Argumentum ad hominem

— Госпожа контесса, пожалуйста, ответьте честно. Самой себе. Вы хотите или нуждаетесь?

— И в зависимости от того, как я отвечу…

— Безо всякой зависимости.

— Но тогда зачем…

Чтобы немного сбить твою спесь, в первую очередь. Это же так трудно, признать, что тебе что-то нужно. Особенно когда у твоих ног весь мир. Ну, почти весь.

Мы успели прошагать мимо дюжины статуй, прежде чем раздалось вымученное:

— Другие варианты… могут повлечь за собой нежелательные последствия.

Ну да, ну да. Вопросы приличий, репутации, чести и всякое такое. То, без чего себя не мыслят люди определенных кругов. А ярмарочные факиры — это вполне приемлемо. Традиция древняя, не шибко почитаемая, но вроде как примелькавшаяся, местами забавная и почти непредосудительная. В самом крайнем случае можно списать на экзальтированность, наступившую вследствие глубоких личных переживаний.

— Ясненько-понятненько.

Она все-таки повернула ко мне лицо. Коротко, на считанные секунды, не позволяя уловить выражение. А потом снова вперила взгляд в глубину галереи.

Нет уж, больше не куплюсь ни на какое заманчивое предложение. Предварительные ласки — стезя отдела продаж, вот пусть и занимаются своим делом. Да и, чем больше думаю об этом заказе, тем быстрее улетучивается настроение. А без настроения мне нельзя. Песенница без настроения — как молоко на грани кипения: на миг отвлечешься, и дело плохо.

Чья же это шутка? Кто так на меня взъелся? И главное, не без ведома начальства, потому что предписание я получала из самых первых рук. А что, если он сам во всем этом…

Возможно.

Вероятно.

Звоночки-то были, были. Седина в бороду, теперь уже сомневаться не приходится.

Знать бы, на что именно шел расчет. Что откажусь? Что не удержусь и надавлю? И того, и другого достаточно, как минимум, для временной потери места под нашим главным солнышком.

Значит, я должна вернуться с победой, и никак иначе. Чтобы раз и навсегда заткнуть всем шавкам их поганые…

— Вы… Вы выполните вашу работу?

— О, да! Вне всякого сомнения.

Кажется, она вздрогнула, но не решилась посмотреть мне в лицо.

В общем-то, и правильно сделала: то, что я сама мельком поймала в зеркальном стекле, мимо которого мы проходили, выглядело, мягко говоря, отвратительно. И требовало самым срочным образом отставить в сторону и обиды, и планы мести.

Раз, два, три. Раз, два, три. Раз, два, три.

Вальсируем и успокаиваемся. И строго пофиг, как и кто на это будет смотреть.

Раз, два, три. Раз, два, три.

— Госпожа песенница?

Раз, два, три.

— Госпожа…

— Мне нужно взглянуть. На объект «заботы». Перед тем, как.

— Разумеется.

У неё был шанс теперь уже отказаться самой, но видимо, нужда была все-таки слишком сильной: вместо того, чтобы шугнуться моих странностей, контесса свернула в узкий и весьма извилистый коридор, закончившийся ничем не примечательной дверью.

— Прошу сюда.

Я предполагала увидеть комнату, но вместо этого попала в ещё один коридор, единственными источниками света в котором были…

О, пожалуй, такое впечатление способно искупить все сегодняшние переживания. Тайный ход с зеркалами-подглядками — где бы я ещё смогла это увидеть воочию? Уж не знаю, новодельный или аутентичный, привезенный с родины и собранный заново из древних деталек, но атмосферный по самое не хочу.

Контесса проводила меня к одному из зеркал, за которым располагалась явно жилая, хоть и с поправкой на местный колорит, комната. А главное — обитаемая.

— Вас устроит такой обзор?

— Вполне.

Она кивнула, отступила куда-то назад и… Пропала. Только шорох скрытой тенями двери подтвердил, что Аурелия Абруцци не рассеялась в пространстве, как клочок тумана.

Но все это было уже не так волнующе и интересно, потому что я наконец-то могла оценить фронт работ, ради которых проделала весь сегодняшний путь по улицам и мозгам.

Симпатичный мальчик. На мать не очень похож, но то, что породистый, от взглядов не скроешь. С возрастом наверняка потяжелеет и лицом, и телом, но пока ещё трепетно юный, тонкий и звонкий. Хотя уже заметно носатенький. А вот эта складочка между бровей как-то мне не нравится. Лишняя она здесь. Не по годам, уж точно. Сделаем поправку на среду обитания?

Двигается нормально, без отклонений и особенностей. Можно даже сказать, активность повышенная, вон, на ковре уже тропинку утоптал из угла в угол. Волнуется.

Волнение это хорошо для подключения. Это просто. А вот как быть с тонкой настройкой?

Лучше, конечно, было бы встретиться лицом к лицу. Надежнее. Но если таковы пожелания заказчика, пусть они даже в некотором смысле идиотические…

— Траурное платье, мама? В самом деле?

Ой, а я все-таки соберу базу для настройки. Хотя бы и стараниями контессы.

— Ты собираешься отказать мне и в праве выбирать цвет одежды?

Вместе они смотрелись вполне гармонично, а главное, сразу становилось понятно, что при всей своей внутренней силе Аурелия Абруцци неспособна противостоять намерениям сына. Только намекать и символизировать.

— Мы обсудили все уже с десяток раз, мама. Я не изменю свое решение. Даже отец, будь он жив…

— Оставим мертвых в покое, Риккардо. Наследие отца никуда от тебя не денется. Но ты можешь…

— Ничего не случится, — он стиснул черных бархат её плеч своими ладонями, заглядывая глаза в глаза. — Это просто дуэль.

— Просто?

— Мы должны все выяснить друг с другом.

— Друзья не скрещивают шпаги.

— Мама!

— Все можно решить иначе.

— И напрячь высокие эшелоны ради сущей безделицы? Надо мной будут смеяться.

— Тебе милее, чтобы над тобой рыдали? Над твоим бездыханным…

Если бы мне не была немного понятна подоплека происходящего, все это можно было бы принять за сериальную сцену. Вот только у актеров в голосах никогда не проскальзывают такие нотки. Одновременно пафосные и искренние. И это ещё надо учесть, что контесса несколько сдерживается, памятуя о зрителе в моем лице.

— Самое большее, будет пара шрамов.

— И ты так спокойно об этом говоришь?

О, дорогая моя, вовсе не спокойно. Я бы даже сказала, с определенной надеждой на подобный исход. Наверное, чтобы потом хвастаться. Кто их, этих мужиков разберет? Одни меряются силой, другие кошельком, третьи…