Ария для призрака
Шрифт:
Звук и впрямь напоминал выстрел.
– Я проверю? – предложил Макс.
– Не ходи! – вцепилась в него Конюховская. – Давайте лучше на пост позвоним!
– Вы звоните охраннику, а я осмотрюсь, – сказал Макс тоном, не допускающим возражений. Он почти не сомневался, что слышал выстрел, но не хотел зря пугать женщин. Вытащив оставшиеся булавки, парень вышел в коридор. Он шел, дергая ручки на дверях: все были заперты. Дойдя до гримерки, Макс нажал на ручку, и дверь приоткрылась. Внутри царила кромешная тьма.
– Эй, кто там? – спросил парень.
Не получив ответа, он вдохнул поглубже и шагнул в помещение, шаря по стене в поисках выключателя. Левая нога на чем-то поскользнулась. Нащупав, наконец, выключатель, Макс взглянул вниз и обомлел: он стоял в луже темно-красной вязкой жидкости. Слева
Склонившись над Кожуховым, Макс приложил два пальца к его горлу, пытаясь нащупать сонную артерию. Лицо музыканта приобрело свинцовый оттенок, губы посинели, глаза были полуоткрыты. Когда Макс случайно задел его за плечо, тело завалилось на бок, словно мешок с мукой. Макс скинул военный мундир девятнадцатого века и, скатав его в рулон, прижал к ране в боку Кожухова, не думая о том, что фактически уничтожает плоды многодневных трудов. Он огляделся в поисках телефона. Аппарат стоял у шкафчика с гримом, но Макс не мог подойти к нему, так как знал, что рану надо плотно зажимать во избежание потери крови. Очевидно, охранник не слышал выстрела. Кто-то проник в здание и беспрепятственно прошел мимо поста!
Макс уже собрался заорать во всю мощь своих легких, чтобы привлечь внимание, как вдруг услышал, что снаружи кто-то скребется.
– Максик? – услышал он дрожащий голос Галины.
– Срочно, «Скорую»! – скомандовал он, продолжая надавливать на рану.
Галина оказалась не из тех истерических дамочек, которые падают в обморок при виде крови. Она взвизгнула при виде Андрея, но немедленно кинулась к телефону и набрала номер «Скорой помощи». Дверь снова приоткрылась, и на пороге возникла Конюховская в сопровождении охранника.
– Что тут у вас про… – начал было он, но сразу осекся. – Надо срочно «Скорую»… и полицию!
– Только полицию, – сказал Макс. – «Скорая» уже едет!
Машина прибыла на удивление быстро, а еще через пять минут подоспел полицейский «рафик» с воющей сиреной. Врачи засуетились вокруг Андрея, оттеснив Макса. Разминая онемевшие руки, он растерянно наблюдал за тем, как Кожухова грузят на простыню, которую приволокла Галина (врачи попросили найти какое-нибудь полотнище, так как оказалось, что носилки невозможно пронести по узким коридорам служебных помещений театра).
– Вы кто? – требовательно поинтересовалась женщина-врач из бригады.
– Э… друг, – ответил Макс после секундного колебания. – Я – его друг.
– Поедете с ним? И родственникам надо сообщить.
Макс поймал себя на мысли, что ничего не знает о родственниках Андрея. Кто его родители, где живут, есть ли у него братья или сестры? Кожухов не рассказывал ему о семье и вел себя так, словно ее не существует. Но ведь должен же быть хоть кто-то!
Он сидел один в пустом коридоре приемного отделения. Время позднее, народу нет, на месте лишь пожилая постовая медсестра, читающая «Аргументы и факты». Медленно потягивая чай из чашки с изображением Гарри Поттера, она подозрительно поглядывала в сторону Макса, словно его лицо не вызывало у нее доверия. Впрочем, через несколько минут медсестра убедилась, что ее подозрения имеют под собой основания, потому что в приемное отделение вошли трое – двое полицейских в форме и мужчина в штатском – и направились прямиком к Максу. Тот, что в штатском, оказался следователем. Он представился и принялся задавать вопросы: кто обнаружил Кожухова, при каких обстоятельствах, и не видел ли Макс кого-то еще на месте происшествия. Он подробно записал, когда парень услышал выстрел и сколько времени прошло с этого момента до того, как Макс открыл дверь в гримерку. Кроме того, следователь спрашивал, в каких отношениях он находился с Андреем
и не знает ли Макс, кто мог поспособствовать тому, что Кожухов сейчас находится в операционной. Андрея многие не любили, но ни одного кандидата в убийцы Макс назвать не сумел. Следователь ему понравился. Невысокого роста, крепкого телосложения, со светлыми волосами и по-детски широко открытыми голубыми глазами, он слушал Макса внимательно и не пытался ни в чем обвинять. Напоследок он выразил надежду, что Кожухов поправится, и ушел, прихватив с собой коллег, которые, очевидно, исполняли роль группы поддержки, так как за время беседы не проронили ни слова.Не успел Макс прийти в себя после беседы, как в конце больничного коридора он снова заметил движение. Быстрой рысью к нему приближались Семен Ворошило и Рената Голдберг. Впервые за время, что Макс знал режиссера, тот был нормально одет. Тощие ноги обтягивали черные джинсы, до середины бедер скрытые видавшим виды теплым шерстяным свитером, а в руке он нес серый пуховик. Никаких обтягивающих кофт и штанов, никаких кричащих цветов а-ля Боря Моисеев! Лицо Семена, белое, как маска Пьеро, выглядело испуганным. Вид Ренаты тоже не радовал: без косметики она выглядела на все свои сорок с гаком, если не старше. Губы у нее тряслись, подбородок дрожал, а широко открытые глаза, и без того навыкате, едва не вываливались из орбит.
– Как он? – спросил Ворошило. – Что эскулапы говорят?
– Ничего не говорят, – пожал плечами Макс. – Андрей в операционной. Давно.
– Господи, что же будет, что будет?! – простонала Рената, закрыв лицо руками и падая на диван. – Премьера!
Даже Максу было очевидно, что при любом раскладе премьера не состоится. Замены Кожухову не существует, но даже если бы удалось ее найти, то за полтора дня подготовить артиста не представляется возможным. Они сидели рядком на диване, не разговаривая. Прошло часа два, и внезапно лифт заработал. Он не остановился на их этаже, а поднялся выше. Через некоторое время лифт снова зашумел, и, наконец, двери раскрылись, чтобы выпустить пятерых врачей. Один отделился от группы и направился к ожидающим, которые тут же вскочили на ноги. Врач оказался главным хирургом бригады – высокий, тощий человек с изможденным лицом.
– Вы все – по поводу Кожухова, я так понимаю? – спросил он, глядя на Макса, Семена и Ренату.
Они дружно кивнули.
– Значит, так, – начал хирург, – состояние пациента крайне тяжелое. Повреждение печени, кровопотеря огромная. За время операции сделано два переливания и, скорее всего, понадобится еще. Видите ли, – добавил он, читая недоумение на лицах слушателей, – ранения в печень опасны тем, что при этом теряется колоссальное количество крови. У пациента есть всего тридцать-сорок минут. В нашем случае, к счастью, «Скорую» вызвали вовремя. Те, кто оказывал первую помощь до прибытия врачей, правильно поступили, попытавшись зажать рану, чтобы приостановить кровотечение. Благодаря этому ваш друг жив. Однако это ни о чем не говорит. Последующие сутки будут критическими: если он их переживет, то…
Врач не договорил, но этого от него и не ждали. Видя, что люди, с которыми он разговаривает, не в состоянии что-либо ответить, хирург предложил:
– Идите-ка вы по домам. В ближайшие восемь-десять часов вряд ли произойдут изменения в состоянии больного, поэтому вы можете отоспаться и прийти завтра… то есть уже сегодня, – поправился он, посмотрев на часы.
– Какие его шансы, доктор? – спросил Семен, откашлявшись.
– Ну, знаете, мы не в Счетной палате работаем, – покачал головой хирург. – Но на вашем месте я известил бы родственников.
– Что же делать? – спросила Рената. – Мы… можем чем-нибудь помочь?
Врач вздохнул.
– Вы в бога верите? Если да, то молитесь – говорят, помогает!
На следующий день Рита появилась в театре только после трех часов дня: утро она провела, занимаясь делами Киры. Сначала получала ордер в прокуратуре, потом встречалась с «клиентом». Парнишка держался огурцом, но Риту не могла обмануть его бравада. Ему предъявили обвинение, а ведь до последнего момента она надеялась, что этого не случится. Очевидно, и сам Кира еще не до конца осознал, что происходит. Возможно, он думал, что это – просто дурной сон: вот он проснется, и все встанет на свои места.