Архонт росский

— Потом я ему бубенцы отрежу! — хищно заявила Искора.

— Не отрежешь, — сказал Сергей.

— Это почему? — возмутилась Искора. — Еще как…

— А потому что я об этом позабочусь. Всё, ладо мое. Иди обедом займись. Мне с Машегом всю задумку целиком обсудить надо. Как-никак три пуда серебра на кону.

— Побольше, — Машег опытным взглядом оценил Искору. — Но мелочиться не будем.

— Не будем, — согласился Сергей. — Мелочь все равно нам достанется. Ноам в доле?

— Доля Ноама — устранение Барика, — ответил Машег. — Он сам так сказал. Но подарок ему сделать надо.

— Сделаем, — кивнул Сергей. — Но после. Когда хаканова родича сюда доставят. Появилась у меня одна идея. Вам с Ноамом понравится.

[1] Машег использует слово, которое обозначает группу сторонников. Например, венетами называли в Костантинополе партии, которые поддерживали на ипподромах колесничих своего цвета: голубых, зеленых…

Глава 8

Глава восьмая. Когда сбывается мечта сына шеда

Алп-Барик бар Еремия метался по шатру, как запертый в клетку волк. Хорошо, шатер у него был просторный, шагов десять в поперечнике. Находящийся здесь же Ноам бар Раффа был спокоен. Восседал на подушках, взирал на метания соотечественника с легкой усмешкой. Потом уронил:

— Едут.

Алп-Барик замер. Тоже прислушался, наконец изрек:

— Точно. Скачут.

Постоял немного и тоже уселся на подушки. Принял важный вид. Ноам погладил бороду, скрыв усмешку.

Через некоторое время полог шатра откинулся. Вошел полусотник-муслим. Поклонился. Формально: чуть наклонив голову.

— Привезли? — безуспешно пытаясь скрыть волнение, бросил Алп-Барик.

— Да, хан.

Два стража раздвинули полог пошире, и в шатер, согнувшись, вошел Машег с девушкой на руках. Аккуратно опустил ношу на кошму у входа.

Алп-Барик вскочил, подхватил масляный светильник на бронзовых ножках, подсветил:

— Что с ней?!

— Грезит. Дралась. Дали маковой настойки, — лаконично ответил Машег.

— Она может, — одобрительно произнес Алп-Барик, жадно разглядывая спящую.

— Эта? Которую ты хотел? — не вставая с места, спросил Ноам.

— Сильно дралась? — Алп-Барик провел пальцами по лицу спящей: по щеке, по губам, по круглому гладкому подбородку…

— Ножом меня ударила, — сказал Машег, продемонстрировав длинный разрез в одежде. — Втроем еле удержали.

— Потерь нет?

Этот вопрос был обращен уже к муслим.

— Нет. Только она и дралась, — гвардеец хакана презрительно искривил губы. — Прочие как увидели сколько нас, сразу наземь повалились.

— С ними что? — уточнил Ноам.

— Как сказано было: кто не сражался, того не трогали.

— Хорошо, — одобрил Ноам.

— Барик, мы свое дело сделали, — вмешался Машег. — Эта женщина твоя. Бери ее хоть прямо сейчас. Вижу: не терпится. Вижу и понимаю: хороша девка.

— Повременю, когда очнется, — Алп-Барик выпрямился, поставил светильник.

— Ты с ней осторожней, — посоветовал Машег. — Острое от нее подальше держи. Не то проткнет тебе что-нибудь… не лишнее, — он показал на прореху, сквозь которую блеснула его кольчуга.

— Справлюсь, — рассеянно произнес Алп-Барик, не сводя глаз с лежавшей. — Люблю таких… Свирепых.

— Люби, — согласился Машег. — А мы с братом поедем. Ноам?

— Поедем, — тархан поднялся. — Бар Еремия?

— Что?

— Расчет.

— А… Да. Покажешь моему беку, — Алп-Барик стянул с пальца один из перстней. — Он отдаст ваше серебро.

— Мы можем и подождать, когда ты в Киев вернешься, — заметил Машег. — В твоем слове сомнений быть не может.

— Я не вернусь, — отрезал Алп-Барик. — Бек знает, где я его буду ждать.

— Это ты верно решил, — одобрил Ноам. — Тогда тебя точно никто не заподозрит.

— Конь мой ссал на подозрения русов, — презрительно бросил Алп-Барик. — Нечего мне делать в вашем Киеве. Я узнал, что хотел, и получил, что хотел!

— Пусть будут прямыми пути праведных на земле, данной Господом! — произнес Ноам, покидая шатер.

— И вам хорошего, — рассеянно бросил им вслед Алп-Барик бар Еремия.

Снаружи была ночь. Темная, безлунная, теплая. Полная звуков ночной степи, каждый из которых был знаком хузарам.

— Твой конь, тархан! — почтительно произнес один из сопровождавших Ноама хузар.

Конь Машега нашел его сам. Фыркнул в ухо.

Оба вмиг оказались в седлах. Земля стала дальше, а звезды ближе. Настоящий хузарин живет в седле, а на земле сразу слабеет.

Сопровождавшая Ноама и Машега полусотня тронулась. Кони шли по дороге уверенно: чтобы найти путь домой, свет им не требовался.

Ухнул филин. Машег передразнил его: тоже ухнул три раза, а потом еще один.

Из темноты прилетело ответное уханье.

Никто из Ноамовых хузар не обратил внимания на Машеговы потешки. Захотелось тому развлечься, и развлекся. Он веселый, Машег бар Захариах.

Отряд рысил по дороге. К рассвету, когда хузарские ворота в Киеве откроются, они будут там.

Алп-Барик глядел на спокойное личико юной женщины. Иногда та улыбалась во сне и совсем по-детски чмокала губами. Нет, этот бар Захариах ничего не понимает в женщинах. Если баба лежит как мертвая или покорно подставляет тебе свою щелку, это так же скучно, как оседлать снулую кобылу. Баба под тобой должна играть, скакать, выгибая спину, бить задом, пытаясь сбросить, а только потом рвануть бешеным безумным галопом, хрипя перехваченным твоими руками горлом! Вот такую скачку любит он, воин Барик. И та начнется не сейчас, когда женщина спит, а когда она откроет глаза, увидит его, Алп-Барика, и захочет вонзить ногти ему в лицо.

Этот мальчишка Машег ничего не понимает в наслаждениях. А бар Раффа, которого по наущению влиятельной родни сделали тарханом и отправили сюда, к русам, ничего не понимает в благе Хузарского хаканата. Да, здесь есть неплохие воины, а меха, которые привозят отсюда, дивно хороши. Но воинов у хаканата хватает и своих, а не хватит, так можно купить исмаилитов. То, чего не хватает всегда, это золото. А золота здесь нет. Золото — у роман. Золото — у эмиров магометанских. Не у русов. И потому они слабы, и нечего им потакать. Те, у кого нет золота, всегда будут рабами тех, у кого оно есть. Может быть, не сразу. Может быть, сначала придется пригнуть их, рычащих от бессильной ярости, к земле и показать настоящую силу. И тогда они поскачут туда, куда направит хозяин. Поскачут сами, хрипя от восторга и визжа от наслаждения быть покорными… Так же, как очень скоро зарычит и завизжит эта своенравная девчонка.

Алп-Барик представил, как он перехватывает эти тонкие руки с хищно скрючившимися пальцами, опрокидывает ее на живот, наваливается сверху, прижимая животом дергающиеся ягодицы…

Алп-Барик так погрузился в мечты, что не сразу услышал снаружи очень характерный шум. А когда услышал, то бросился уже не к луку, а к сабле, потому что рубились уже у самого шатра.

Не жалея дорогой парчи, Алп-Барик широким взмахом рассек стенку шатра до самого низа и выскочил наружу…

И опустил саблю. Потому что увидел только спины. И это были спины своих, вернее, хакановых исмаилитов, которые плечом к плечу бились против множества воинов, окруживших шатер Алп-Барика. Сколько их и кто они, Алп-Барик не видел, потому что, стоя на земле, был невелик ростом, но и без того было понятно: исмаилитам, лучшим воинам хакана из тех, что сражаются пешими, приходится непросто. Но они держали оборону вокруг его шатра, и это радовало. Может, еще и обойдется.