Архикватор - королевский палач

Я встала и огляделась:

— Здесь есть зеркало?

Ловец кивнул на дверь в другую комнату. Я зашла в маленькую ванную, где над умывальным столиком висело блестящее отражающее нечто, что вполне соответствовало понятию "зеркало". Из него смотрели мои карие глаза, во все стороны торчали волосы шоколадного цвета, кожа была чище, лицо чуть худее. Во всем, что отражалось в зеркале, я узнавала себя.

— И как? — Ловец появился в дверях ванной.

— Хорошо получилось, — равнодушно кивнула я и вернулась в кровать. — Продолжай рассказывать про правила. Итак, я выучу заклинания и мне выдадут волшебную палочку. Что потом?

— Какую еще палочку? — нахмурился парень. — Ты будешь учить заклинания и правила пользования магией. Потом пройдешь проверку на теорию и перейдешь к практике. Вот тут тебя завалят, и тогда ты должна будешь пойти в услужение к покровителю.

Я непонимающе изогнула бровь.

— А! Давай я без психологической адаптации тебе объясню. Ты крепкая девчонка, истерики по пустякам не устраиваешь, значит справишься. Слушай, у вас, террийцев, магии совсем нет, соответственно она не пробудится. Вы абсолютно бесполезны! Но у нас справедливое и равное отношение ко всем прибывающим, а значит, мы не можем лишить вас шанса пробудить магию. По моему опыту ни одна террийка магом не стала, поэтому ты не надейся, а сразу ищи себе покровителя. Он будет о тебе заботиться и после отчисления возьмет к себе.

— Понятно, — задумчиво кивнула я. — А если я смогу обучиться магии, что меня ждет?

— Ты ничего не поняла, — возмутился парень. — На Лемурии все террийцы — рабы. Тебя ждет рабство.

ВТОРАЯ

Мы с минуту молча смотрели друг на друга.

— Какое рабство, если вы открытые, справедливые и демократичные?

— Какие? — смутился парень. — Демократичные — это как?

— Относитесь ко всем как к равным, уважаете право выбора…

— Да, — гордо кивнул он, — мы демократичные к тем, кто полезен сообществу. Но вы, террийцы, бесполезные. В вас совсем нет магии, поэтому мы демократично предоставили вам выбор — пойти в услужение покровителя. Сама Королева показывает всем нам пример своей демократичности — у нее рабынь около десятка.

— О каком выборе идет речь, — прервала я его торжественные речи, — если в итоге все землянки становятся рабынями?

Он хохотнул:

— Никак не привыкну. У нас "землянка" — это ягода, потому мы вас террийцами зовем. Привыкай и переучивайся. У нас нет молний на одеждах, липучки, сотовые, жвачки — это все другой мир. Тебя никто не поймет. Говори так, словно ты совершила скачок в прошлое. Так будет меньше путаницы.

— Я спрашивала про выбор! — напомнила я, возвращая к своему вопросу.

— Выбор, я помню. Раньше всех террийцев умертвляли.

* * *

Он ушел, а я осталась лежать. За окном темнело, в моем сознании тоже. В коме я или под наркозом, но выйти из этого бреда не могу. Видимо меня как следует шандарахнуло. Это если верить словам парня, порожденного моим больным мозгом, потому что есть альтернативные варианты: авария, упал столб, раскатало катком, кто-то сзади ударил битой по голове. Мало ли. Возможно, мама и папа сидят сейчас в реанимации, держат меня за руку и молятся, чтобы я пришла в сознание.

Я пролежала всю ночь не меняя положения, между сном и бредом, между поиском сознания и абсолютным отчаянием. На рассвете мне в голову пришла мысль, принесшая облегчение: я должна умереть здесь. Если я погибну здесь и сейчас, откажусь продолжить это наваждение, то в реальности произойдет… что-то произойдет — или я очнусь, или умру. Зато это состояние будет конечным.

Я встала, оглядела еще раз полупустую комнату и ванную. Подошла к окну, из которого открывался чудесный вид на парк с естественным озером, и окно моё находилось на уровне четвертого этажа. Я оглядела раму, подергала створки, но из трех окон открылось только одно, находящееся в ванной.

Встав на узкий подоконник, посмотрела вниз. Ветер раздувал белый балахон, откидывал спутанные волосы с лица и отговаривал запахом цветущих деревьев, свежестью утреннего тумана и едва уловимым привкусом солнечных лучей. А внизу темнела булыжная дорожка и сырая, еще не согретая солнцем лужайка.

Последний раз взглянула на рассветное небо и прыгнула вниз.

Если бы я не взвизгнула, то вполне возможно лежала бы на булыжниках окончательно мертвая. Но мой визг услышал пробегающий мимо мужчина и щелчком включил левитацию. Я плавно спустилась на дорожку прямо перед ним.

— Я хочу умереть, — успела проговорить, когда он поднес указательный палец к моему лбу и буквально выключил.

* * *

— Бездарный самовлюбленный юнец, — рычал кто-то за дверью, — ты отстранен, пока повторно не пройдешь курс адаптации переселенцев и лично не сдашь мне зачет!

— Господин декан, я был уверен, что она всё приняла. Даже за демократичность нас похвалила! — встрял уже знакомый мне голос Ловца.

— За что похвалила?

— За демократичность. Это одним словом отражает все принципы нашей свободной Лемурии. Я был поражен, когда…

— А я поражен сейчас, — оборвал его мужчина. — Ты специалист по переходу, знаешь насколько тонкая психика у террийцев и судя по услышанному, сломал эту девочку. Отстранен. Я не допускаю тебя до протежирования.

Раздался щелчок и возмущенный голос Ловца:

— Что, опять? В студенты?

— И так будет до тех пор, пока ты не докажешь состоятельность, — припечатал его мужской голос.

Потом дверь открылась, кто-то вошел и всё затихло.

— Откуда у тебя синяки? — спросил меня мужчина, вошедший в комнату.

Я промолчала, притворяясь спящей. Он взял мою руку и приподнял рукав, разглядывая результаты ночных самоистязаний, которые так и не помогли проснуться или убедиться в реальности происходящего.

— Как тебя зовут? — настойчиво продолжил он, а я даже обрадовалась: он первый, кто догадался поинтересоваться.

— У тебя есть имя? — не отставал он.

Я открыла глаза и раздраженно уставилась на него. На рассвете я не особо его разглядела, поэтому только сейчас констатировала, что это мой спаситель и он завораживающе красив. Если бы на земле жили феи, то плод любви феи и восточного шейха выглядел именно так.

— Девочка, ты понимаешь мои слова? Ты можешь назвать свое имя? Как тебя зовут? — мягко спросил он полными четко очерченными губами, и заглянул мне в самую душу медовыми глазами опушенными невероятными "хочу-такие-же" ресницами.

— Динь-Динь, блин, — отозвалась я, чтобы он перестал со мной сюсюкаться, потому что ненавижу слащавых мужчин.

— Хорошо, я запишу тебя на первый курс. Динь-Динь — имя или фамилия?

— Имя.

— Студентка: Блин, Динь-Динь, — продиктовал он, что-то написав в формуляре.