Аритмия
Шрифт:
— Пока я мечтаю о том же, о чем и ты.
Кивает.
Вижу, как дергается кадык, и как блестят в свете ночника его глаза.
Долго молчим.
Какие тут могут быть слова?
Их нет. Как и надежды…
— К морю просился, — первым нарушает звенящую тишину. — Я обещал, что поедем. Выходит, солгал…
Так больно его слушать! Так больно видеть, как сильно он переживает!
— Я очень благодарна тебе за то, что ты спас Лешу от тюрьмы, но Ян, как же мне жаль, что ты не смог провести этот год с Савелием! Если бы ты не взял вину на себя…
— Мы вроде
Умом я это, безусловно, понимаю, но поступок Яна до сих пор не укладывается в голове.
— Относись к этому проще, Арсеньева. Считай, что я вернул своего рода долг. У вас ведь в семье возникли из-за меня проблемы.
Нервно расправляю модный комбинезон, в который одет пупс. Как-то мы нечаянно подошли к тому, что ни разу не обсуждали. Не обсуждали и не стоит начинать. Я не хочу. Столько воды с тех пор утекло. Какой смысл?
— Встань с пола, не надо там сидеть.
— Мне нормально, — отзывается равнодушно.
— Может, чай или кофе? — предлагаю растерянно. — Ты голодный?
— Ложись спать, Дарин. И не бойся. Я просто посижу тут до утра. Мне… легче, когда я с тобой.
Глава 70. Все оттенки Яна Абрамова
В комнате холодно и темно. За окном протяжно завывает ветер, отчего мелкая снежная крошка периодически постукивает по стеклу.
Вцепившись в подушку, тихо прислушиваюсь к каждому шороху. Уснуть не могу. Столько разных тревожных мыслей гудят в голове. И все, конечно, о Нем…
«Ты просила — я принес».
«Как ни крути, а ты все еще моя».
«Ревнуешь?»
«Адски».
«Мне легче. Когда я с тобой».
Каждое сказанное слово глубоко запало в душу. Отпечаталось раскаленным клеймом на кровоточащем сердце. А это его успокаивающее «сю-сю-сю», предназначенное перепуганной улитке?
Улыбаюсь.
— Ян… — зову тихо.
Однако ответа нет.
Он молчит, и я поднимаюсь с постели. Обуваю тапочки, беру в руки телефон, на вспыхнувшем экране которого мелькает время — два тридцать. Иду к двери.
— Эй… — присаживаюсь на корточки рядом с парнем и осторожно дотрагиваюсь до его плеча. — Ян…
— М? — поднимает голову. Щурится и рассеянно моргает. — Утром уйду. Обещаю.
Наверное решил, что я его выгоняю.
— Не надо сидеть на полу, ты итак болеешь. Идем, — настойчиво тяну его за руку, вынуждая встать с пола. Веду за собой.
Спотыкается о стул. Тот с грохотом валится в сторону.
— Дарин…
Пока он возвращает стул на место, молча забираюсь в кровать.
— Где ты?
— Я здесь, — дрожа, отзываюсь робко.
Взволнованно замираю, когда высокая фигура в сомнении застывает у постели.
— Ты замерзла? — тишину разбивает его обеспокоенный
голос.— Да, — отвечаю честно.
— Одеяло еще одно дать?
— Нет. Лучше… иди ко мне, — прошу, сгорая от стыда.
В полутьме наблюдаю за тем, как он стаскивает одной рукой свитер, а затем снимает и джинсы.
Краснея, отодвигаюсь к стене, и уже несколько секунд спустя, кровать, скрипнув пружинами, провисает под тяжестью его тела.
Ложится на спину. Смотрит в потолок. В рыцаря играет. Обещал ведь.
Не даю себе времени на подумать. Тянусь к нему. Обнимаю, оказываясь близко-близко и, уткнувшись носом в сильную шею, закрываю глаза.
Его запах, такой волнующий и будоражащий, кружит дурную голову. Вынуждает бессовестно прильнуть к нему. Буквально приклеиться.
Случайно задеваю горячую кожу губами, и он шумно выдыхает.
— Скажи еще раз, что не боишься меня…
— Не боюсь, — шепчу едва слышно.
— Ты всегда была чертовски смелой, — зарывается пальцами в мои волосы. — Кто в здравом уме связался бы со мной? Только ты…
Касается щеки. Целует лоб. И в каждом его движении наряду с порывом и отчаянием, я ощущаю нечто такое, чего не было в наших отношениях раньше. Он… нежен и осторожен со мной.
— Ты ведь так много не знаешь обо мне, Дарин. Я делал множество отвратительных вещей.
— Мне все равно, — озвучиваю правду, как есть.
— В моем прошлом столько грязи. Может поэтому Он забирает у меня Чудика? За мои чертовы грехи.
— Перестань.
— За все то дерьмо, что я совершил. Что если это расплата… — его голос ломается. Дергается кадык.
— Савка тебя очень любит, — приподнимаюсь наверх. Так, чтобы оказаться на уровне его лица. — Для него ты самый-самый лучший. Даже не сомневайся.
— Он на моих глазах вырос. Первые шаги. Первые слова. Уколы эти бесконечные. Все со мной, — желваки на скулах ходят туда-сюда. Ресницы опускаются вниз. — Я не мог от него отлипнуть, Даш. Мой Чудик он же… как солнце.
— Да, он такой, — улыбаюсь сквозь слезы.
— Я не могу представить, что больше не услышу, как он смеется… — делает вдох и выдох. — Не могу представить, что он будет лежать рядом с Алисой. Там.
Пугающая пауза.
Его грудная клетка опадает, а затем вздымается, и тот душераздирающий звук, который из нее вырывается, ранит мое сердце.
Ассоциации самые страшные. Будто смертельно раненый дикий зверь погибает.
— Яяян, — оплетаю руками, привлекая к себе. Стискиваю в объятиях крепко-крепко. Ни за что не отпущу.
Его трясет. Он глухо рыдает на моем плече, и меня накрывает приступом паники. В какой-то момент переживаю, что не справлюсь, ведь его боль настолько осязаема. Настолько глубока и остра, что я попросту теряюсь.
Что мне делать? Как помочь? Как ему помочь?
— Тихо. Все будет хорошо, я с тобой… — проговариваю несколько раз подряд и успокаивающе поглаживаю его широкую спину, ощущая ладонями каждую напряженную мышцу.
Глупость, пожалуй, но я начинаю рассказывать ему сказку. Его любимую сказку — историю про Кая и Герду.