Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Архивы Дрездена: История призрака. Холодные дни
Шрифт:

Старые книги и старые фильмы. Я не мог не помочь этому мальчишке.

Пронзив по пути несколько стен, я вывалился на улицу, стиснув зубы, чтобы не заорать от сильного дискомфорта. Небо почти окрасилось голубым, а на восточном горизонте над озером Мичиган светлело на глазах багровое зарево рассвета. Стоит ему сделаться оранжевым, а потом и желтым, и от меня останется одно воспоминание.

Пять минут. Или семь. Или две. Столько времени у меня оставалось, чтобы отыскать безопасное место. Я прикинул в уме план Чикаго, перебрал в уме ближайшие возможные убежища и выбрал единственное, куда мог добраться за несколько минут со всеми своими штучками в духе Ночного Змея и ему

подобных.

Может быть, я еще успею туда попасть. И может быть, это спасет меня от рассвета.

Я еще раз сверился со своей памятью и, образно говоря, бросился туда.

Мне оставалось лишь надеяться, что еще не слишком поздно.

Глава 14

Подавляющее большинство людей, верящих в существование магии, полагают, будто она подчиняется раз и навсегда заданным законам. На деле все не так: законы эти гибки, они меняются в зависимости от времени, места, сезона и намерений того, кто их применяет. Магия не является живым, разумным существом, однако все-таки обладает чем-то вроде собственной души. Она растет, развивается – и в любом случае меняется.

Отдельные аспекты магии относительно устойчивы, – например, люди, наделенные сильными магическими способностями, всегда не в ладах с продвинутыми технологиями: приборы не выдерживают такого соседства и выходят из строя. Но даже это обстоятельство на протяжении столетий медленно менялось. Лет триста назад магический дар проявлялся в странных, причудливых окрасках свечного огня или мгновенном скисании молока (что доставляло чертовски много неприятностей чародеям, желавшим, скажем, приготовить что-нибудь молочное). А еще парой сотен лет раньше занятия магией вызывали причудливые изменения пигментации кожи, известные как чертовы отметины.

Невозможно предугадать, как с этим будут обстоять дела еще через несколько веков. Как знать, может, побочным эффектом магических способностей станут привлекательная наружность и успех у противоположного пола; впрочем, не могу сказать, чтобы в описываемый момент меня беспокоило именно это.

Сами понимаете. Меня больше беспокоило, смогу ли я пережить следующие несколько минут.

В общем, я клоню к тому, что рассвет – по всеобщему убеждению, конечно, – несет конец всякому злу. Что это свет, побеждающий тьму. Так ведь?

Можно сказать и так. По крайней мере, в некоторых случаях. Однако по большей части это просто рассвет. Это часть суток, характеризующая взаимное положение определенных небесных тел. С самим солнцем, выползающим из-за горизонта, не связано никакой магии – ни черной, ни белой. Если таковая и имеется, я, во всяком случае, о ней не слыхал. Рассвет вовсе не очищает добро от зла.

Он просто очищает – все без разбора. В этом-то и заключалась моя проблема.

Духи не рассчитаны на то, чтобы ошиваться в мире смертных, – если, конечно, не найти для этой цели подходящего тела. Мне полагалось бы находиться на том Кармайкловом поезде, или в раю, или в аду, или в Вальхалле… где-то в таком роде. Духи состоят из энергии – на 99,9 процента из чистой, замечательно питательной магии. И подмена ее не допускается.

Духи сосуществуют с рассветом примерно так же, как сосуществуют микробы и щелочь. Силы обновления, омывающие планету, подобно тихой, невидимой гигантской волне, с началом каждого нового дня, несут с собой и мощный заряд магии, неумолимо разрушающий даже самые сильные из состряпанных смертными заклятий, если только те не защищены соответствующим образом.

Бродячий дух, застигнутый рассветом, просто растворяется. Тут не спастись, если просто встать в тенистое место, – это защитит не больше, чем если бы вы

прятались у себя на кухне от несущегося на вас цунами. Для спасения необходимо найти по-настоящему безопасное место, укрытое и укрепленное, способное противостоять магическим энергиям рассвета.

В конце концов, я ведь превратился в призрака. Вот я и поспешил в единственное место, которое, как мне казалось, могло меня защитить и до которого я мог добраться быстрее всего.

Я поспешил к своей могиле.

Да, у меня есть собственная могила, выкопанная, с установленным надгробным камнем, готовая меня принять. Ее подарила мне одна из моих врагинь… даже странно, по прошествии нескольких лет она кажется мне и вполовину не такой страшной, как тогда. Врагиня обставила подарок с большой помпой, на глазах у собравшихся сливок сверхъестественного общества, вручив мне это обещание смертной угрозы и продемонстрировав заодно свои возможности в мире смертных. И правда, чтобы раздобыть участок на престижном чикагском кладбище, да еще и оставить на нем зияющую могилу, требуются неплохие связи. Не знаю, угрозой ли, подкупом, но она добилась того, что моя могила оставалась в таком состоянии на кладбище Грейсленд уже довольно много лет.

Наконец у могилы появился шанс послужить чем-то полезным помимо места для философских размышлений.

Я еще раз проделал трюк сэра Стюарта с исчезанием и убедился, что не в состоянии прыгнуть дальше чем на триста ярдов. Что ж, даже так это получалось на порядок быстрее простого бега, а на поверку оказалось не так утомительно, как я думал. Собственно, больше всего это напоминало мои утренние пробежки, только вместо шагов я перемещался длинными скачками, повторяя их снова и снова, от точки А до точки Б.

Я просочился сквозь входные ворота кладбища Грейсленд, сделал еще два прыжка, нашел нужное мне место рядом с большим мавзолеем, напоминающим античный храм, и броском, которому позавидовал бы профессионал-бейсболист, устремился прямехонько в темневшее отверстие. Мое нематериальное тело перемахнуло через невысокий снежный бруствер, окружавший могилу, и я рухнул в прохладную, тенистую яму, приготовленную для меня.

Лучи солнечного света скользнули по земле спустя всего несколько секунд. Я слышал их, ощущал их – примерно так же, как однажды ощущал небольшое землетрясение в штате Вашингтон. На мгновение в воздухе повис резкий, отчетливый, чистый звук, напоминавший эхо большого колокола. Я закрыл глаза и вжался в стенку могилы, по моим расчетам самую тенистую.

Я выждал несколько секунд.

Ничего не происходило.

В моей могиле царили сумрак, прохлада и тишина. Здесь было… право слово, довольно комфортно. Я хочу сказать, по телевизору и в кино показывают, как кто-то лежит в гробу или в могиле, и это всегда какие-то пугающие страсти. Мне приходилось несколько раз оказываться у своей могилы, и это непременно действовало мне на нервы. Должно быть, я благополучно миновал эту стадию.

Смерть страшит, только если смотреть на нее с одной стороны.

Я сидел, прижавшись спиной и затылком к стенке могилы, вытянув ноги и блаженно закрыв глаза. Здесь было тихо, если не считать легкого шелеста ветра в ветвях деревьев и далеких городских шумов: машин, гудков, музыки, сирен, строек, поездов надземки. А еще редких птиц, избравших Грейсленд своим домом.

Даже не припомню, когда мне было так спокойно в последний раз…

Так мирно. Так приятно.

И так свободно. Никакой необходимости что-то делать. Возможность отдыхать сколько душе угодно. Возможность хотя бы на время отвернуться от переполнявших мою память жутких воспоминаний, от забот, не дававших покоя.

Поделиться с друзьями: