Ария Маргариты
Шрифт:
Она не всегда жила в Башне, построенной при помощи черной магии Диктатора. Как-то раз она обронила на Землю свой кружевной платок с пришитыми серебром к ткани живыми пчелам, и и спустилась за ним вниз. А на Луне детей у нее было гораздо больше, чем она притащила за собой к нам, на Землю. Кое-кто, устав от эгоистической материнской привязанности, добровольно нырнул в коварный Кратер Мучеников, кое-кто стер свое изображение с лунных камней, и таким образом смог исчезнуть навеки (нет изображения, нет движения ~ нет предмета разговора). Слезы доведенных до истерики Лунных Дочерей превращались в лунные камни, которые то и дело падали в земную траву или в зыбучие пески. Некоторые люди называли их «обмылками» и презрительно отбрасывали ногой в канаву, некоторые — вроде английского писателя Уилки Коллинза ~ посвящали им целые романы с приключениями, индусами и самоубийствами.
В этой фантазии появлялся и мужской элемент, в результате собственной мягкотелости ставший
– Когда мы умрем, — тихо-тихо говорил Лунный Граф, перебирая четки, сделанные из слез собственных детей, – вы будете свободны!
— Но вы же вечны… — стройным хором отвечали ему чада, позвякивая перламутровыми чашками о перламутровые блюдца в час нескончаемого семейного чаепития. А сердца их кричали: «Дай нам жить так, как мы хотим!». – Но вы же вечны…
– Вечны!!! – вторило им Лунное Эхо, добавляя от себя пару капель ненависти в этот крик. Всепонимающие улыбки Графини и Графа переплетались, растягивались по всему небу, вдоль горизонта и завязывались морским узлом под брюхом страдающей одышкой черепахи. Той самой, на панцире которой держится мой мир.
Кипелов отказался нести в массы столь депрессивное произведение. «Суицид, — мрачно констатировал Валерий Александрович, – петля, веревка… Если все – ничто, жить-то зачем?» Вот здесь-то и зарыта московская сторожевая! Знать, что все — суета сует, тлен, прах, ничто, и при этом жить, создавая самого себя, оставляя отпечатки ног на камнях, которые горды одним только сознанием того, что они — камни, и не думают о своем неминуемом превращении в песок. Жить, воспевая свою неповторимость и неповторимость каждого из нас. Светлая сторона темы, конечно, получается очень замаскированной, этаким зашифрованным посланием Штирлица Юстасу. Помню, как на праздновании 15-летия АРИИ в Лужниках девушка по имени Марина, жизнь которой сложилась совсем не так, как бы ей хотелось ( а по-другому редко у кого получается!), просила оставить в текстах хоть какую-то надежду.. Я клятвенно обещала выполнить ее просьбу, но что делать., если в деле сочинения альбомов музыка первична? Грустная или патетическая, пафосная, яростная… Именно от нее зависит настроение и содержание текста, между словом и нотами предполагается гармония. И в принципе это правило почти всегда соблюдается. За исключением, на мой взгляд, одного момента в написанной в период «золотого арийского века» «Баллады о древнерусском воине». Есть там одно несоответствие.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ (ПОВТОР): ВСЕ ТЕКСТЫ ГРУППЫ АРИЯ НАПИСАНЫ НА ГОТОВУЮ МУЗЫКУ!
Припев с ключевым словом «ничто» заменили на « Я не сошел с ума». Получилась невольная перекличка с насильственно лесбийской поп-группой «Тату» и их песней «Я сошла с ума». Слава Богу, «арийская» песня отношения к гомосексуализму не имеет.
Здесь можно было бы порассуждать о «голубых» и «розовых», но тема эта уже скучна своей затертостью. Рост числа двух цветных меньшинств умиляет тех, кто считает бравирование неверным набором хромосом главным достижением демократического процесса в России. Вообще, мне как-то трудно представить себе милейшего сэра Элтона Джона, который, задрав штаны, носится по Трафальгарской площади и орет в мегафон: «Я педрила, я педрила!».
Чтобы не впадать в патетику и не превращаться в идеологический отдел ЦК КПСС, вспомню-ка я замечательный клуб «Голубая Устрица» из дурацкого сериала «Полицейская академия»…
…Мне всегда нравился классический хард-рок и хэви тем, что на сцене там главенствовали настоящие мужики – плоть от плоти, кровь от крови. Если у кого из них и были какие-то нетрадиционные заморочки, мировую общественность в известность об этом не ставили.
Кстати, а при чем тут Сфинкс — в третьем, отрезанном хирургами Кипеловым и Терентьевым, бридже?
Мне жаль маленьких питерских сфинксов, принимающих на себя удары гнусной непогоды, полузатопленных психующей невской водой. Им надлежало бы царствовать совсем в другом мире, будучи младшим отражением Отавного Египетского Величия с отбитым наполеоновскими солдатами носом. АЙРОН МЕЙДЕН очаровывались тайнами древних… Наверняка они были потрясены, узнав, что египетские жрецы владели молниями и могли приказывать им поражать все то, что было жрецам не по душе.
Храмы по всей земле рушатся и восстанавливаются, книги уничтожаются и пишутся, племена исчезают и зарождаются, а Сфинкс остается. На его голове – символы посвящения, лапы его крепки, и он вынослив, словно работящий бык. А крылья у Сфинкса — крылья орла. Чтобы уноситься в области созерцания и открывать секреты мира. «Знать, сметь, хотеть, молчать» – вот что советует Сфинкс, не нарушая тишины пустыни, посылая лишь импульсы. Останавливаешься у подножия странного великана, забыв о хитроумных египтянах, подсунувших тебе для путешествия самого упрямого верблюда, и ощущение остановившегося времени
не покидает тебя. Воздух становится вязким, песчаная буря забывает о заданном было себе направлении… Всего лишь доли секунды достаточно, чтобы ощутить свое ничтожество перед фигурой, олицетворяющей для верного христианина Ангела, Орла, Льва и Тельца. «Знать. Сметь. Хотеть. Молчать»… «Знать. Сметь. Хотеть. Молчать», – так каплет вода, капля за каплей, с потолка камеры твоей серой будничной жизни, выбивая лунку на младенческом темени. Ибо по сравнению с Символом Мудрости ты всегда останешься малышом, то отказывающимся от памперсов, то снова возвращающимся к ним. Не знаешь, не смеешь, не хочешь, не молчишь.
Окончательный вариант
Я НЕ СОШЕЛ С УМА (Терентьев/Пушкина)
Дай мне жить так, как я хочу, Если нет — убей, мне здесь тесно, Знаю я: я всего лишь гость, На твоей Земле мне нет места.
Здесь Бродят тени, Ими движет запах денег, Боль других и холод Греют им сердца.
«Связь времен распалась» – И Злодей, и Светлый Гений Тесно сплелись в объятьях, Их различить нельзя!
Я не сошел с ума, Мир так стар и мал, Что его делить нет больше смысла, Нет, ты возьми себе Все, что на Земле, Мне оставь простор небесной выси! Лучше быть одному всю жизнь, Чем найти свой дом, и жить в нем с кем попало! Ты молчишь, ты не против лжи, Если в ней есть звон, звон металла.
Что бы почитать: А. Камю. «Бунтующий человек», Легенды и мифы Древней Греции Стивен Кинг. «Кладбище домашних животных»
«Жизнь и смерть Курта Кобейна», (изд-во «Русское слово», тираж 500 (!) экземпляров) Уилки Коллинз, «Лунный камень», роман-детектив
ОГНЕННАЯ СТРЕЛА (музыка В.Дубинина)
Размер, предложенный Дубининым, был настолько прост, что поначалу я растерялась… А потом один сюжет начал сменять другой с катастрофической для моего мозга быстротой, остановиться было чертовски трудно, зажженная для вдохновения толстенная парафиновая свеча (в церковной лавке уверяли, что она из чистого воска) отчаянно коптила. Боги, давно пристрастившиеся к компьютерным играм, то и дело меняли у меня в голове дискеты, и вот уже из готовых вариантов можно было составить самостоятельный альбом. Однако Дуб требовал новых и новых идей, отбрасывая исписанные листочки в сторону. Сам он до последнего момента не знал, о чем же должна была быть его песня. Но вот наступил момент весьма интересного совпадения: я, устав от блуждания по лабиринту тем, закрыла глаза, и четко услышала перестук колес взбесившегося поезда, Виталик в тот же вечер увидел, как из тумана на него выезжает нечто грохочущее с бьющим навылет светом прожектора. Восточный экспресс, который никогда не достигнет Запада, ибо он провосточнился насквозь, но который, тем не менее, мчится на закат. У итальянца Джанни Родари была премилая сказка, она называлась «Голубая стрела». У модного сегодня писателя Виктора Пелевина — «Желтая стрела»… И вот – сочиненные варианты текста, разложенные по порядку, в виде ступенек к мрачному зданию вокзала, откуда потом рванул «арийский» бронепоезд.
Сюжет №1
(здесь двух куплетов мне показалось мало, я занялась самоуправством и дописала третий).
ПРОРВЕМСЯ!
Пока не продан грязный воздух городов, Пока все небо не раздали, А ноздри ловят запах потных продавцов – Жизнь горячее, чем вначале! Вокруг нас — каменные джунгли,
Где каждый — и стрелок, и зверь…
Среди камней скользи, как, мудрая змея: Капканы ставить научились, Одним нужна твоя бессмертная душа, Другому – тело, чтоб убили… Вокруг нас — каменные джунгли,
Где каждый – и стрелок, и зверь.
Пускай огонь Коснется нашей кожи, Пускай вода Расправится с огнем, Кто хочет жить, Тот все на свете сможет, И мы с тобой
Прорвемся все равно!
Рожденный ползать крылья привязал к спине, Покрыл их золотом отборным, Но мы-то знаем, что в небесной тишине
Есть трассы лишь для непокорных!
Идея прорыва живет в рок-музыке с древних времен. В прошлом веке (только вслушайтесь в эти слова — «прошлый век», чудно как-то, вроде ничего и не кончалось) ее четко оформил хулиган и понтярщик Джим Моррисон: «Break on Through (to the other side)» (альбом THE DOORS, 1967 год).
Знаешь, день разрушает ночь, Ночь разбивает на части день.
Ты пыталась бежать, ты пыталась скрываться, Прорывайся на другую сторону, Прорывайся на другую сторону, Прорывайся на другую сторону, да…
Мы охотились за удовольствиями здесь, А откопали свои сокровища — там, Но способна ли ты все еще помнить то время, Когда мы проливали горькие слезы?
Прорывайся на другую сторону, Прорывайся на другую сторону…
В твоих объятьях я обрел остров, В твоих очах я обрел целую страну, В объятьях, что сковали нас одной цепью, В очах, что одарили ложью.