Арена. Политический детектив. Выпуск 3 (сборник)
Шрифт:
На Карпано, несколько смущенно улыбающегося, как бы накатывала незримая волна всеобщей симпатии. Жителям Брамме он был по душе.
Я отказывался их понимать. Пока что смерть Блеквеля — абсолютная загадка. Никому не известно, был ли то несчастный случай или самоубийство, но даже и в последнем случае это вовсе не служило доказательством его вины в деле Коринны Фогес. Никакого признания в письменном виде не найдено. Другими словами— Карпано с той же долей вероятности мог оказаться виновным в смерти невесты Плаггенмейера, как и торговец автомобилями из Браке. Отчего же все они разве
Все было куда проще. Корцелиус, которому тем временем удалось вырваться из кольца возбужденных родителей — их, к счастью, отвлекло появление Карпано, — вновь просветил меня, стоило мне только заговорить об этом феномене.
— Вы, конечно, читали о несчастном случае, произошедшем весной 1971 года в одной из клиник Гамбурга. Ну, насчет облучения…
— Да, — ответил я, не находя между этими событиями никакой взаимосвязи. — Государственная лечебница святого Георга, двадцать семь пациентов погибли из-за неисправности облучателя, бетатрона…
— Правда, погибло всего девятнадцать человек, а восемь отделались тяжелыми ожогами и временным параличом, но в целом верно.
— А Карпано тут при чем?
— В бункере облучения районной больницы Брамме тоже есть бетатрон.
— И что же?..
— Лишь один случай с летальным исходом.
— Выходит, что Карпано…
— Да, когда в больнице умер первый пациент с подозрением на рак, и умер потому, что сердце не выдержало, Карпано сразу заподозрил что-то неладное с дозой облучения, хотя к тому времени ничего не было известно о катастрофе в Гамбурге и несчастном случае в университетской клинике Гисена. Совместно с обслуживающим персоналом ему довольно скоро удалось установить, что из усиливающей цепи прибора вылетела пластинка фильтра.
Несомненно, это заслуживает и признания и уважения.
— Он спас жизнь, по крайней мере, дюжине граждан Брамме. Когда эта история была обнародована одновременно с материалом о трагедии в Гамбурге, мы дали заголовок: «Спаситель Брамме». Вот почему Карпано пользуется всеобщим уважением.
Такое объяснение меня устроило.
Карпано прокашлялся и взял в руки мегафон.
— Послушайте, Берт, я от всего сердца сочувствую вам по поводу смерти вашей невесты. Я познакомился с ней, когда она лежала у нас с воспалением легких. Она действительно была очень милой девушкой, я вполне понимаю вашу боль. Тем не менее вы не должны…
— Вы это сделали или не вы? — закричал в ответ Плаггенмейер.
Голос прозвучал пронзительно-тонко и едва не сорвался. Ему в этом отношении куда труднее, чем стоящим во дворе гимназии — мегафона у него нет.
— Берт, мы начнем обсуждать все сначала? Вы же знаете, что полиция осмотрела мою машину и не нашла никаких вмятин или царапин. Разве этого доказательства мало?
— Но у вас нет алиби.
— О чем я тоже сообщил полиции. Я был дома. Разве вам никогда не приходилось оставаться дома одному?
— Речь не обо мне, а о вас!
Тут Карпано выбрал исключительно правильную в психологическом
плане линию поведения: он отложил мегафон в сторону.— Берт, — крикнул он, — так разговаривать невозможно, я подойду к окну!
Он сделал шаг вперед, намереваясь перелезть через мешки с песком.
— Ты с ума сошел! — Бут попытался его удержать. — Он тебя укокошит!
Кемена тоже не хотел пускать его к окну.
— Если взрывчатку у Блеквеля подложил он, вы… вы идете на верную смерть…
— От-пус-тить! — прикрикнул на него Карпано. — Я знаю, что делаю. Другой возможности у нас нет: мы обязаны пробить брешь в его эмоциональной изоляции, мы должны помочь ему, а не оставлять один на один с его мыслями и подозрениями.
И он действительно направился к окну, остановился совсем близко от подоконника.
— Образумьтесь же, Берт. Не то вы навлечете на себя большие неприятности.
— Вы это сделали?
— Нет.
— Вы лжете.
— Я ничего не понимаю, Берт. Почему вы обвиняете меня в том, что я сбил Коринну, а не господина Блеквеля, например?
— Потому, что вам куда больше терять, чем господину Блеквелю.
— Но ведь это Блеквель покончил жизнь самоубийством, а не я!
— Откуда известно насчет самоубийства? Я думаю, это был несчастный случай.
— Блеквель тридцать лет занимался своим делом, он машину мог разобрать вслепую. О какой неосторожности или случайности, о каком несчастном случае вы говорите?
— Почему же он не оставил прощального письма с признанием, если он и впрямь покончил с собой?
— Письмо обязательно найдется.
— Таких писем никто не прячет. Их всегда кладут на видное место. Нет, в самоубийство я не верю. И вообще, мне показалось, что в машине сидели вы.
— В такой туман вы меня разглядели?..
— Чувство подсказало мне…
— Чувство? Но это же несерьезно, Берт. Позвольте снова напомнить вам о моей совершенно исправной машине…
— Не знаю, как вы словчили, но сбили ее вы!
— За что вы, собственно, так меня ненавидите? Я вас когда-нибудь обидел, оскорбил?
— Коринну задавили вы!
— Боже мой, Берт, так мы с вами ни до чего не договоримся.
— А я и не собираюсь договариваться с вами. — Плаггенмейер ненадолго задумался. — Даю вам ровно десять минут. Если после этого случится непоправимое, виноваты будете вы.
— Вы с ума сошли, как вы можете!..
— Десять минут — я смотрю на часы.
Карпано повернулся и поспешил вернуться за бруствер. Он побледнел, выглядел усталым, но мне он напомнил боксера, который после первого раунда, закончившегося вничью, торопится в свой угол к тренеру.
Бут подошел к нему первым.
— Ничего не выходит?
— У него навязчивая идея.
— Он это всерьез? — спросил Кемена.
— Боюсь, что да.
— Показать ему еще раз результаты технического осмотра вашей машины? — не отставал Кемена.
— Это не произведет на него ни малейшего впечатления. Чувство подсказывает ему, что виновник всего я. — Он достал из заднего кармана светлых брюк шелковый носовой платок и утер лоб.
— Остается один выход, — сказал Бут.
Карпано перевел взгляд на него.