Архив
Шрифт:
— Что ты имеешь в виду?
— Под Историей? Ну, знаешь, такую штуку, на которую мы с тобой должны охотиться.
Я стараюсь не выказывать паники:
— Я же говорила. Мне не нужна ничья помощь.
— Достаточно будет простого «спасибо», Мак. К тому же я ее не искал. Она сама в меня влетела.
Она? Я достаю листок из кармана. Восемнадцатилетняя Сьюзан Лэнк исчезла. Облегченно вдохнув, я сползаю на скамейку.
— Хорошо, что мне удалось подключить обаяние, — продолжает Уэсли. — Она подумала, что я ее парень. И стоит признать, это здорово упростило дело.
Он проводит рукой по своим нагеленным волосам,
— Спасибо тебе, — мягко говорю я.
— Знаю, это трудное слово. Придется потихоньку привыкать.
Я кидаюсь в него оставшимся кусочком булочки.
— Эй, — предупреждает он, — аккуратнее с моими волосами.
— Сколько времени ты проводишь перед зеркалом, чтобы заставить их торчать вот так?
— Вечность, — признается он, — но оно того стоит.
— Неужели?!
— Я хочу, чтобы ты знала, Маккензи Бишоп, что это, — он встает и проводит рукой, словно демонстрируя всего себя от кончиков волос до ботинок, — абсолютно жизненно необходимо.
Я скептически поднимаю одну бровь:
— Дай угадаю. Наверное, ты просто хочешь, чтобы на тебя обращали внимание. — Я говорю театральным тоном, чтобы он понял, что я шучу. — Тебе неуютно в обычном затрапезном облике, поэтому ты наряжаешься, стремясь вызвать реакцию окружающих.
Уэс испускает вздох изумления.
— Как ты меня раскусила? — улыбается он. — На самом деле, как бы мне ни нравилось наблюдать за страдальческим лицом папы или его противной будущей жены, у этого имиджа есть и практическая цель.
— Какая же?
— Запугивание, — говорит он, слегка залившись краской. — Мой внешний вид пугает Истории. Первое впечатление очень важно, особенно если существует угроза схватки. А такое преимущество дает мне контроль над ситуацией. Многие Истории жили не в наше время. А это, — и он снова горделиво себя демонстрирует, — хочешь — верь, хочешь — не верь — помогает.
Он выпрямляется и шагает ко мне, в полосу солнечного света. У него закатаны рукава, так что видны кожаные браслеты, скрывающие часть шрамов. У него живые, яркие глаза теплого карего оттенка. В сочетании с черными волосами они смотрятся крайне эффектно. Как ни крути, Уэсли Айерс очень хорош собой. Я опускаю глаза ниже, и он успевает подловить меня прежде, чем я отведу взгляд.
— Что такое, Мак? — шутит он. — Ты окончательно поражена моей дьявольской красотой? Я знал, что это лишь вопрос времени.
— Да, ты видишь меня насквозь… — смеюсь я.
Он наклоняется вперед и нависает надо мной, опершись рукой о скамейку.
— Эй! — говорит он.
— Эй? — откликаюсь я.
— Ты в порядке?
Правда вертится у меня на языке. Мне очень хочется все ему рассказать. Но Роланд говорил, что никому нельзя верить. Иногда мне кажется, будто я знаю Уэса очень давно, но это не так. Кроме того, я не смогу рассказать Уэсли всего, а часть правды еще хуже и запутаннее, чем полная ложь.
— Конечно! — Я выдаю самую жизнерадостную улыбку, на какую способна.
— Конечно! — с досадой передразнивает он и отстраняется.
Опустившись на другую скамейку, он ладонью прикрывает глаза от солнца.
Оглянувшись на студию, я вспоминаю о гостевых книгах. И тут мне приходит в голову, что, возможно, не стоило так зацикливаться на событиях давно минувших лет. Возможно, следует посмотреть более недавние записи. Да, не нужно забывать мертвых, но стоит вспомнить и о живых.
— А
кто еще здесь живет? — спрашиваю я.— Что?
— Здесь — я имею в виду в Коронадо, — уточняю я. То, что я не могу рассказать Уэсу всю подноготную, вовсе не значит, что он не может быть мне полезен. — Я знакома только с тобой, Джилл и мисс Анджели. А кто еще здесь живет?
— Ну, недавно в квартиру на третьем этаже переехала странная девчонка. Ее родители решили открыть здесь кафе. Кажется, она большая врушка и любит бить людей.
— Да ладно! А знаешь про мутного готического типа, который все время ошивается у 5С?
— Ты чувствуешь к нему необъяснимое влечение, не так ли?
Я мученически закатываю глаза:
— Как зовут самого старого жильца?
— Думаю, это Лукиан Никс с седьмого этажа.
— Сколько ему лет?
Уэс пожимает плечами:
— Он просто древняя развалина.
Распахиваются двери в студию, и на пороге появляется Джилл.
— Я тебя услышала, — говорит она.
— Как дела, куколка? — спрашивает Уэс.
— Твой папа трезвонит нам без перерыва.
— Правда?! — изумляется он.
Судя по его тону, он нисколько не удивился.
— Забавно, — говорит Джилл, глядя, как Уэс встает со скамейки. — Потому что твой папа, кажется, думает, что ты сбежал.
— Ого! — встреваю я. — Получается, ты не шутил, говоря, что сбежал от Чеза Айерса.
— Ну, ничего страшного. Я разберусь.
Джилл разворачивается и закрывает за собой двери в студию.
— Она просто прелесть, — признаю я.
— Вылитая тетя Джоан в миниатюре. Иногда это даже пугает. Все, что нужно тете, — бутылка бренди и трость.
Я шагаю за ним в студию и останавливаюсь, глядя на полку с гостевыми книгами.
— Пожелай мне удачи, — просит он.
— Удачи тебе, — говорю я. И уже вслед добавляю: — Слушай, Уэс.
— Да! — оборачивается он.
— Спасибо тебе за помощь.
Он торжествующе улыбается:
— Видишь? С каждым разом это будет даваться тебе все легче.
Он уходит, оставив мне подсказку: Лукиан Никс. Как давно он здесь живет? Я открываю самую новую книгу и пролистываю раздел с записями о седьмом этаже.
7Е. Лукиан Никс.
Я открываю книжку постарше.
7Е. Лукиан Никс.
Следующую.
7Е. Лукиан Никс.
И во всех записях, даже в самой первой книге, которую вели в год открытия апартаментов. В 1950-м.
Он жил здесь все это время.
Я прижимаю ухо к двери, ведущей в квартиру под номером 7Е.
Мертвая тишина. Я стучусь. Никакой реакции. Я снова стучу и уже собираюсь снять кольцо, чтобы услышать признаки жизни в пустой квартире, как вдруг кто-то стучит в ответ. Затем за дверью слышится возня, приглушенные ругательства, и спустя несколько мгновений дверь распахивается, но упирается в металлический бортик инвалидной коляски. Снова ругательства, коляска откатывается назад, и дверь открывается нормально. Как и говорил Уэсли, в коляске сидит древний старик, седой как лунь. Его выцветшие глаза смотрят куда-то влево от меня. Углом рта он сжимает почти выкуренную сигарету и выпускает тоненькую струйку дыма. Вокруг шеи щегольски намотан шарф, и он перебирает шерстяную бахрому своими узловатыми старческими пальцами.