев дал указание Дерясину переговоры о продаже кондитерского холдинга приостановить.

6.

– Как фамилия?! Лобанов?
– Керзон вскочил.
– А представляется как Дэни?

– Как господин Лобанов, - буркнул Дерясин. Переглянулся с Кичуем. Керзон, до того вяловатый, придавленный ожиданием неизбежной встречи с Суслопаровым, при упоминании Лобанова вдруг вспыхнул радостью. Как отчаявшийся человек, для которого внезапно забрезжила надежда. - Черт! Выходит, есть еще фортуна. А когда обещал придти? Главное, чтоб не передумал. У него ведь ветер в голове гуляет.

Керзон схватился за трубку связи с секретаршей:

– Немедленно позвоните в бюро пропусков. Как только подойдет такой - Лобанов, тут же чтоб проводили ко мне... Нет, пожалуй, проверьте прямо сейчас. По параллельной связи. Ага! Жду.

Оживление его было неестественным. Кичуй глазами спросил Андрея, понимает ли он что-то. Но тот, и упоминувший-то про шалого морячка вскользь, в связи с Жуковичем, скроил недоуменную гримасу.

Дородный Керзон грохнулся в кресло, шумно откинулся.

– Как раз оформляет пропуск. Хоть одна хорошая новость. Чего переглядываетесь, юные други? Решили, что не в себе? Так будешь не в себе. Не каждый день на тебя "заказ" оформляют, - с поддельной веселостью объявил он.