Argumentum ad hominem

Я ведь только чуточку. Самую-самую ма…

От первых же нот дыхание перехватило и сожгло в пепел, горечью и проклятиями осевший на языке.

Кто посмел?! Ясно же было сказано: моё! Не трогать!

От сторожевой песни остались только уродливые обрывки, потому что кто-то, вопреки предупреждениям и просто хорошим манерам вознамерился… Да, сломать моего рыцаря. Удар такой силы не мог сделать ничего другого, сфокусированный, направленный, даже подкрученный, раз уж моё творчество беспомощно разметало во все стороны. Поразительно умелый и настолько… Знакомый?

Обычно для запоминания чужих почерков мне требуется довольно много времени и желания вообще этим заниматься, но тогда вся ситуация располагала к сосредоточенности, вот в памяти и отложилась легкая похвала, которой один уютный мужчина одарил официантку в качестве комплемента к чаевым. Осторожная и безобидная, но такая характерная. Такая…

Наверное, я слишком резко выпрямилась, потому что любимый вопрос рыцаря прозвучал обеспокоенно:

— Вам плохо?

Да я в бешенстве. Морально. А вот кому должно было быть и оставаться по-настоящему плохо, так это…

— С ним ничего не случилось, — сообщил Петер, зачем-то добавляя: — Если вам это важно.

А потом переспросил, чуть растерянно, словно удивляясь собственным же словам:

— Вам ведь это важно?

Важно. Конечно. Наверное. Только о Лео, полезшем на рожон туда, где висела табличка «Ход закрыт», я подумаю много всего разного потом, попозже. А сейчас нужно как-то попытаться загладить чужую беспардонность и хоть немного…

А не получится. Теперь закрыто и для меня тоже.

Ах ты…

На меня посмотрели то ли виновато, то ли извиняющеся, и резко сменили тему беседы, обращаясь к водителю:

— Багажник сколько литров?

— Заявлен на пять сотен, — ответил комодообразный Марко, стрельнув взглядом в зеркало заднего вида.

— Остановите, пожалуйста.

Я могла бы подумать, что это намек на меня, моё поведение и вообще нежелание продолжать общение, но вовремя вспомнила, что такие тонкости не в обычаях белобрысого рыцаря, и решила просто спросить:

— Чего удумал?

Он вздохнул, признавая:

— Если я не высплюсь, я сдохну.

А потом добавил, с ноткой безысходности:

— Или кого-нибудь убью.

Первое в мои скромные планы не входило никоим образом, второе… Скажем так, готова была даже составить компанию, особенно если цели сойдутся. Поэтому я дернула Марко за рукав:

— Поблизости найдется тихое местечко, где не задают вопросов и не шпионят за постояльцами?

— Конечно, мадам, — ответили мне, лихо сворачивая с проспекта на первом же перекрестке.

Я знала, что такие кварталы, застроенные, одному богу известно, в какие времена, все ещё оставались на карте города. Даже бывала в паре из них, то ли кого-то навещая, то ли по делам фирмы. Узкие улицы, невысокие дома, кое-где чуть ли не сходящиеся крышами навстречу друг другу, крохотные балкончики, растопырившиеся горшечными цветами, входные двери прямо от мостовой, окна первых этажей, вечно закрытые решетчатыми ставнями, за которыми всегда и наверняка прячутся любопытствующие глаза. И степенная дневная тишина, гордо заявляющая, что все местные обитатели сейчас заняты своими исключительно важными делами, но если вы соблаговолите зайти попозже, ближе к сумеркам…

Проезжая часть переулка, в который мы въехали, едва-едва вместила «майбах», а тротуары оказались настолько игрушечными, что пришлось выбираться наружу, чуть ли не прижимаясь к машине, потому что открыть двери полностью не представлялось возможным. Но все справились и, под руководством Марко, нырнули в ближайшую и крайне малоприметную дверь, за которой ожидалось обнаружить все что угодно, кроме вполне себе обыденной гостиничной стойки. Портье, дремавший на своем посту, завидев нашего комодообразного предводителя, нездорово оживился и болванчиком закивал в ответ на каждую фразу. Благо, Марко был немногословен в своих пожеланиях, иначе у несчастного от такого рвения отвалилась бы голова.

Тем не менее, протянутый ключ непостижимым образом оказался именно в пальцах Петера, и тот отвалил в указанном направлении, оставив денежные дела и прочие вежливости на нашу долю. Вернее, на долю Марко, который обошелся парой загадочных жестов и витиеватым пожеланием здоровья какой-то донне Амелии, что портье, как мне кажется, вполне удовлетворило. На все про все ушла пара минут, не больше, но когда я наконец-то перешагнула порог оплаченного номера, передо мной предстал уже только финальный занавес той сцены, которую наверняка было бы куда интереснее наблюдать в реальном времени.

Совершенно очевидным оставался лишь один факт: раздевался рыцарь на ходу. Но разбросанные вещи неумолимо подтверждали, что траектория движения была крайне причудливой, да к тому же его настолько отчаянно мотало из стороны в сторону, что смог добраться до кровати исключительно в силу небольших размеров комнаты. Дошел, упал и умер, что называется. Но мне, если вдуматься, последнее обстоятельство очень даже…

Нет. Я так не играю. Это несправедливо!

Большинство терапевтических песенных вмешательств как раз и проводится в стадии сна, когда нужно наладить работу тела, не загружая мозг лишними решениями. Но у этого клятого…

Значит, нет никакой возможности добраться до него ни в обычном, ни в бессознательном состоянии. Если сам не позволит. Даже если нужна помощь и…

Ну что за кретин, а? Так ведь, действительно, недолго сдохнуть. После того разгрома, который учинил Лео, надеется все поправить, отоспавшись? Святая наивность! Песенник же бил на поражение, разворачивая все и вся так, чтобы наверняка. Чтобы насмерть. С другой стороны, белобрысый все ещё вполне жив, хотя и лежит сейчас без сознания и без движения, вцепившись в подушку так сильно, что аж костяшки побелели.

Что же там случилось, между ними и вообще? Неплохо бы выяснить. И для этого у меня есть одна интересная, сугубо неофициальная возможность. Но перед уходом, конечно, стоит прибрать разбросанные шмотки туда, где им положено быть. И попросить Марко проследить, чтобы никто посторонний не воспользовался текущей беспомощностью и, хм, беззащитностью «моего мальчика». Не зря же озабоченным народом так любимы сюжеты с участием горничных?

А все, что сейчас остается мне, это накрыть рыцаря пледом и погладить по загривку в надежде, что пальцы все-таки разожмутся.