Арена. Политический детектив. Выпуск 3 (сборник)

— Их биографии мне, конечно, известны, — сказал Корцелиус. — Разве можно предвидеть подобный поворот событий? Стоит произойти чему-то чрезвычайному, и мы сразу… Опять за свое!.. Да, я вот что хотел сказать: у меня при себе список учеников класса и профессии, которые каждый из них для себя выбрал. Как-то с месяц назад я побывал у них в классе и провел опрос. Мы всегда так поступаем перед выпускными экзаменами, чтобы потом, после выпуска, опубликовать весь список на полосе городских событий. У нас это проводится на государственном, так сказать, уровне. Погодите, листок у меня при себе, я сунул его куда-то, когда услышал, что Плаггенмейер захватил 13-й «А»… Вот он!

— Благодарю. — Я взял бумажку из его рук. — А есть ли среди них такие, кто не собирается идти в университет?

— Двое, не больше.

— Тогда Плаггенмейер заслуживает ордена: наконец-то нашелся человек, который взялся за решение проблемы «нумеруса клаузуса»… [29]

— От вашего цинизма меня просто тошнит…

— Меня тоже…

Я пробежал глазами его заметки:

Аннемари Ахтенмейер (врач), Альф Авельберг (нет данных), Эльке Аддикс (судья по делам подростков), Дёрте Блуменрёдер (учительница), Рейнгард ван Верен (математик), Дирк Дельвенталь (преподаватель вуза), Хайдрун Эйлере (библиотекарь), Ганс Герд Фюльмих (экономист производства), Ханно Геффекс (ветеринар), Гунхильд Гёльмиц (журналистка), Ханс Хеннинг Хакбарт (зубной врач), Карстен Хармс (зубной врач), Хельфрид Хоейр (инженер-машиностроитель), Иммо Кишник (адвокат), Фолькер Клюзинг (юрист), Герхард Кюк (аптекарь), Ирене Кюпер (преподавательница вуза), Йорк Ленкуль (врач), Хинрих Миндерман (экономист производства), Харьо Hoop (учительница), Антье Пеструп (переводчица), Фридмар Шерло (торговый эксперт).

29

«Нумерує клаузус» (лат.) — положение, принятое правительством ФРГ, регулирующее порядок поступления абитуриентов в вузы. Вызвало много возражений, так как ограничивало прием как на отдельные факультеты, так и препятствовало поступлению детей из необеспеченных семей.

Вот он, цвет города Брамме с 1985 по 2030 год.

Может, Эйнштейна [30] среди них и нет, но один камень да еще один камень — вот и разрастется и укрепится такая община, как Брамме. Разве не так?

— Всем им Плаггенмейер ни в чем не уступал, — сказал Корцелиус. — Мог бы стать отличным учителем английского языка, если бы наше общество не отнеслось к нему по-свински.

— Но эти двадцать два человека, которых он держит в заложниках, перед ним не виноваты.

30

Здесь игра слов: «Эйнштейн» — «Айн-штейн» — один камень, один кирпич.

— Может, нет, а может, да. Вина способна рассосаться, как капля чернил в Браммском море. И так как не нашлось никого, кого безусловно можно обвинить во всех его бедах, он волей случая выхватил их из общей массы. Выхватил и сказал: «Вот вы, из 13-го «А», — вы за всех и ответите!» А что ему оставалось делать? Выбить каждому жителю Брамме по очереди пару зубов?..

Я не успел ему ничего возразить, потому что в этот момент, ко всеобщему удивлению, из-за одной из санитарных машин появился доктор Ентчурек. Образ «выпяченная грудь» достаточно истерт уже, но тут я впервые воочию убедился в том, как это выглядит в действительности. Ентчурек, без сомнения, чувствовал себя героем дня.

— Не оттолкни я Хакбарта, все неминуемо кончилось бы катастрофой. Какая безответственность!..—

Он с гордым видом распахнул пиджак, выпустил из брюк рубашку и майку, продемонстрировал свое заклеенное пластырем бедро.

— Счастье еще, что его ранило не в задницу, — проворчал Корцелиус, — хоть от этого вида мы избавлены.

— Как знать, может быть, он предотвратил худшее…

— Он? Начиная с тридцать третьего года он в течение двенадцати лет наряду с другими был повинен в наихудшем, но время его ничему не научило. Послушаешь его, мороз по коже пойдет.

— Быть юродивым в нашем свободном государстве не запрещено.

— А Бут его еще втайне поощряет.

— Бут?..

— Вы не ослышались. Бут не нацист, боже упаси, но Ентчурек ему необходим, чтобы обозначить границу справа. Он для Бута воистину дар господен: Бут изображает из себя политика здравомыслящей середины и постреливает то влево, по «юзосам», то вправо, в сторону Ентчурека. А сам через подставных лиц подкармливает радикалов с обеих сторон — тоже могут пригодиться. Достойные методы, нечего сказать.

— Во всяком случае, сегодня Ентчурек отличился. Это в планы Плаггенмейера не входило.

Корцелиус с трудом сохранял спокойствие.

— Плаггенмейера нужно еще поблагодарить за то, что он совладал с собой и не нажал на взрыватель. Все к тому и шло.

Ентчурек стоял от них в отдалении каких-то трех метров и разговаривал с Бутом, Кеменой, Ланкенау и офицером из спецгруппы.

— Я всегда говорил: будь у нас разумно поставленная служба перевоспитания молодежи, где этих юнцов брали бы в оборот и показывали, где цель и как к ней идти, мы не становились бы свидетелями сцен, подобной этой. Как классный руководитель 13-го «А», я настоятельно требую, чтобы здесь незамедлительно были приняты меры, вплоть до самых жестких. Опытный снайпер с винтовкой с оптическим прицелом поднимется в башню церкви — и проблема будет решена в течение секунды! — Поддержка обступивших маленькую группу отцов и матерей ободрила его. — Есть у нас демократия или нет? Давайте проголосуем, господин бургомистр, спросите же тех, кого это касается непосредственно!

— В этом государстве смертная казнь, слава богу, отменена! — воскликнул Ланкенау, впервые за это утро выйдя из роли сдержанного и программно доброжелательного партийного лидера.

— А если бы даже ее не отменили, — заметил Бут, — то решение о смертной казни принимал бы не первый попавшийся полицейский чин, а полномочный суд.

— И кроме того, — со своей стороны добавил офицер из ГСГ-9,— из ста выстрелов лишь один оказался бы настолько ужасным, чтобы лишить Плаггенмейера возможности нажать на взрыватель.

— О чем я могу только пожалеть! — выкрикнул Ентчурек. — В прежние времена на это был способен самый худший стрелок из моей роты.

Он огляделся вокруг, красуясь и как бы выпрашивая аплодисменты.

— Вопреки настояниям врачей, желавших бы уложить меня в постель, я явился сюда. Я не допущу, чтобы неизвестно откуда взявшийся грязный тип взорвал двадцать два доверенных моему попечению молодых человека, в то время как не делается даже попытки спасти их.

Большинство родителей было целиком и полностью на стороне Ентчурека.

— Господин доктор, Ентчурек прав!

— Если Плаггенмейер не сдастся, его надо пристрелить.

— Бургомистр, у которого недостает мужества для принятия решения, должен уйти в отставку!

Я начал понемногу закипать. Корцелиус тоже.

— Я свой долг выполнил, господа! — патетически воскликнул Ентчурек. — Выполните же и вы свой!

— Что я и сделаю! — крикнул Корцелиус и схватил Ентчурека, чтобы вытолкать его со двора гимназии.

В мгновение ока, прежде чем успели среагировать полицейские из оцепления, Корцелиуса окружили возмущенные мужчины и женщины.

Неизвестно, какой оборот приняли бы события, не появись в этот момент во дворе гимназии доктор Карпано.

Вот он стоит, доктор медицины Ральф Мариа Карпано. Персонаж, словно сошедший со страниц романа, печатающегося в модном иллюстрированном еженедельнике с продолжениями. В безукоризненного покроя белоснежном халате, который он якобы не успел снять в спешке. Как же, загруженный сверх всякой меры медик, у которого голова кругом идет. Предстояла встреча противников столь разных во всех проявлениях, что более кричащее несходство и вообразить трудно. С одной стороны, элегантный, привлекательный благодетель человечества, носящий в довершение всего такое звучное имя; с другой — полукровка, дитя приюта. Нет, условия игры нечестные.