Архивы Дрездена: История призрака. Холодные дни

Я не ощущал себя сбрендившим духом, но, если подумать, и не должен был. С чего бы? Сумасшедшие редко понимают, что они сошли с ума. Наверное, безумным им представляется весь остальной мир. Видит бог, мне он всегда казался слегка безумным. Или не слегка. Каким же способом я могу проверить, такой ли я, каким меня считают сэр Стюарт и Морти, или все-таки нет?

Более того, Морти, чтоб его, всегда считался экспертом по призракам. Я и сам не совсем уж профан в этой области, но Морти – настоящий профессионал. При обычных обстоятельствах по техническим вопросам, касающимся теней и духов, я всегда высоко ценил его мнение – чуть выше, чем свое собственное. Морти никогда не отличался образцовыми силой и отвагой, зато был умен и достаточно стоек – иначе вряд ли выжил бы после стольких лет профессиональной деятельности, оказавшейся на поверку куда опаснее, чем мне казалось.

Мать-перемать! Все шло к тому, что, пока я спасал Чикаго от тварей, о существовании которых никто не знал, Морти спасал меня от тварей, о наличии которых я сам не подозревал. Забавный мир, правда?

Я остановился как вкопанный и тряхнул головой, словно пытаясь вытряхнуть попавшую в глаза воду.

– Дрезден, отложил бы ты свой личный экзистенциальный кризис на потом. Нехорошие парни явно усердно трудятся и тебя ждать не будут. Давай шевели задницей.

Что ж, хороший совет.

Один вопрос: как?

В нормальной ситуации я бы выследил Молли с помощью нехитрого тауматургического заклятия, которым пользовался тысячу раз. После ее незапланированного путешествия в Арктис-Тор, что в Феерии, я всегда держал под рукой более или менее свежесрезанную прядь ее волос – так, на всякий случай. А в последний год я обнаружил, что могу отслеживать энергетические поля, которые она использовала в первых своих самостоятельных магических опытах. Подобно волосам, они отличались неповторимым, присущим только ей характером. Как автограф. Я не сомневался, что при необходимости отыщу ее без особого труда. Черт, если уж на то пошло, мы с ней провели столько времени вместе, что она стала для меня почти что членом семьи. Как правило, я мог чисто интуитивно определить ее присутствие – разумеется, кроме тех случаев, когда она сознательно от меня пряталась.

Но все это, само собой, происходило, пока я обладал магией. Теперь же она исчезла.

Что, если подумать, тоже говорило в пользу теории Стюарта и Морти и против моей. Невозможно отнять магию у человека. Магия – если она, конечно, у кого-то имеется – становится неотъемлемой частью личности. От нее можно отказаться, если как следует постараться, но избавиться от нее совсем нельзя. Если мой призрак действительно являлся мной, ему полагалось бы обладать магической силой – как, скажем, призраку этого мерзавца Леонида Кравоса.

Верно?

А может, и нет. Может, я делал слишком много допущений, даже не подвергая их сомнению. Например, я исходил из того, что материя осязаема, тогда как для призрака это не так. Что я могу замерзнуть, хотя это тоже не так. Что силы гравитации действуют и на меня… и так далее.

Возможно, точно так же я заблуждался и насчет магии. И верно, ведь удалось же мне выстроить вполне крепкое защитное поле во время первого нападения на дом Морти, когда я делил тело с эктомантом. Уже одно это могло доказать, что мои способности все еще при мне, а не пропали бесследно.

Оставалось только понять, как мне получить к ним доступ.

Память – это сила.

Я порылся в кармане плаща и достал тяжелый пистолет, который дал мне сэр Стюарт. Я не специалист по оружию, снаряжаемому черным порохом, но даже моих познаний хватило, чтобы проверить, не осталось ли пороха на полке. Только после этого я перевернул пистолет дулом вниз и как следует встряхнул. Мне пришлось несколько раз с силой хлопнуть по стволу рукой, чтобы вытряхнуть на ладонь круглую пулю, пыжи и порох.

Круглая пуля сияла, как только что отлитая. При более близком рассмотрении тонкие завитки на поверхности металла сложились в бесхитростную пасторальную сцену: дом в колониальном стиле, стоящий на небольшом зеленом лугу в окружении яблонь, большой ухоженный огород, пастбище, усеянное белыми овцами. Пока я вглядывался в изображение, оно ожило. Ветер шевелил зелень на грядках. На фоне темно-зеленой листвы светлели зреющие яблоки. Ягнята резвились, носясь вокруг взрослых овец, – просто так, от избытка энергии. Дверь дома отворилась, и высокая стройная женщина с волосами темнее воронова крыла вышла на крыльцо, ведя за собой стайку ребятишек и явно раздавая им указания.

При виде этой картины на меня накатила волна эмоций. В первую очередь гордость – не за то, что у меня такой красивый дом, а за то, что дом был красив, потому что принадлежал мне, потому что я выстроил его таким. С этим смешивались глубокое, как океан, чувство любви к женщине и ее детям, необузданное счастье от возможности их видеть – и приятное, острое желание, направленное на ту, которую я совсем скоро смогу обнять…

Я вдруг почувствовал, что вторгся в чужие, глубоко личные воспоминания. Я закрыл глаза и отвернулся.

Воспоминания, сообразил я. Это все из воспоминаний сэра Стюарта. Именно их он использовал против привидений при нашей первой встрече. Оружием для него стали не воспоминания о войне или разрушении, а те, что он ставил дороже всего, – те, за которые он готов был сражаться.

Вот почему он использовал в бою тот топор, этот пистолет. Никто не мешал ему воссоздать намного более совершенное оружие, но в своих воспоминаниях он пользовался именно таким, поэтому оно и стало источником его силы, воплощением его стремления изменить окружающее.

Они олицетворяли самого сэра Стюарта. В них заключалась его магия.

Воспоминания равнялись силе.

Некоторое время я еще сомневался, что все так просто. Однако изрядная часть магии и впрямь сравнительно проста – только не путайте простоту с легкостью.

Выяснить я это мог только одним способом.

Первое в моей жизни заклятие, которое сотворилось у меня на тех давних школьных соревнованиях, вышло случайно, по совпадению. Его и магией-то можно назвать лишь с натяжкой. Первое заклятие, которое я сложил сознательно, целенаправленно, вызвало к жизни огонь.

Этому меня научил Джастин Дю Морне.

Я вспомнил тот вечер.

– Я не понимаю, – жаловался я, растирая виски, в которых пульсировала боль. – Если не получилось в прошлые пятьдесят раз, с чего бы ему получиться сейчас?

– Сорок шесть раз, – поправил меня Джастин, как всегда спокойно.

Он говорил с легким акцентом, но я никак не мог уловить, каким именно. По телевизору я такого не слышал. У самого Джастина телевизора не было. Мне приходилось каждый пятничный вечер удирать в магазин электроники, располагавшийся в торговом центре, чтобы посмотреть очередную серию «Рыцаря дорог», – я очень боялся упустить сюжетную нить.