Архив Долки
Шрифт:
— К черту Святого отца. Я приложу силы, чтобы в Библии возникло Евангелие от святого Иуды.
— Святой Иуда, молись за нас, — торжественно произнес сержант, а затем торжественно выпил.
Хэкетт прожег его взглядом, а затем повернулся к Мику.
— Кто лучше Иуды мог бы рассказать подноготную истину и объявить, каковы были его намерения — его замысел?
— Историчность существующих евангелий, — пояснил Мик, — всерьез нигде не оспаривается. В той же мере принято, что Иуда не оставил записей. Ты спрашиваешь, кто, кроме Иуды, мог бы рассказать подноготную? Верно. Но он не рассказал. Он ничего не рассказал.
Черты Хэкетта изобразили
— Для образованного просвещенного человека ты явно бяша-невежа. Библия Римско-католической церкви содержит прорву материала под названием «Апокрифы». Там тебе и апокрифические евангелия от Петра, Фомы, Вараввы, Иоанна, Иуды Искариота и многих других. Моя задача — восстановить, прояснить и укрепить Евангелие Искариота.
— Положим, ты и впрямь найдешь исторически убедительные показания, а потом вдруг обнаружишь, что Иуда говорил такое, чего ты вовсе не ожидал, напрочь противоположное твоим доводам?
— Есть, вообще-то, пределы и твоему никчемному обормотству.
Мик залил остатки пинты себе в глотку и решительно поставил стакан на стойку.
— Мое решение, — объявил он, — купить глашин виски вам обоим, господа, а себе еще пинту. Лэрри, пожалуйста, произведи необходимое — в целях умиротворения.
— Не чрезвычайно ли это вовремя и гербарически? — с сердечностью отметил сержант. Хэкетт нахмурился, но, похоже, несколько смилостивился, вероятно, решив, что речи его были слишком пылки и продолжать их не стоит. Мик понадеялся, что сможет наконец выполнить свою истинную задачу.
— Я хочу тебе кое-что сказать, — произнес он, пока Лэрри хлопотал о заказе. — Некто, при ком я упомянул Де Селби, случайно предпринял несколько неловкий шаг без моего ведома.
Хэкетт угрюмо уставился на него.
— Кажется, я знаю, кто этот некто, — прорычал он. — Что она натворила?
— Ну, это ее мать. Она подговорила одного иезуита со мной повидаться.
— Кого? Иезуита?
— Да. Но, похоже, этому отцу Гравею из Миллтауна ничего не известно — кроме того, что кто-то в беде. И я лично ничего об отце Гравее не знаю и пока не имел возможности выяснить. Встреча предварительно назначена через неделю, в «Королевской марине».
— Боженька милостивый, зачем связываться с этими пронырливыми олухами, кто всюду свой нос сует?
— Это не я придумал, говорю же. Но как ты считаешь, может, встречусь я с ним, коротко расскажу, в общих чертах, о Де Селби и позову его приехать на Вико да навестить Де Селби вместе?
Хэкетт скривился, безрадостно хохотнул и пригубил свежую выпивку.
— Имей в виду с порога, — сказал он, — что меня там не будет. Это чересчур. Де Селби, может, превзойдет сам себя и устроит в честь этого священника высококлассный званый обед. Почетные гости — Иоанн Креститель, Иероним, Цветочек, святой Фома Кемпийский, Мэтт Толбот, четверо святых Патриков и святая Жанна{54}.
— Так что же ты думаешь? Давай серьезно.
— Если ты рвешься тем самым упростить историю схождения на землю Августина, думаю, верным путем идешь, чтобы ее усложнить. Об этом могут донести в Рим, и где мы тогда окажемся? Тут и до отлучения недолго.
Подобного настроя Мик примерно и ожидал. Но решение уже принял. От Хэкетта маленькому чаевничанию все равно проку не будет никакого.
— Я не согласен, — отозвался он, — потому что иезуиты — умные образованные люди, какими б ни были во всем остальном. Но
даже и усложнение предпочтительней неизбывной загадочности без всякого предела. Ты же не отрицаешь, что оба мы по части нашего воскресного заплыва ума приложить не можем, что к чему. А эти люди явно разбираются в дьявольщине, если тут дело в ней. Не можем же мы это так оставить и забыть.— Я могу.
— Да. Ум и отвага у тебя сильно превосходят мои. Мы оба слышали, что Де Селби грозится уничтожить человечество, и оба мы свидетели, что у него имеется исключительный инструмент разрушения. Сидеть и ничего не делать — ну… бесчеловечно.
— Мы не свидетели тому, что у него имеется исключительный инструмент разрушения. Он явно располагает неким впечатляющим прибором, или веществом, или снадобьем. Он ничего не уничтожал.
— Он уничтожил атмосферу и устранил время, каким мы его понимаем, — в точности как и предупреждал.
— Ты преувеличиваешь то, что есть всего лишь впечатление, и раздуваешь собственное величие. Сам знаешь, что случилось с одним Спасителем человечества. Желаешь стать следующим?
— Я решил хоть что-то предпринять, и предложение отца Гравея не хуже любого другого, хоть оно и не мое.
— Как хочешь.
— Пески Лоренса Аравийские{55}, — огласил сержант Фоттрелл, — да дуют мне в спину злокозненно и да восполнят сосуды честной компании повсеместно.
— Спасибо, сержант, — небрежно отозвался Хэкетт.
— И более того, — продолжил Мик, — после этого стакана я собираюсь навестить Де Селби и спросить, не примет ли он достопочтенного отца.
Так и сделал — в одиночку.
Глава 8
Мик оторопел от того, с какой прытью открылась дверь после его стука, словно Де Селби ждал его за нею, получив предупреждение о приближающемся посетителе по сверхъестественному телефону. Стоял теперь на пороге, чинно улыбаясь и приглашая войти. Провел внутрь, но не в ту же комнату, что в прошлый раз, а в меньшую, на задах дома, кою, ввиду полок, шкафов со склянками и банками, электрических приборов, тиглей, весов, измерительных сосудов и всей привычной утвари научного эксперимента, следовало именовать лабораторией. Впрочем, у пустого камина размещалось несколько мягких кресел и шахматный столик. Де Селби принял у Мика шляпу и откуда-то из-за спины извлек бутылку и два стакана.
— Простите за это, Майкл, — заметил он, усаживаясь, — однако я рад, что ваш спутник не с вами. Я счел его довольно поверхностным.
Это расстроило Мика: манеры Де Селби доселе казались безупречными. Но виду он не подал.
— Ах да, он несколько порывист и иногда беспечен, — отозвался Мик. — Я рад, что застал вас дома. Могу ли спросить, не случилось ли у вас с тех пор дальнейших, хм… духовных переживаний, sub aqua[19] или иных?
Де Селби поднялся и осторожно налил две порции выпивки.
— О да. Более разнообразных, пусть и не столь познавательных. Ветхозаветные персонажи обыкновенно просты, невежественны и суеверны по сравнению с христианскими софистами, ересиархами и лживыми первыми Отцами{56}.
— Что вы говорите? И с кем же вы беседовали, посмею спросить?
— С двоими ребятками, порознь. Один — Иона, или Джона, как его именуют протестанты. И чего эти необученные пустобрехи так стремятся отличаться в мелочах?
— Иона? Человек, проглоченный китом?