Арена. Политический детектив. Выпуск 3 (сборник)

— А поэтому, господа, нам пока не остается ничего другого, как ждать и возлагать надежды на успех нашей тактики изматывания противника. Заверяю вас снова и снова: технических средств, позволивших бы нам «отключить» Плаггенмейера, не подвергая опасности выпускников, у нас нет. Но меня не оставляет надежда, что доктор Карпано поможет нам, если он…

Гёльмиц все же усомнился:

— Ему давно пора быть здесь! Он просто обязан немедленно явиться, если уж так говорить. Не явиться— на крыльях прилететь! Тут что-то не так! Почему его до сих пор нет?!

10 часов 41 минута—11 часов 15 минут

На сцене по-прежнему царит оживление, мрачное представление продолжается. И ни у кого из нас нет либретто, чтобы перелистать его и узнать, каким автор представляет себе финал. Мы присутствуем на единственном в своем роде спектакле по пьесе, которая подготовлена и разработана несправедливым и несовершенным обществом, предоставившим написать финал участвующим в ней актерам. Каким он будет, финал? Кровавым? Это во многом зависит от того, какие инструкции уже получены или будут получены кое-кем из зрителей. Драма в Брамме способна обрести шекспировский размах. Есть уже двое раненых, Хакбарт и Ентчурек, два трупа — Блеквель и Коринна Фогес, и двадцать три кандидата на тот свет, двадцать два выпускника гимназии и Плаггенмейер.

— Самое примечательное в этой истории — не сам поступок этого Плаггенмейера, — сказал Корцелиус, — а то обстоятельство, что другие плаггенмейеры, живущие в нашей стране, а их сотни, этих бедолаг, на это не решаются. Вот что феноменально!

— Мысль невероятной силы! И вы, мой остроумнейший Корцелиус, не забудьте вставить ее в свою очередную архилевую статью, в которой опишете, как Ланкенау со своими социал-демократическими соглашателями и Бут со своей христианско-демократической мафией предпринимателей взяли людей за горло и душат их, в то время как миллионы других людей из многих стран сокровенно мечтают о том, чтобы жить не хуже граждан Брамме.

— Вот вы как запели! А я-то себе думаю, с чего это он расхваливает Брамме? Выходит, правда, что вы приехали к нам, чтобы присмотреться и прицениться — т-не стать ли главным редактором «Брамме тагеблатт»?

— Мое почтение! У вас действительно редкостный журналистский нюх. Но пока все проблематично. Только если Бут продаст газету…

— Скорее всего продаст. После загадочного самоубийства главного редактора каждому стало ясно, что «Тагеблатт» превратилась, по сути дела, в газету его фирмы: при стирке белья кое-что всплыло наружу. Поэтому Бут продаст ее, наверное, одной из либеральных групп и позаботится о том, чтобы через подставных лиц и благодаря рекламе своих издателей завладеть «Браммер нахрихтен», нашим главным и практически единственным конкурентом.

— Брамме меня привлекает, я с удовольствием прожил бы пару лет поспокойнее и закончил бы книгу об Урукагине [28] .

— Урукагина? Это еще кто такой?

— Может быть, первый социалист древности, он же и социалист-реформист. За двадцать четыре века до рождества Христова он в течение шести лет правил шумерийским государством Лагашем, пока не был побежден владыками соседних рабовладельческих государств.

— Великолепно, господин главный редактор, великолепно!

28

Урукагина — царь Лагаша, во второй «половине XXIV века до нашей эры уменьшил налогообложение и провел ряд других социальных реформ. От времен Урукагины сохранился хозяйственный архив.

— Положим, я больше вашего знаю о шумерах, зато вы больше знаете о гражданах Брамме. И поскольку вышла короткая передышка…

— Затишье перед бурей. Вот погодите, появятся Карпано и мать Плаггенмейера…

— Что я и делаю! А вы могли бы тем временем рассказать мне о Коринне. Что это была за девушка?

— У меня при себе маленькая фляжка «двойного корна». От глотка не откажетесь?

— Не откажусь и от двух.

Мы выпили.

— Да, — начал Корцелиус. — Коринна… Погодите, у меня есть фотография Гунхильд из нашего архива. Она там в первом ряду демонстрантов…

— Времена пошли… Раньше носили с собой фотографии девушек, снятых на качелях или на лугу, в цветах. А теперь…

— На снимке есть и Коринна. Вот…

Я рассмотрел фотографию и даже руками развел от удивления. Нет, красавицей ее не назвал бы никто. Может, тут еще сыграло свою роль соседство с Гунхильд, но вид у Коринны на снимке был такой, будто она заявилась на демонстрацию сразу после дойки на ферме. Лицо грубоватое, пористое, кожа неухоженная.

Корцелиус отгадал мои мысли.

— Все вы меряете мерками иллюстрированных еженедельников! Сами выдумываете какой-то идеал женской красоты, которому в лучшем случае соответствует десять процентов наших женщин. А остальные девяносто процентов что? Негодный товар, идет на рынке по дешевке? Поэтому мужчинам так легко их держать в постоянном страхе: радуйся, мол, что тебя вообще кто-то купил. У нас в Брамме, например, если девушка вовремя не выскочит замуж, ей рассчитывать не на что.

— Вы, пожалуй, правы. Но возникает следующий вопрос, почему вы сами в таком случае остановили ваш выбор на Гунхильд, а не собираетесь осчастливить дурнушку, которая в моей гостинице чистит картошку?

— Выходит, я тоже запрограммирован неверно.

— Вот как.

— Но если серьезно… Коринна — это была душа-человек. Мне это и Гунхильд говорила, и многие другие, с кем я беседовал после несчастного случая, или после убийства, если угодно. Родители вполне приличные люди, после школы начала службу у Бута, ученицей в конторе. Выучившись, некоторое время проработала в бухгалтерии, где у нее впоследствии начались неприятности. Скорее всего из-за ее политической активности… Тогда ей пришлось сменить специальность, она прошла краткосрочные курсы в Западном Берлине и получила потом диплом библиотекаря. Книги всегда были ее страстью. Во всяком случае, наша городская библиотека при ней вышла в лучшие.

— А что на любовном фронте?

— По-моему, Плаггенмейер был первым в ее жизни.

— А-а…

— Так называемая лирика не составляла для нее смысла жизни. Ей просто был нужен человек, на которого бы она могла опереться. А если человека вытащить из болота, он к тебе и привяжется, и довериться ему можно, ничем себя не унижая. Итак, Плаггенмейер! Он как раз вернулся из тюрьмы для несовершеннолетних… Помните, поджог пакгауза на территории «Бут АГ»? Его где-то подобрала Гунхильд, в бассейне, по-моему, и познакомила их. Прямо-таки трогательная история. Оба они словно ожили. Коринна к тому времени стала куда интереснее, по-своему даже красивой. Этот снимок сделан гораздо раньше, по нему судить нельзя. Похоже, снимали во время забастовки трамвайщиков, точно не помню. Во всяком случае, до их знакомства. Она наконец-то нашла человека, на которого могла излить свои материнские чувства, который нуждался в ее помощи. Короче, пользуясь

жаргоном вашего распрекрасного еженедельника, «жизнь этих людей вновь обрела смысл».

Когда я слышу столько добрых слов о человеке, мною невольно овладевает недоверие.

— А не хотела ли она немного покрасоваться перед своими политическими друзьями: вот я, дескать, какая передовая, какая молодчина!

— Может, это и играло какую-то роль, но ни в коем случае не первостепенную. А что, в таком случае я ее гордость считаю вполне оправданной.

Я кивнул.

— С одним вопросом мы разобрались. Теперь другое: я никак не могу составить себе представление о выпускниках, сидящих в этом классе.