Argumentum ad hominem

Сощурился.

— Вы всегда так прямолинейны?

— Настроение сегодня такое. Не располагает к прелюдиям. Предпочли бы, чтобы я зашла издалека?

— Нет, пожалуй.

— Так что там с ошибками? Много их было? Я свои помню все наперечет, и скажу честно: пальцев не хватит.

Вздохнул, признавая:

— Были ошибки.

— Конечно. Потому что я училась, вы учились. Вот считайте, что и он… учится.

— И чего нам ждать на выпускном экзамене?

Как-то по-особому прозвучало это коротенькое «нам». С явным подтекстом.

— Понятия не имею. Но тем и интереснее!

Разделить мой энтузиазм он не решился. Наверное, просто не дозрел. И хотя в зеленых плодах есть своя прелесть, я все же предпочитаю… читаю… читаю…

Ох, да. Совсем забыла же. Главное.

— Ваше наблюдение, конечно, штука напрягающая, когда о ней знаешь, ну да ладно. Бог с вами, наблюдайте. Но если вздумаете что-нибудь учудить, так и знайте: засужу. За препятствия законной хозяйственной деятельности малого бизнеса.

— Препятствия… Бизнеса… Чего?

— Не чего, а кого. Меня. Вот, ознакомьтесь.

Вчерашний контракт, так и оставшийся в кармане, оказался как нельзя кстати. Хотя бы для того, чтобы насладиться совершенно очумевшим видом Лео, вникающего в печатный текст.

Не знаю, где и как юристы клана Сантини добывали информацию о личности Петера, включая все необходимые реквизиты, но составлены бумаги были явно грамотно, так что по итогам чтения мистер Леонард Портер смог спросить только:

— А он на это согласился?

Я поболтала печенькой в портвейне, облизала порозовевший край и гнусно улыбнулась:

— Он не возражал.

* * *

На самом деле, конечно, следовало спросить. Заодно объяснить, в чем суть, что требуется, какие могут быть или не быть последствия. В общем, подписывая кого-то на работу, неплохо заранее убедиться, что он в принципе готов её выполнить. Но в тот момент критический взгляд на собственные действия у меня отсутствовал полностью, да и теперь…

В способностях Петера я не сомневалась. В его покладистости тоже. Оставался сущий пустяк: поставить в известность и постараться сделать это наиболее безопасным образом. Например, попробовать взять рыцаря в оборот тепленьким.

Хотя, когда он на стук двери высунул голову из-под пледа, весь взъерошенный, рассеянный и домашний, единственным возникшим желанием было зами-ми-мишкать его до полусмерти. И почему-то подумалось, что если бы та девушка увидела Петера таким, то ни за что его не отпустила бы от себя. Никуда и никогда.

— Вы вернулись.

Не спросил, не констатировал, просто расставил вещи по местам.

— А были другие варианты? Конечно, вернулась. И снова с разговорами.

Вздохнул, но прятаться обратно не стал. Наоборот, сел, свесив ноги с кровати.

— И разговоры будут серьезными.

Нет, все же с Лео играть в гляделки приятнее: хоть какие-то эмоции проскакивают. А тут постоянное ощущение, что тебя оценивают. Каждую секунду. Каждое слово. И потом, на основании выставленных баллов…

Тьфу, как-то даже нехорошо стало внутренностям. Или это у меня после прихода откат наступил? Тогда или новую дозу употреблять срочно, или терпеть, другого не дано.

— Первое. В скором будущем мне потребуется твоя… твоё участие в одном коммерческом предприятии. Все оформлено официально, начальство в известность поставлено.

— Хорошо.

Вот так, просто. Кивнул и все.

— Даже не спросишь, что нужно делать?

— Если я это умею, то сделаю. Я это умею?

— Э… более чем.

— Хорошо.

— А условия и все остальное… Не интересно?

— Это же ваше предприятие. А вы не станете…

Замялся, видимо, не обнаружив в доступе подходящих слов.

— Вы же не станете?

Иногда его невыносимо хочется убить. Именно за вечное бесячее предложение выбрать дорогу на развилке. Потому что самому, очевидно, все равно, как именно я поступлю, куда шагну. Примет любое решение. Но словно видя заранее, какими эти решения могут быть, снова и снова даже не предупреждает, а всего лишь напоминает: выбор — дело важное. И так тихонько-тихонько добавляет: не ошибись, пожалуйста. Вот жеж честь и совесть, на мою старую голову!

— Не стану.

Кивнул, принимая ответ. Наверное, решил, что ещё раз сказать «хорошо» будет уже перебором.

— Но дела — потом, подождут. А кое-что другое нужно решить прямо сейчас и без уверток.

Растерянно хлопнул ресницами.

— Ты вообще понимаешь, что делаешь? С собой и с моими нервами?

— Мэм?

— Я знаю, что утром у тебя была встреча. Неприятная. После которой твоё тело нуждается не только в отдыхе. Или надеешься, что отоспишься, и все пройдет?

— Обычно так и бывает.

Обычно? То есть, у него все это уже давно вошло в привычку?

— И сколько времени уходит на такое лечение?

Задумался.

— Можешь не скрипеть мозгами: догадываюсь, что много. А я предлагаю ускорить процесс.

Чуть помрачнел.

— Я просто спою песенку.

Отвел взгляд:

— Спасибо. Но не стоит.

— Значит, так. О стоимости чего-либо здесь буду рассуждать я. Потому что предприятие моё, а мне нужно, чтобы ты в любой момент был готов.

— Я буду готов.

Да ну что ж с ним сделать-то? И заставить невозможно, только увещевать. Причем давить на его собственную выгоду или пользу, похоже, бессмысленно. Попробуем зайти с другой стороны:

— Я должна быть уверена. Понимаешь?

Потер подбородок большим пальцем.

— И без этого никак… не?

— Никак.

Долго смотрел на пол, судя по всему, считая паркетины. Потом вымучил:

— Хорошо.

Я немедленно проверила доступ, чтобы убедиться: и впрямь открылся. Но стал каким-то совсем несчастным.

Конечно, с его биографией, наверное, трудно было вырасти смешливым и непосредственным, но я ведь уже видела, что он может быть и совершенно нормальным. Ну, хотя бы иногда. А тут вдруг снова-здорово.

Надо причину выяснить и искоренить. Иначе прорастет какая-нибудь заразная зараза, и кисло станет уже всем вокруг.

— Почему ты не любишь песни?

Долго смотрел мне прямо в глаза, прежде чем ответить:

— Потому что они заканчиваются.

Господи, так вот в чем все дело! Так просто и так… По крайней мере, печально. Для него самого.