Аритмия

У подъезда своего дома оказываюсь уже минут через пятнадцать. Благодарю водителя и с колотящимся сердцем выхожу из такси, еще из автомобиля заприметив отца, сидящего на лавочке.

— Пап… — робко зову его, оказавшись рядом.

Он не говорит ни слова. Только осматривает мрачным взглядом с ног до головы и кивает в сторону подъезда.

Ну все… Не видать мне Питера как своих ушей.

И да, на этот раз домашним арестом мое наказание точно не ограничится…

Глава 14. Запрещенный прием

Дарина

Ночь выдается та еще… От родителей получаю, что называется, по полной программе. Выслушиваю полуторачасовую лекцию на тему своего девиантного поведения, а также… Во-первых, лишаюсь телефона и своего старенького ноутбука. Во-вторых, литературы, взятой из библиотеки, и в-третьих, разумеется, билета в Санкт-Петербург.

Эту несостоявшуюся поездку я горько оплакиваю до самого рассвета. Знала, конечно, что так будет, но, как говорится, надежда умирает последней. Что в итоге и случилось…

Расстроенная, разбитая и совершенно не выспавшаяся отказываюсь от завтрака и собираюсь в гимназию. Форма, портфель, сменка, быстрый равнодушный взгляд в зеркало.

— Время, Дарина, — отец недовольно показывает на часы.

— Иду уже.

Надеваю куртку, обуваюсь и снимаю с крючка связку своих ключей. Выхожу из квартиры вслед за отцом. С тоской замечаю, что мама не идет провожать нас и не желает мне хорошего дня, как бывало обычно.

После вчерашнего она со мной не разговаривает. Объявила самый настоящий бойкот, упрекнув в том, что я, цитирую: «капитально подорвала ее доверие».

Ох, и видели бы вы ее взгляд! Внимательный, острый, выражающий недоумение и вместе с тем самое настоящее осуждение. Сколько нового я о себе узнала! Мама в этот раз не поскупилась на обидные слова, задержавшись в моей комнате еще на добрых полчаса.

Я смиренно слушала, а она роняла слезы, сетуя и на новый город, и на новую школу, и на мальчика, с которым я (якобы) имела неосторожность связаться.

«Дожили! Шляешься по чужим квартирам! Без белья домой приходишь в ночь! Я не узнаю тебя!»

И все в таком духе.

Обидно. Но заслужила. Я прекрасно понимаю ее реакцию, ведь со стороны мое поведение и правда выглядит отвратительно.

— Давай чуть быстрее, — торопит меня папа, пока я уныло спускаюсь по ступенькам.

— Успею, еще целый час до начала занятий, — бормочу себе под нос.

— Я не успею, — недовольно бросает через плечо.

— Не поняла… — гипнотизирую взглядом его спину.

— Прибавь шагу, Дарина!

Все становится ясно уже совсем скоро, а если точнее, к тому моменту, как мы оказываемся на одной остановке и в одном автобусе. Это притом, что отцу на работу надо бы в другую сторону. Понимаете, да?

— Ты меня до школы провожать собираешься? — все-таки имею наглость спросить.

— Теперь туда и обратно либо со мной, либо с матерью. Это ясно? — отвечает, не отрывая хмурого взгляда от газеты, купленной в киоске.

— Ясно.

Да уж… В десятом классе приходить под родительским конвоем в школу — это самый настоящий позор.

Сникаю еще больше и прислоняюсь лбом к прохладному стеклу.

А может надо было рассказать родителям правду? О том, что один садист закрыл меня в шкафу, а второй — решил не выпускать оттуда до утра?

Вот только вряд ли родители поверили бы. Особенно если взять во внимание постыдную историю, которую поведал отец. Про телефонный звонок, нетрудно догадаться, кем совершенный…

И снова злость накатывает со страшной силой. Мне, вообще-то, не свойственны приступы гнева и ярости, но, клянусь, за вот эти грязные небылицы хочется выдрать Яну язык. Он ведь намеренно сделал это, в очередной раз продемонстрировав гнилую сторону своей души.

Ну что за человек такой!

Вспоминаю наш диалог и раздражаюсь лишь сильнее. Потому что понимаю: мои попытки раскопать в нем что-то хорошее и стоящее лишь усложняют мне жизнь. Честно, за тот месяц, что мы игнорировали друг друга, можно было бы, наверное, справиться с собой и своими неоднозначными чувствами, но… К несчастью, за этот период я обнаружила ряд веских и неопровержимых доказательств. Доказательств того, что мрачный Ян не честен со мной. И с собой, похоже, тоже…

— Идем, — голос отца выдергивает меня из плена неспокойных мыслей.

Поднимаюсь со своего места и тяжко вздыхаю. Надеюсь, он не собирается провожать меня прямо до КПП.

— Сколько у тебя сегодня уроков? — холодно интересуется, пока мы идем по аллее, усыпанной мокрыми листьями.

— Восемь, если считать с факультативом по английскому. В четыре тридцать волейбол.

— В шесть за тобой придет мать, — сообщает, бросив очередной взгляд на часы.

— Пап… пожалуйста, давайте без этого. Обещаю, я буду приходить вовремя, — предпринимаю попытку смягчить наказание.

— Это не обсуждается, — бескомпромиссно отрезает он. — Доверия к тебе больше нет.

До пункта КПП доходим в полном молчании. Уже собираюсь в очередной раз извиниться и попрощаться, но, к моему ужасу, отец отдает охраннику в окошко свой паспорт, а это может означать только одно — он идет в школу со мной.

— Ты к Элеоноре Андреевне? — догадываюсь я.

Игнорирует мой вопрос. Забирает документ и проходит через турникет.

Думаю, хочет сообщить моему классному руководителю весть о том, что я не еду в Питер.

Двор пересекаем быстро, но меня не покидает ощущение того, что все происходит очень медленно.

— Пап, в раздевалке куртку оставлю и покажу, куда идти, — расстроенно говорю я.

Можно делать вид, что я не замечаю насмешливые взгляды своих одноклассников, но черт… я же вижу, как они перешептываются, глядя на нас.

— Нам на второй этаж, — киваю в сторону лестницы, наблюдая за тем, как отец справляется с бахилами.

— Пельш сказала, что спустится меня встретить. Иди на занятия.