Архив Долки

Облачение их, вследствие незатейливости оснастки, завершилось. Де Селби и Хэкетт курили, время было полдевятого. Затем Де Селби энергично потер руки.

— Господа, — сказал он несколько отрывисто, — полагаю, вы, как и сам я, перед нашим ранним заплывом не завтракали. Могу ли я в таком случае пригласить вас позавтракать со мной в «Шур-муре»? Мистер Макгеттигэн может довезти нас до ворот.

— Боюсь, не смогу, — сказал Хэкетт.

— Ну, не то чтоб конь мой Джимми тебя не втащил, — проговорил Тейг, сплюнув.

— Ну же, — сказал Де Селби, — нам всем нужно внутренне подкрепиться после такого утра испытаний. У меня безупречный лимерикский бекон, да и в том аперитиве недостатка не будет.

Были другие дела у Хэкетта на самом деле или нет, Мик не знал, но мгновенно разделил этот порыв убраться прочь — хотя бы подумать или попытаться не думать. Де Селби нисколько не откажешь ни в приличиях, ни в достойном поведении, однако постоянное общество его навевало словно бы неловкость — возможно, смутный, неопределенный страх.

— Мистер Де Селби, — с теплом произнес Мик, — это, конечно же, любезно с вашей стороны — пригласить нас с Хэкеттом к трапезе, однако так уж вышло, что я позавтракал вообще-то. Думаю, лучше мы тут расстанемся.

— Скоро увидимся, — промолвил Хэкетт, — обсудить события сегодняшнего утра.

Де Селби пожал плечами и позвал Макгеттигэна помочь ему со снаряженьем.

— Воля ваша, господа, — отозвался он вполне вежливо. — Я бы точно не отказался закусить и, вероятно, получу это удовольствие в компании Тейга. Думал, погода, стихии и силы небес сделают лекцию за завтраком уместной.

— Удачи, ваша честь, но подкрепление имеется в этой вашей бутылке, — сказал Тейг радостно, извлекая изо рта трубку, чтобы получилось погромче.

На том они и расстались, и Хэкетт с Миком отправились пешком в Долки; Мик катил велосипед с некоторым отвращением.

— Тебе надо куда-нибудь идти? — спросил он.

— Нет. И что ты себе об этом спектакле думаешь?

— Не знаю, что и сказать. Ты слышал беседу, и, насколько я понимаю, мы оба слышали одно и то же.

— Ты считаешь… это на самом деле случилось?

— Похоже, иначе никак.

— Мне надо выпить.

Они умолкли. Размышлять об этом сеансе (если это неуклюжее слово тут уместно) было втуне, хоть и тревожно, и все же выбросить подобные мысли из головы не удавалось. В обсуждении чего бы то ни было с Хэкеттом Мик почему-то видел мало толку. Ум Хэкетта скрутило в узел точно так же, как и его собственный. Они походили на двух бродяг, что встретились на пустынном беспутье и оба безнадежно спрашивают друг у друга дорогу.

— Ну, — наконец проговорил Хэкетт угрюмо, — я пока не выкинул за борт вчерашние подозрения о зелье — и даже гипноз не отрицаю. Но проверить, было ли это все сегодня галлюцинацией или нет, мы никак не можем.

— Может, спросить у кого? Совет получить?

— У кого? Для начала, кто поверит хоть слову из этой истории?

— Верно.

— Кстати, маски те подводные — настоящие. Я такие штуки пробовал раньше, но те были не такие хитроумные, как у Де Селби.

— Откуда нам знать, а ну как в этих баллонах был какой-нибудь газ, от которого мозги набекрень?

— Ей-ей правда.

— Я почти забыл, что на мне была эта штука.

Нерешительно помедлили они на углу, в одиноком городке. Мик сказал, что, думается, ему лучше пойти домой и позавтракать. Хэкетт считал, что еще слишком рано думать о еде. Ну, Мику надо избавиться от этого клятого велосипеда. А ну как удастся оставить его в потешном крохотном полицейском участке, коим ведает сержант Фоттрелл? Но какой смысл? Не придется потом утрудиться и забрать его в другой раз? Хэкетт сказал, что никакой необходимости ехать на нем вообще не было, с самого начала, поскольку имеется ранний трамвай — для удобства эксцентричной публики. Мик сказал нет, не по воскресеньям, не из Бутерстауна.

— Уверен, миссис Л. меня бы пустила, — заметил Хэкетт капризно, — да только я знаю, что чушка эта здоровая еще храпит в постели.

— Да, утро выдалось странное, — отозвался Мик сочувственно. — Ты вот сейчас досадуешь, что не видать тебе общества вдовушки — хозяйки распивочной, а еще и полчаса не прошло, как покинул общество святого Августина.

— Да.

Хэкетт горестно рассмеялся. У Мика на самом деле было чем нынче заняться, позже, он помнил об этом — как почти в любое воскресенье. В три тридцать он встретится с Мэри у Боллзбриджа, и, вероятнее всего, они отправятся влюбленно прохлаждаться и болтать в Херберт-парк^{40}. Эта договоренность грозила перерасти в докуку рутины. Когда они в конце концов поженятся — если вообще поженятся когда-нибудь, — не будет ли однообразие жизни и того хуже?

— Я собираюсь отдохнуть умом, — объявил он, — и отдыхать я буду в Херберт-парке, нынче, погодя, avec ma femme, ma bonne amie^[15].

— Моя дама Астериск по воскресеньям воздерживается, — сказал Хэкетт уныло, прикуривая сигарету.

Внезапно он оживился.

— Нынешним утром, — воскликнул он, — ужас напал на нас из-за подрыва малого заряда ДСП. А вот и ДСП собственной персоной!

И то правда. По боковому проулку, катя рядом велосипед, к ним приближался сержант Фоттрелл. Приближение его было неспешным и суровым. Он являл взгляду величие закона — неизбежного, последовательного, неумолимого.

Обрисовать его личный облик — дело непростое. Был он высок, поджар, меланхоличен, чисто выбрит, лицом багров и неопределенного возраста. Никто, говорят, не видел его в мундире, однако вовсе не в штатском он был сыщик: его констеблярность угадывалась безошибочно. И летом, и зимой носил он легкое твидовое пальто бурого оттенка, на шее виднелся отпечаток воротника и галстука, однако в нижней части персоны Фоттрелла имелись брюки отчетливого полицейски-синего, да и впечатляющие сапоги тоже были полицейского образца. Доктор Крюитт заявлял, что однажды видел сержанта без пальто, когда тот помогал с поломкой автомобиля, и никакого жилета замечено не было, только рубашка. Сержант с друзьями был, скажем так, дружелюбен. Виски пил невозбранно, когда выпадала возможность, однако напиток на него, похоже, никак не влиял. Хэкетт считал, это будто бы потому, что обычные трезвые манеры сержанта неотличимы от пьяных манер других людей. Но во что сержант верил, что говорил и как он это делал, было известно всему югу графства Дублин.

Он остановился и козырнул от тряпичной кепки.

— Прекрасное утро, ребята, — сказал он безосновательно.

Сложилось всеобщее согласие, что утро таково. Сержант, казалось, добавлял выдержанности самому воздуху и утренней улице.

— Я вижу, вы приобщались к воде, — отметил он сердечно, — с игрищами в соленой пучине далеко не простыми?

— Сержант, — сказал Хэкетт, — вы и понятия не имеете, сколь далеко не простыми.

— Сам я от моря многозначительно удаляюсь, — просиял сержант, — за исключением малого брожения на благо моим спогам^[16]. Ибо истина такова: натоптышами сражен я. Наш труд — труд пеший, если вы улавливаете поступь моей мысли.

— И то верно, сержант, — согласился Мик, — частенько видал я вас с велосипедом, однако никогда на оном.

— Это чрезвычайное оборудованье для подвигов капитанства. Однако имеются опасности умственного свойства, сокрытые в велосипеде, и эту историю я поведаю вам связно в некий иной день.

— Да.

Хэкетт размышлял над чем-то.

— Забавно, — сказал он. — Я вчера случайно позабыл в «Рапсе» бутылочку. Перигастральный тиосульфат, знаете ли. Чертов желудок теперь сплошь переполох и отрыжка.