Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15

— Никак, — сообщил Боб. — Даже настоящему Мерлину и то это не удавалось, и никому из известных святых тоже. Раба можно освободить, и со временем он придет в себя. Ренфилдов нельзя. С той минуты, как у них ломается рассудок, их можно считать безвозвратно потерянными.

— Гм… — хмыкнул я. — А конкретнее?

— Ренфилды становятся все злобнее и агрессивнее — через год, максимум через два они саморазрушаются. И спасти их невозможно. Они все равно что мертвые.

Я обмозговал полученные факты и даже восхитился тому, насколько поганее сделалась ситуация. Жизненный опыт давно уже научил меня тому, что незнание — благо. Да что там благо — блаженство, сравнимое с оргазмом. На всякий случай я покосился на Боба.

— Ты абсолютно уверен в фактах?

Облачко оранжевого света устало втянулось обратно в череп на полке.

— Да. ДюМорн в свое время неплохо изучил эту проблему.

— Мёрфи это не понравится, — заметил я. — Одно дело расчленять монстров бензопилой. Люди — совсем другое.

— Ага. Людей пилить проще.

— Боб, — зарычал я. — Они же люди.

— Ренфилды — нет уже, — возразил Боб. — Может, они и шевелятся, но все равно, можно сказать, умерли.

— Боб, это будет очень весело объяснять суду, — буркнул я, поежившись. — Или, если уж на то пошло, Белому Совету. Если я уберу кого-нибудь не того, я запросто могу оказаться в тюрьме — или в тайной темнице Белого Совета. Мавра умело пользуется законами. Извратив их суть, но пользуется.

— Так плюнь на законы! Перебей их и делу конец, — посоветовал Боб устало, но одушевленно.

Я вздохнул.

— А что собаки?

— В общем и целом они остались животными, — сообщил Боб. — Но они отравлены дозой той же темной энергии, что движет Черной Коллегией. Они сильнее, быстрее, и они нечувствительны к боли. Я видел однажды, как такая проломилась сквозь кирпичную стену.

— Бьюсь об заклад, она выглядела после этого как обычная собака, да?

— И до того тоже, — поправил меня Боб.

— Я так думаю, если потом меня начнут трясти копы, то и общество за гуманное отношение к животным тоже в стороне не останется, — я тряхнул головой. — И ко всему прочему Мавра держит заложников в кладовке — как пищу. Как только начнется махалово, она использует их в качестве живого щита.

— Или наживки в западне, — добавил Боб.

— Угу. В любом случае это здорово осложняет нашу задачу — даже если нам удастся войти туда, застав Мавру и ее шайку спящими, — я вгляделся в нарисованную Бобом схему убежища. — Сигнализация там есть?

— Старая, электронная. Никаких наворотов. Тебе не составит труда заглушить ее.

— Это Мавра наверняка предусмотрела. И выставила часовых. Мимо них придется просачиваться.

— И думать забудь. Пусть рабы и ренфилды и не лучшие часовые в мире, темнопсы с лихвой компенсируют все их недостатки. Если ты хочешь миновать их незамеченным, тебе нужно быть невидимым, бесшумным и лишенным запаха. На внезапную атаку не рассчитывай.

— Блин. Каким оружием они располагают?

— Гм, зубами. По большей части, зубами, Гарри.

Я испепелил его взглядом.

— Не собаки.

— Ох. Ну, некоторые рабы вооружены бейсбольными битами. Ренфилды — автоматами, гранатами и бронежилетами.

— Ох, черт.

Боб осклабился на меня с полки.

— Ух ты. Уж не боится ли кое-кто древних автоматов?

Я насупился и швырнул в череп карандашом.

— Может, Мёрфи и придумает, как разобраться со всем этим, не развязав третьей мировой войны. Ладно, сменим тему. Мне нужно знать твое мнение.

— Ну да, — без особого энтузиазма произнес Боб. — Валяй, выкладывай.

Я рассказал ему об энтропийном проклятии и о том, кто, по моему мнению, за ним стоял.

— Ритуальная магия, — подтвердил Боб. — Снова любители.

— Кто спонсирует сейчас ритуальные проклятия? — спросил я.

— Ну… Теоретически, много кто может. На практике, однако, большую часть информации об этом собрал Совет Венатории или кто-то вроде них, со сверхъестественными связями. Собрал — или уничтожил. Мне нужно некоторое время, чтобы припомнить подробности.

— Это еще почему? — возмутился я.

— Потому, что мне надо рыться в воспоминаниях за без малого шесть веков, а я устал, — голос Боба сделался тише, будто доносился издалека. — Впрочем, в одном ты можешь быть уверен: кто бы ни стоял за всеми этими смертями, он настроен не слишком дружелюбно.

— Вот ни за что бы не догадался сам, — вздохнул я. — Эй, Боб.

— Мммм?

— Скажи, а можно разработать такое заклятие, чтобы оно действовало, ну, скажем, дней двадцать или тридцать?

— Легко — если у тебя есть деньги, — ответил Боб. — Или если ты сентиментальный поклонник семейных ценностей.

— Сентиментальный? Это как?

— Ну, ты можешь заряжать магией определенные материалы, так? По большей части они очень дороги. Ну, или ты изготавливаешь дешевые штуки вроде твоего жезла и, скажем так, обновляешь их время от времени, — свечение в глазницах черепа тускнело на глазах. — Но случается, магией можно зарядить человека.

— Это невыполнимо, — вздохнул я.

— Тебе — да, — хмыкнул Боб. — Должно быть кровное родство. Вот если бы у тебя был ребенок… Впрочем, полагаю, тебе для этого придется прежде… гм… найти подружку.

Я задумчиво запустил пятерню в волосы.

— Но если делать все, как ты говоришь, заклятие продержится долго? Даже так долго?

— Да конечно же, — подтвердил Боб. — До тех пор, пока тот, которого ты зарядил, жив. От того требуется всего только кроха энергии на поддержание заклятия. Именно поэтому во все по-настоящему гадкие проклятия, о которых ты слышишь, в той или иной степени вовлечен кто-либо из родни.

— Ну, например, — сказал я, — моя мать могла наложить на кого-то проклятие. И пока я жив, оно будет действовать.

— Именно так. Или тот парень, луп-гару. Его собственная родня подпитывала проклятие, — череп разинул рот в зевке. — Чего-нибудь еще?

Я взял со стола схему и сунул ее в карман. Боб почти исчерпал все свои ресурсы, да и времени у меня почти уже не оставалось. Остальное предстояло доделывать самому.

— Отдыхай и попробуй вспомнить чего-нибудь еще, — посоветовал я. — Мне надо уматывать, пока сюда не нагрянули копы, — я сделал попытку встать со стула, и все мускулы моего тела протестующее взвыли. Я поморщился. — Болеутоляющее. Вот что мне сейчас нужно — хорошая доза болеутоляющего.