Архивы Дрездена: История призрака. Холодные дни
Шрифт:
– Ну… В общем-то, нет, – заверил я его, стараясь не отставать. – Зачем ты работаешь на такого говнюка?
– Ты мне мерещишься, – заявил Фитц.
– Черта с два мерещусь, – возразил я. – Я только никак не пойму, почему так получается, что ты меня слышишь.
– Я не сошел с ума! – яростно повторил Фитц и зажал уши руками.
– Совершенно уверен, что это тебе не поможет, – заметил я. – Я имею в виду, что меня воспринимает твое сознание, а не слух. Думаю, просто так получается, что ты воспринимаешь это как… как… этот ваш формат Эм-Вэ-четыре, а не как фильм.
– Эм-Пэ-три, – машинально поправил меня Фитц, рывком отнял руки от
– Здесь-здесь, – подтвердил я. – Хотя любая мало-мальски пристойная галлюцинация говорила бы тебе то же самое.
Фитц ошеломленно моргнул:
– Эм. Я не хочу тебя злить или что-то в этом роде, но… кто ты такой?
– Я тот, кому не нравится видеть, как в его друзей стреляют, Фитц.
Шаги Фитца замедлились. Затем он прижался спиной к стене – скорее рефлекторно, нежели осмысленно. Долгое мгновение он стоял не шевелясь.
– Ты… дух?
– Формально – да, – подтвердил я.
Он судорожно сглотнул:
– Ты работаешь на Леди-Оборванку?
Адские погремушки, да этот мальчишка до смерти боялся Молли. А я хорошо представлял себе парнишек вроде Фитца, тем более что и сам рос в похожих условиях. Я встречал таких в домах у приемных родителей, в детских домах, в школах и летних лагерях. Крепкие орешки, прошедшие естественный отбор, понимающие, что о тебе никто не позаботится, кроме тебя самого. Конечно, не все, пережившие это, обладают таким опытом, но даже малая его часть действует строго по Дарвину. Она отбирает сильнейших. Таких, как Фитц.
Далеко не глупых, но и запугать их далеко не просто.
Фитц очень боялся Молли.
Мой желудок неприятно сжался.
– Нет, – заверил я его. – Я на нее не работаю. Я не ее подчиненный.
Он нахмурился:
– Тогда… На эту су… на бывшую полицейскую?
– Парень, – сказал я ему, – ты даже не представляешь, на что напоролся. Ты не на тех оружие направил. Я теперь знаю, где ты живешь. Они тоже узнают.
Он побледнел.
– Нет, – пробормотал он. – Послушай… ты ведь не знаешь, каково это здесь. Зеро и другие, они ничего не могут с этим поделать. Он не позволяет им делать ничего, кроме того, что он сам хочет.
– Ты имеешь в виду лысого?
Фитц издал натянутый, полуистерический смешок:
– Он называет себя Аристидом. И у него есть сила.
– Сила помыкать шайкой подростков?
– Говорю же, ничего ты не знаешь, – тихо продолжал Фитц. – Он говорит тебе что-то сделать, и… и ты это делаешь. Тебе даже в голову не приходит ослушаться. И он… он двигается так быстро. Я не… Я думаю, что он, возможно, и не человек вовсе.
– Он человек, – заверил я. – Просто очередной засранец.
На лице у Фитца обозначилось что-то вроде очень, очень слабой улыбки.
– Если это правда, то как ему это удается?
– Он заклинатель, – объяснил я. – Чернокнижник. Средненьких способностей и большого самомнения. Он владеет несколькими незнакомыми мне приемами кинетомантии – благодаря этому он и перемещается так быстро. И еще обладает некоторым умением залезать в чужие мозги – совсем слабеньким, если ему для грязной работы приходится подбирать подростков.
– Тебя послушать, так он мелкая сошка… вроде угонщика или кого-то вроде.
– По большому счету так оно и есть, – согласился я. – Мелкая шушера. Этакий Феджин.
Фитц нахмурился:
– Это который из книжки? Из Диккенса? Как ее… «Оливер Твист»?
Я удивленно заломил
бровь. Парень-то начитанный. Таких в его кругах немного. Да и большинство тех, кто читает, ограничиваются по большей части детскими книжками и комиксами. Мало кто доходит до Диккенса, разве что те, кто попал на дно, вылетев из старших классов. А я готов был побиться об заклад, что Фитц в старшие классы не ходил.Он решал за себя сам, и он обладал по меньшей мере толикой магических способностей. Возможно, этим объяснялось то, что именно он руководил этими мальчишками. Этим, а еще очевидным здравым смыслом. Вероятно, он начинал – пока чисто инстинктивно – учиться противостоять той магии, что практиковал на нем лысый Аристид. Этот говнюк явно орудовал с его сознанием, при этом действуя в духе лидера любого сектантского культа. Любого, кто не подчинялся ему с рабской покорностью, Аристид до поры до времени использовал бы в качестве младшего командира, параллельно изыскивая способ избавиться от него с наибольшим толком для дела – или, по крайней мере, без лишнего шума.
Мне совсем не нравились Фитцевы перспективы.
– Вроде того, – подтвердил я.
Фитц устало привалился к стене и закрыл глаза.
– Я никому не хотел зла, – сказал он. – Я ведь никого из тех людей даже не знаю. Но он так приказал. И им всем пришлось это выполнять. А я не мог… не мог позволить им стать просто убийцами. Ведь, кроме них… Они…
– Они – твои подопечные, – негромко произнес я. – Ты за ними приглядываешь.
– Ведь должен хоть кто-то, – кивнул Фитц. – На улицах ведь как… никогда легко не приходилось. А где-то с полгода… совсем плохо стало. Нет, правда. Их по ночам иногда видно. Тени. – Его снова начала бить дрожь, а голос понизился до шепота. – Они забирают людей. Те, кого некому защитить, исчезают, и все. И вот…
– Лысый, – тихо произнес я.
– Он убил одного из них, – прошептал Фитц. – Прямо на моих глазах. Я сам видел. Тот казался человеком, но, когда его убили, он… просто растекся, правда. – Он тряхнул головой. – Может, я все-таки сошел с ума? Боже, это было бы даже легче.
– Ты не сошел с ума, – сказал я, – но попал в дурную историю.
Взгляд у мальчишки потух окончательно.
– Чего еще нового скажешь?
– Ох, – пробормотал я, – можно подумать, у меня и без того было недостаточно дел.
– Что?
– Так, ерунда. Слушай, парень. Возвращайся к автоматам сегодня вечером, в одиннадцать. К этому времени на улицах стихнет. Я буду ждать тебя там.
В глазах его не отразилось ровным счетом ничего.
– Зачем?
– Затем, что я собираюсь тебе помочь.
– Сумасшедший, воображаемый, невидимый голос-галлюцинация, – проговорил Фитц. – И он собирается мне помочь. Приплыли.
Со стороны цеха вдруг послышался дребезжащий металлический звон, отдавшийся эхом по всему зданию. Примерно такие звучат в школах и университетах, возвещая о начале и конце занятий.
– Что, пора на урок? – спросил я.
– Нет. Аристид заставил нас следить за будильником. Говорит, это важно ему для работы. Звенит за пять минут до рассвета.
Я почувствовал, как цепенеет моя спина.
– Пять минут?
Фитц пожал плечами:
– Может, семь. Или две. В этом роде.
– Адские погремушки! – выругался я. – Правду говорил Стью: время тут просто само утекает. Так, значит, в одиннадцать у сугроба с автоматами, Фитц.
Он хмыкнул.
– Конечно, Харви. Или как тебя там, – устало произнес он.