Архон
Шрифт:
— Ты хочешь отомстить? Так отомсти же. Спаси его, Орфет. Он никогда тебя не простит.
Сетис ахнул. Двойник Шакала схватил грабителя могил и потащил к бурлящим водам. Они остановились на берегу, потом двойник вспрыгнул на барьер, ограждавший Колодец.
— Закончи свою жизнь, — сказал он. — Для нас обоих. И протянул руку.
Шакал медленно взял ее и поднялся на шаг. Лицом к лицу стояли они на самой бровке. Сетис вскочил и с внезапной решимостью вскарабкался на барьер. Оттолкнул двойника, схватил за руку настоящего человека.
— Не слушай его!
Вода оказалась миражом. Колодец представлял собой всего лишь пустую расселину.
Она уходила в бездонные недра земли, и внизу, в неизмеримой глубине, всё еще падали три звезды. Они были так далеко, что от них на поверхность долетали только крохотные искорки света. От этого зрелища у Сетиса закружилась голова. Ему почудилось, будто какая-то сила тянет его вниз, за пределы мироздания, — сила грозная, чудовищная. Он закричал. Двойник Шакала прыгнул ему на спину, тонкие пальцы впились в плечи. Что-то острое пронзило его — раз, другой. Юноша пошатнулся, оглушенный болью.
Шакал подхватил его, толкнул к Орфету. Сетис качнулся, и мучительная боль охватила его, будто огонь. Падая на руки Орфету, он заметил, что Шакал нанес удар по своему собственному отражению.
Он вложил в этот удар всё свое презрение и ярость, вырвал у двойника из рук острый и длинный осколок алмаза и швырнул его самого в расселину.
Существо визжало, цеплялось за пустоту, за потрепанную маску и иссушенные кости, за тонкие пряди светлых волос, рассыпавшиеся в пыль. Потом упало.
Шакал пошатнулся.
На миг его лицо побелело от изнеможения; казалось, он тоже вот-вот упадет, как будто страшная дуэль лишила его последних сил. Но Лис крепкой хваткой удержал его на краю бездны.
За спинами у них послышался оглушительный рев. Колодец наполнялся водой.
— Архон.
Крик Орфета, еле видимого среди клубов пара, подхлестнул Сетиса. Юноша хотел пошевелиться, но невыносимая боль оказалась сильнее. Вода помутнела от его крови. Над ним сомкнулась чернота, и у нее был голос Орфета.
— Он умирает! — прошептал этот голос.
Аргелин обернулся. К нему бежал сотник, неся в руках оружие. Генерал мгновенно выхватил меч и приготовился к бою. Землю захлестывала вода, в пещере начинался потоп.
— Пещеру заливает! — ахнула Ретия. — Откуда берется вода?
Кто-то судорожно всхлипнул. Люди попятились к выходу. Круг Девятерых распался.
Аргелин приставил меч к горлу Мирани. Его лицо побледнело, а щеки пылали, как в лихорадке, глаза сверкали ледяным огнем.
— Надо было давно это сделать. Больше не будет никаких Архонов, никаких Гласительниц. Я сожгу Оракул и убью всякого, кто посмеет мне перечить! — его голос осип от ярости. — Если хочешь молчать — молчи. Замолкни навечно!
Он замахнулся. На лезвии меча блеснули лунные блики.
— Орфет!
Крик, донесшийся из древнего кошмара. На миг он пронзил их ужасом,
пригвоздил к земле; потом Алексос бросился на колени рядом с Сетисом, стал раскачиваться взад-вперед, хватая ртом воздух.— Помоги ему! — Толстяк сгреб мальчика за плечи. — Архон!
Алексос поднял глаза, его красивое лицо мучительно исказилось.
— Чьими устами я буду теперъ говорить? — прошептал он.
Мирани не успела даже вскрикнуть. Меч просвистел в воздухе, неся с собой ослепляющую боль, брызги крови, но на его пути вдруг оказалась Гермия. Она заслонила собой Мирани, и судороги сотрясли ее тело, и крик вырвался из ее уст, и кровь брызнула из ее раны.
Меч глубоко вонзился в грудь Гласительницы, она упала, тихо вскрикнув. Крисса истерически визжала. Мирани с трудом поднялась на ноги, ее платье было залито кровью. Она, окаменев, едва сознавала, что Гермия цепляется за нее и кричит:
— Уходите! Прочь отсюда! Скорее!
В пещеру хлынула река. Она стремительно вытекала из трещин между камнями, коснулась платья Гермии, закружилась вокруг Аргелина, опустившегося на колени возле Гласительницы.
На глазах у замерших Мирани и Ретии он съежился, как будто незримая сила пригибала его к земле, его руки неуверенно шарили по лицу Гермии, по ее волосам Когда он коснулся ее, по его телу волной пробежала дрожь — они все ее почувствовали.
— Гермия! — взывал он, не в силах поверить в случившееся. — Гермия!
Гласительница открыла глаза, попыталась удержаться за него, он подхватил ее на руки. Поднимающаяся вода окрасилась кровью.
— Не покидай меня, — прошептал он.
Она еле слышно прохрипела:
— Оракул… Спаси Оракул…
Он поднял голову, лицо исказилось от невыразимой муки.
— Ты всегда больше заботилась об Оракуле, чем обо мне! Всегда!
Он принялся лихорадочно вытирать кровь, но только сильнее размазал ее.
— Ну почему ты вмешалась? Почему встала на пути? Видит Бог, я бы никогда тебя не тронул…
Она слабо улыбнулась.
— Я была Царицей Дождя. На миг… я произнесла… ее слова. Ты меня услышал.
— Я тебя услышал.
— Нам нельзя было становиться врагами.
— А мы ими и не были. — Он приподнял Гермию, и ее глаза закрылись, голова свесилась набок. — Останься со мной, Гермия! Ты мне нужна!
Она прошептала:
— Я вижу… сад. — Мирани сглотнула.
Рядом с ней Ретия отступила на шаг.
Аргелин не сразу понял, что Гермия уже мертва. Он держал ее на руках, глядя, как подступает вода, оберегая от надвигающегося потопа. Наконец он поднял голову, и на его лице Мирани прочла жестокую внутреннюю борьбу — он отчаянно силился совладать с собой.
Пошатываясь под весом Гермии, он поднялся на ноги. С ее длинных юбок стекала вода.
Прижимая к груди ее тело, он обвел взглядом жриц.
Его страдание было страшнее всяких угроз.
Вода была холодна. Она втекала между его губ, и он пил ее, и она была сладкой.