Аргумент весомей пули

Через не могу!

И всё бы ничего, но перерождающееся сердце билось всё чаще и чаще, волны энергии врывались в меня уже просто беспрестанно, и не было этому ни конца ни края. В отчаянии утопающего, пытающегося выпить море, я вбирал в себя небесную силу и сжимал её своей волей до такой степени, что внутри заполыхала пурпурная звезда. И чем ярче она разгоралась, тем яснее я осознавал, что теперь попросту не сумею остановиться и перенаправить вливавшуюся из накопителя энергию к исходящему меридиану, что стоит лишь на самый краткий миг отвлечься от её уплотнения, и меня неминуемо разорвёт.

Да и попробуй ещё — вытолкни из себя этот драный пурпур! Абрис горел огнём, узлы скрутило, шею охватила раскалённая струна, в глазах — красным-красно. Тут бы выдохнуть да вдохнуть!

Вобрать! Сжать! Удержать!

И не беру я чужое — оно само в меня рвётся, не остановить!

Горю!

Разумеется, я в любой момент мог отдёрнуть руку или разжать пальцы, но только перестану искажать аспект вливавшейся в силовую линзу энергии, и ритуал перерождения вновь пойдёт своим чередом. И тогда мы точно сдохнем, ну а так всё зависит исключительно от меня. Всего-то и нужно, что немного продержаться, вытерпеть очередную драную малость, совладать при этом с лютым напором энергии и не выгореть изнутри. Просто не оказаться слабаком и бездарем!

Удерживают же другие адепты в себе талант энергии, а я так уж точно не хуже прочих!

Но — горю, черти драные! Горю!

Свечение зависшей над пирамидой звезды искажалось невыносимо медленно, и тем не менее в нём всё отчётливей проявлялся пурпурный оттенок. А ещё с каждым мигом вместилище ритуальной энергии сокращалось всё резче и резче — я даже упустил тот миг, когда на одном из таких рывков сердце жреца лопнуло, расплескавшись вспышкой багряного сияния!

Бесформенная груда плоти рухнула чуть в стороне от нас, и тотчас я подался назад — сделал это ещё даже прежде, чем в сознание ворвался истошный мысленный визг:

— Сгинь!

Да что там — подался! Меня будто ударом молнии отбросило!

Покатившись по каменным плитам, я отшвырнул алхимический шар, и тот взорвался беззвучным пурпурным всполохом. Накопители ревнителей засветились в разы сильнее прежнего, силовая линза вновь налилась золотым сиянием и окончательно преобразила бившую из алтаря энергию кровавого ритуала. Луч солнечного света вонзился в бурлившую над пирамидой белизну астрала, прошил ту насквозь и соединился с зависшим в зените светилом.

Полыхнуло так, что на миг я попросту перестал хоть что-либо видеть!

Пронзительное сияние извечного полдня вмиг разошлось на всё небо, пролилось на омут и развеяло заполонившую его порченую силу, но полностью или частично — я не разобрал. Было не до того. Пытался вдохнуть, силился выдохнуть. Втянуть в лёгкие воздух, вытолкнуть переполнявшую меня энергию.

Не получалось ни то, ни другое — спазмы скрутили и мышцы, и абрис. И поделать с этим я при всём желании ничего не мог. Мог лишь корчиться и задыхаться, постепенно запекаясь изнутри.

Миг спустя бивший в небо луч ударил в обратную сторону, проплавил в алтаре дыру и разом выжег всю переполнявшую пирамиду энергию. Сразу погас, и тотчас разлетелась ворохом золотых искр солнечная линза, рассыпались стеклянным крошевом накопители. Ревнители покачнулись, а груда гниющей плоти, которой обернулось чудовищно раздувшееся сердце жреца, дрогнула и проросла щупальцами, обернулась демоническим порождением паука и осьминога.

Я вдохнул.

Глава 29

12–27

Собранная к солнечному сплетению энергия сияла пурпурной звездой, мерцала и пульсировала в такт сердцебиению, она могла взорваться буквально в любой момент — да и взорвалась бы уже, если б не судорожная хватка моей воли. Но попробуй сохрани сосредоточенность, когда горят огнём лёгкие и бьётся в корчах тело!

Я пытался, пытался и пытался выдавить из себя небесную силу и одновременно стискивал сгусток жгучего пурпура, не позволяя ему расплескаться, в итоге не сумел выдержать верный баланс, и энергия вырвалась в излив обжигающей волной, ударила в первый узел и едва его не разорвала, свела судорогой и заставила сжаться, стала просачиваться дальше медленно-медленно или даже не просачиваться вовсе, а продавливаться. Дух и тело начали спекаться в единое целое, и будто мало того — демоническое отродье очухалось и поднялось на своих отростках-щупальцах. Уродливая туша разом взметнулась на два человеческих роста, распахнулись горевшие злобным безумием блюдца-буркалы, с омерзительным чмоканьем распахнулась страшенная пасть.

Ближе всего к этой образине находилась четвёрка учеников школы Извечного полдня, именно к ним два щупальца и устремились. Старший из ревнителей солнца успел прикрыться золотистым барьером, но удар демонической конечности оказался столь силён, что парня сбило с ног и покатило кубарем. Он рухнул в лестничный проём, и это ему ещё повезло — стоявшего рядом юнца сочившееся кровью щупальце обвило и подтянуло к раззявленной пасти. Демон разом откусил жертве голову, а изуродованное тело метнул в одного из припустивших прочь юнцов.

Хрустнуло! Чудовищный удар снёс бедолагу с крыши, и лишь последний из четвёрки ревнителей солнца сумел благополучно укрыться за спинами пластунов.

Повезло.

Ему повезло, не мне.

Я валялся на каменной плите, не в силах ни подняться на ноги, ни избавиться от выжигавшей меня изнутри энергии. Стискивал, стискивал и стискивал своей волей тугой сгусток жгучего сияния, стремясь поскорее выдавить его из себя, — и всё впустую. Сознание начало путаться, на миг я утратил сосредоточенность, и хватка моей воли соскользнула с ядра. Оно тотчас дрогнуло и начало разбухать, окуталось призрачным огнём, который враз докатился до оправы и своим натиском без малого её разорвал. Каким-то чудом мне удалось перебороть этот напор, а дальше прикипевшие к узлам верхнего полукружия языки пурпурного пламени свились в энергетические жгуты, и небесная сила хлынула из едва не лопнувшего ядра сразу по четырём направлениям. Напор на излив резко ослаб, на первый план выдвинулась боль в расшатанных узлах и перегруженных меридианах — старых и новых, прожигаемых прямо сейчас.

Жгучие потоки вырывались из меня по рукам и напрямик к обеим ключицам — в тело словно раскалённые крючья загнали, ещё и рванули их в разные стороны. Разом набухли на спине и лопнули стародавние рубцы, лицо словно смяла чья-то незримая длань, из носа потекла кровь. В глазах помутилось, но я заставил себя встать.

Выпрямился — да! Превозмог обстоятельства!

Истекавшее ядовитым багрянцем демоническое отродье скользнуло ко мне в обход алтаря, а я замер с раскинутыми руками, не в силах сдвинуться с места. Внутри расцвёл обжигающе-оранжевый цветок, но незамаранным его огненный аспект не пробыл и удара сердца: сначала пятнами гнили проявился переходящий в черноту фиолет, а дальше решительно всё перекрыл пурпур. Второе колено атрибута вросло в мой дух и напитало его пламенем, то взревело и выплеснулось наружу — в мгновение ока я оказался объят им с ног до головы.

«Обжигающая аура!» — припомнилось название этого аркана, а дальше пурпурное пламя рывком разошлось во все стороны, захватило круг сажени в три шириной.

Горю! Горю и не сгораю!

Черти драные, да это даже приятно! Никакой боли, никакого жжения! Лишь тёплым воздухом веет! Красота!

Обогнувшее алтарную плиту отродье бросилось в атаку и ударило, но его осклизлое щупальце прогорело в прах, и пурпурный огонь побежал по шкуре, слизывая сочащуюся из неё кровь.

Демон взвыл от боли и ярости, оставил меня и метнулся к пластунам, намереваясь одним стремительным рывком смять их всех скопом. Разложенные вокруг тех кости взмыли в воздух и обернулись ажурным куполом — при ударе он треснул, но выдержал натиск, а нанизавшаяся на длинные шипы тварь высвободилась и шарахнулась прочь — прямиком к спуску в пирамиду. Оттуда в её брюхо ударил узкий луч солнечного сияния, а следом в рану метнули шар голубого огня. Внезапная атака не только ранила демоническое отродье, но и отвлекла от пластунов — прикрывший их купол вновь осыпался на плиты, но не развалился на отдельные кости, а обернулся огромным шаром-клеткой. Тот бесшумно подкатился к шарившей щупальцами по лестнице гадине и охватил её костяным капканом, стиснул, пронзил шипами, начал давить!