Архивы Дрездена: История призрака. Холодные дни

– Гарри, – произнес Джастин.

– Ладно, – вздохнул я. – У меня голова болит.

– Это вполне естественно. Ты прокладываешь в своем сознании новые тропы. Будь добр, еще раз.

– А могу я прокладывать тропы где-нибудь в другом месте?

Джастин посмотрел на меня из-за своего рабочего стола.

Мы сидели у него в кабинете, как он называл одну из гостевых спален в небольшом доме примерно в двадцати милях от Де-Мойна. Как почти всегда, одежду его составляли черные брюки и серая рубашка. Бороду свою он подстригал довольно коротко, безукоризненно ровно. Руки его с очень длинными, изящными пальцами могли сжиматься в твердые как камень кулаки. Ростом он был выше меня – как и большинство взрослых в то время – и никогда не обзывал меня обидными словами, даже когда приходил в ярость. Этим он отличался от остальных приемных родителей, у которых мне довелось пожить.

Если я доводил Джастина до гнева, он вместо «будь добр» переходил к кулакам. Он никогда не бил меня с криком, никогда не тряс за ворот или за волосы, как поступали другие мои опекуны. Когда он меня бил, это каждый раз случалось молниеносно и очень точно, а затем все прекращалось. Как тогда, когда Брюс Ли на экране бьет врага. Только Джастин никогда не издавал при этом дурацких воплей.

Я отвернулся от Джастина, низко опустил голову, а потом посмотрел на потухший камин. Я сидел перед ним, скрестив ноги. В камине лежали шалашиком дрова и хворост. Оттуда исходил легкий запах дыма; подложенная под хворост мятая газета чуть потемнела в одном углу, но загораться упрямо не желала.

Краем глаза я видел, что Джастин снова углубился в свою книгу.

– Еще раз, будь добр.

Я вздохнул, закрыл глаза и попробовал сосредоточиться. Начинать надо с дыхания – оно должно быть ровным, размеренным. Потом, расслабившись, надо накапливать энергию. Джастин учил меня представлять в уме светящийся шар на уровне солнечного сплетения, разгорающийся все ярче и ярче, но это все ерунда. Вот когда это делал Серебряный Самурай, энергия сгущалась у него вокруг рук и глаз. Зеленый Фонарь накапливает ее в кольце. У Стального Кулака светятся кулаки – вот круто! Кажется, у Железного Человека что-то светится в груди, но он вроде как один такой, и у него все равно нет сверхсилы.

Я представил, как энергия накапливается у меня вокруг правой руки. Пусть будет там.

Я представил, как она разгорается ярче и ярче, как руку мою окутывает алая аура – словно у Стального Кулака. Я ощутил, как энергия покалывает кожу невидимыми булавками, заставляя волоски на руке встать дыбом. И когда я почувствовал, что готов, я подался вперед, сунул руку в камин и произнес как можно четче:

– Sejet!

И, говоря это, щелкнул кремнем зажигалки «Бик», которую прятал в правой руке. Огонек немедленно воспламенил газету.

– Погаси, – произнес Джастин почти над самым моим ухом.

Я дернулся и от изумления уронил зажигалку. Сердце заколотилось с частотой миллиард ударов в минуту.

Его пальцы сжались в кулак.

– Я не люблю повторять.

Я сглотнул, полез рукой в камин и вытащил газету из-под дров. Я немного обжегся, но не так сильно, чтобы плакать или что-то в этом роде. С горящими от стыда щеками я потушил огонь руками.

– Дай мне зажигалку, – все тем же спокойным тоном произнес Джастин.

Я прикусил губу, но послушался.

Он взял зажигалку и несколько раз подбросил на ладони. На губах его играла легкая улыбка.

– Гарри, полагаю, такая изобретательность сослужит тебе хорошую службу, когда ты вырастешь. – Улыбка исчезла. – Но ты пока не вырос, мальчик мой. Ты ученик. Такие штуки сейчас не пройдут. Никак.

Он сжал кулак.

– Sejet! – прошипел он.

Рука его взорвалась, превратившись в шар ало-голубого пламени, по сравнению с которым энергия Стального Кулака показалась бы бледной подделкой. Я поперхнулся, уставившись на это. Сердце забилось даже еще быстрее.

Джастин повертел рукой в воздухе, давая мне хорошенько убедиться, что это не иллюзия, – вся рука по локоть окуталась огнем.

Но не обгорала.

Джастин поднес руку к самому моему лицу – так близко, что жар едва не обжигал мне нос, но сам не морщился, и кожа его оставалась нетронутой.

– Если ты изберешь этот путь, рано или поздно у тебя получится, – спокойно произнес он. – Умение владеть стихиями. И, что более важно, умение владеть собой.

– Э-э-э… – подал я голос. – Что?

– Люди по природе своей слабы, парень, – продолжал он все тем же ровным голосом. – Эта слабость проявляется множеством способов. Например, сейчас ты хочешь закончить урок и убежать на улицу. Даже зная, что полученные знания могут оказаться жизненно важными. И все равно тебе хочется сначала играть и только потом учиться.

Он вдруг разжал ладонь и уронил зажигалку мне на колени.

Я отпрянул, когда она коснулась моей ноги, и вскрикнул от неожиданности. Но красная пластмассовая зажигалка просто лежала на полу; огонь ее не повредил. Я осторожно коснулся ее кончиком пальца – она ни капельки не нагрелась.

– Вот сейчас, в эту минуту, – продолжал Джастин, – ты делаешь выбор. Наверное, он кажется тебе не таким уж важным и критическим, но в долгосрочной перспективе может стать именно таким. Ты выбираешь, быть ли тебе хозяином собственной судьбы, обладающим способностью творить из мира то, что пожелаешь, или ты просто пощелкаешь зажигалкой и останешься прежним. Непримечательным. Самодовольным. – Губы его скривились, и голос сделался едким: – Посредственным. Посредственность – страшная штука, Гарри.

Моя рука зависла над зажигалкой, но я не подобрал ее с пола. Я подумал над его словами.

– Вы хотите сказать, что, если у меня не получится, вы… отошлете меня обратно?

– Успех или неудача заклятия роли не играет, – ответил он. – Важно другое – победит или потерпит поражение твоя воля. Твое стремление преодолеть человеческую слабость. Твоя готовность работать. Учиться. Лентяев и прогульщиков я здесь не потерплю, парень. – Он сел на пол рядом со мной и кивнул в сторону камина. – Будь добр, еще раз.

Мгновение я смотрел на него, потом опустил взгляд на свою руку, на брошенную зажигалку.

Никто и никогда еще не говорил мне, что я особенный. Но Джастин сказал. Никто и никогда вообще не тратил на меня столько времени. Никто. Только Джастин.

Я подумал о том, что снова вернусь в государственные заведения – приюты, интернаты, детские дома. И вдруг мне по-настоящему захотелось, чтобы у меня получилось. Мне хотелось этого больше, чем ужинать, даже больше, чем посмотреть «Рыцаря дорог». Мне захотелось, чтобы Джастин гордился мной.