Архип

"Нет уж, второго такого удара я точно не переживу, с этим однозначно надобно что-то делать,"- грустно подумал колдун и попытался перехватить инициативу в свои руки. Вытащив из сумки горсть мелких черных семечек, он что было сил дунул на них, направляя крошечное облачко в сторону живого мертвеца. Тот даже не прервался, просто слегка взмахнул левой рукой, сметая плывующие в его сторону чары.

– Вы разочаровываете меня, Архип, что это еще за шаманские фокусы?
– и опять сложил руки в уже знакомом Архипу жесте.
– Gelidum mortis Tactum, - прогремел его, как бы странно это не звучало, шепот над поляной.

Но на этот раз Архип был готов и за мгновение до того, как темная сила расплющила его о слежавшуюся землю, резко кувыркнулся в сторону. Его, конечно, задело, но чуть слабее. Достаточно, чтоб не отдать Богу душу. Голова опять кружилась, а сердце снова ударило канкан. Рухнувшего на колени колдуна болезненно с кровью вырвало. Все-таки чернокнижник был чудовищно силен. С таким не забалуешь.

– Я не желаю вашей гибели, Архип, - неожиданно успокаивающе зашипел Бреннон, хромая в сторону колдуна.
– Вы мне, в конце-концов, нравитесь. Отдайте то, что вам не принадлежит, и уходите. Даю слово, что не трону вас.

Где-то в душе колдуна подняло голову отчаяние и желание отступить. Ну право слово, на кого он поднимает руку? На чернокнижника с трехсотлетним опытом? На чародея, наверное, забывшего больше, чем сам Архип успел выучить за неполные четыре десятка лет жизни? На единственного за тысячу лет, кому удалось довести до конца процесс личификации? Да он же в два присеста его чуть киселем по поляне не размазал. А теперь стоит и ухмыляется.

– Не переживайте, Архип Семенович, - продолжал увещевать Бреннон, - вы сделали все, что в ваших силах, и никто не узнает о том...

О чем там никто не должен был узнать, дослушивать Архип не собирался. Вместо этого он яростно замотал головой, прогоняя непрошенные мысли и буквально выплюнул в личера Словом. Не смотря на куртуазные манеры и показное дружелюбие, Бреннон был нежитью. А перед нежитью нельзя показывать слабость, в этом она не далеко ушла от дикого зверья. Пока ты силен, пока она тебя боится, она будет тебя слушаться. Но стоит только дать слабину, показать слабость, и все - сожрет. Да, Бреннон был сильнее Архипа, все-таки сказывалась разница в уровне, но и у него было кое-что способное удивить. Волна магической силы, порожденная Истинной Речью оторвала чернокнижника от земли, смяла, скрутила, словно мягкую глину и с громким влажным шлепком размазала о стоящие на краю поляны деревья. К сожалению, и сам Архип получил так, что мама не горюй. Язык Творения, как его еще называли, всегда был особенным родом чародейства, не похожим ни на что иное и недоступным большей части посвященных. Более того, этот сорт магии единственный не требовал даже обладания сродством к магическим энергиям, обладая силой сам по себе. Достаточно было просто суметь произнести нужную последовательность звуков. Но, конечно же, все это давалось не просто так. Слова требовалось произносить с идеальной точностью и верностью. И вовсе не потому, что иначе волшебства не случится, нет. Просто получиться может совсем не так, как хотелось бы незадачливому чародею. А многие бы смогли с идеальной точностью воспроизвести все обертона и переливы речи, чуждой любому из существующих на земле языков и настолько древней, что даже во времена Аккада считалась легендой? От мистического удара голова Архипа с треском запрокинулась назад, треск разлетающихся в крошку зубов был так оглушителен, что показался громовым раскатом, а ослепительно яркая вспышка боли надолго выбила из разума любые другие мысли. Почувствовав под щекой шершавую поверхность иссохшей земли, он погрузился в блаженное беспамятство.

Часть четвертая. Глава 32

Сперва вернулась боль. Болело, кажется, все, что только могло болеть в теле, и даже немного того что болеть, по идее, не должно. Болела грудь, с трудом и хрипом вздымавшаяся в попытках хлебнуть воздуха. Болела челюсть, опухшие губы, да и вообще весь рот, заполненный солоноватой юшкой и осколками костей. Бобел живот, болела кожа, господь свидетель, даже волосы и те добавляли во всеобщую какофонию боли свой небольшой, но вполне весомый вклад. Но больше всего отчего-то болела правая рука, плечо которой то и дело пронзали резкие яростные вспышки, словно бы кто-то пытался эту руку из сустава выломать. Потом, постепенно и неуверено начало возвращаться сознание и Архип понял, что за руку и вправду кто-то яростно тянет. Да так сильно, что при каждом из рывков измученное тело его довольно ощутимо сдвигается и скребет многострадальной колдунской мордой по твердой и шершавой, словно шлифовальная шкурка, земле.

Величайшим усилием Архип разлепил веки и обнаружил, что на улице уже царила глубочайшая ночь, и луна давно перебралась за зенит, а значит в бессознательном состоянии он провалялся не меньше нескольких часов. Издав пару хриплых стонов, он сумел-таки повернуть голову, попутно, кажется, расцарапав ту часть лица, что по какому-то недоразумению до сих пор оставалось целой. И сразу же встретился поймал практически лишенный от ужаса взгляд молодого дворянина. Как бишь там его звали? Владимир? Александр? Да и бес бы с ним. В общем, спутником ныне покойной столичной волшебницы. Мальчишка этот выпучив глаза не хуже самого Альберта фон Бреннона, и тихонько поскуливая, яростно пытался вырвать из правой руки Архипа зажатый мертвой хваткой топор. Пытался настолько упорно и яро, что, судя по боли, давно уже выбил как из плечевого, так и локтевого сустава. Да и как бы жилы не пообрывал, а то совсем рука не слушалась. Как еще с корнем не выдрал, непонятно. Особой злобы на глупого мальчишку колдун не испытывал. Видно было, что не по своей воле тот делал. Лицо перепуганное, губы искусаны до мяса, по подбородку слюна вперемешку с кровью текут, движения деревянные, неуклюжие, словно на ярмарке куклой на веревочках неумеха-скоморох управляет. Единственное, что по-настоящему удивляло, так это то, что топор к руке, словно бы прилип. Никакими силами не удается Владимиру, или, может быть Евстафию, Бог его ведает, даже одного пальца разжать. А он, судя по крови на топорище пытался... Зубами грыз, что ли?

Колдун осторожно, внимательно прислушиваясь к ощущениям, раскрыл рот и выплюнул забившую рот массу. К его большому счастью, челюсть вполне себе слушалась. Значит не сломана. Правда, вместо половины передних зубов только острые осколки, Но с этой проблемой при желании так или наче справиться можно. В крайнем случае новые отрастит, колдун он или нет, в конце-то концов. А вот с рукой такой фокус уже вряд ли пройдет.

– Ну и чего ты делаешь, дурень?
– прошепелявил он. Не то, чтобы, он надеялся вот так сходу образумить мальчишку, ежели б влияние Бреннона было таким слабым, то он и сам бы уже давно выпутался. Но ничего другого ему и не оставалось. Сил на борьбу самому не было.

– Я... Я... Я не могу!!!!
– навзрыд завыл тот. Будто только и дожидался, пока слушатель в чувство придет.- Он меня заставил...

– Чо орешь, дурниной?
– поморщился колдун. Истерика дворянчика резала уши.
– Ты волшебник или корм собачий? Не учили вас там в институтах как от чужого контроля освобождаться что ли?

– Я пробовал!!!
– не переставал голосить тот.
– Он слишком силен!!!

– Отставить истерику!
– постарался рявкнуть Архип, получилось не очень внушительно, но на столичного волшебника, кажется, подействовало. Наконец, сумев хоть немного взять себя в руки, тот прикрыл глаза и попытался выровнять дыхание. При этом правда, уперся правой ногой в бок и теперь не дергал топор, а просто тянул. Так, что Архип порадовался, что чувствительность совершенно отказала.
– Давай, давай, ты сможешь...
– попробовал было подбодрить мальчишку колдун, но неожиданно его прервал удар лопаты по голове неудачливого волшедника.

Коротко всхрипнув, юноша мешком осел на землю. Архип повертел головой и с удивление заметил что за всеми своими злоключениями пропустил появление на поляне сразу нескольких новых действующих лиц. За спиной, тяжело дыша, словно после длительного бега по пересеченной местности руках возвышался Григорий - сельский поп. Судя по позе, именно он лопату и зашвырнул, не найдя лучшего способа, чтоб утихомирить одержимого. Следом со здоровенным мешком на спине тащился Бирюк. Из-за спин мужиков тянула шею Айрат - архиповская воспитанница и ученица. Увидев колдуна в крайне плачевном состоянии татарка только зажимала руками рот и усиленно моргала полными слез глазами.

– Твою ж мать за ногу, Архип Семенович, прости Господь мою душу грешную, - возмущенно забормотал священник, оглядывая изломанное тело колдуна.
– Да в гроб краше кладут! Это тебя аспид этот столичный так отработал?
– он угрожающе замахнулся на бесчувственного Владимира, или Пантелеймона.

– Да куда ему, малохольному, - оскалился Архип зияющей многочисленными пробелами улыбкой, и постарался подняться, как он и ожидал, правая рука, упорно продолжавшая до побелевших костяшек сжимать топор, висела плетью, да и остальные слушались не сильно лучше, так что если б не помощь подскочившей Айрат, то все условия бы пропали втуне.
– Не мороси, черноглазая, - успокоил он ее.
– Не в первой. Справимся, - и сплюнул скопившуюся во рту кровавую массу.

– Пресвятая Богородица, - невольно перекрестился священник, зачем-то проследив за плевком и разглядев там белеющие куски кости.
– Архип...

– Ты тоже не начинай, чай не попадья, - только отмахнулся колдун и поковылял в сторону покрытого травой холмика почти на самой опушке, удивительно выделявшемся на совершенно лысой поляне.
– Все нашли? Тогда раскладывайте вот на том камне, что побольше, - отдал он указание за спину.

До холмика, точнее просто крупной кочки, удобно расположившейся под приметным, измазанным подтеками чего-то красного деревом, он добрался пусть и с трудом, но все-таки своим ходом. И столкнулся с неожиданной трудностью - надо было порыться в густой свежей зеленой траве, а сделать этого он никак не мог.