Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров
Шрифт:
Между тем, именно в тамбовских архивах сохранилось невероятно много обстоятельных, красноречивых документов. Таких, пожалуй, я больше нигде не встречал. Жаль, про антоновщину я писать уже не буду. А то отстучал бы на этом вот компьютере толщенный роман, какого у нас еще не было — такой сильный, такой драматичный лежит у меня материал… Что там Николай Вирта с его романом «Одиночество», за который он получил орден Ленина. Правда, писать ему о тамбовских событиях было несравнимо трудней, чем в наши дни.
В папках (и на микропленке) у меня документы двух видов. Если рядовому красноармейцу или командиру присуждалась награда — орден или золотой портсигар, то шло подробное описание подвига со всеми деталями,
Если это был приговор трибунала антоновцу или красноармейцу-перебежчику, то опять полный подробностей рассказ. И часто тут же с добавлением: «Привести приговор в исполнение немедленно». То есть подробнейшая картина борьбы, увиденная с двух сторон.
Я с благодарностью вспоминаю: люди в тамбовских архивах оказались отзывчивые, знающие. Сотрудницы готовы были искать и находить по моей просьбе особо драматичные материалы. Бывало, получаешь утром вчерашний вечерний заказ, смотришь «Лист использования» и с волнением, даже испугом вдруг обнаруживаешь — с 1921 года твоя рука впервые прикасается к этим обжигающим глаз и душу бумагам.
Пока я там в советские времена работал, я слышал рассказы о том, как в Тамбов приезжал Александр Исаевич Солженицын. Он тоже хотел познакомиться с бумагами об Антоновском мятеже. Это вызвало у местного начальства испуг и переполох. Оно-то знало: тут было что скрывать. И обратилось за советом в Москву — столичные власти в предоставлении диссиденту Солженицыну материалов о тамбовской войне отказали.
Но если Солоухин ни часу не провел ни в одном архиве, не ездил на Тамбовщину в поисках очевидцев событий 1921 года, то откуда ему открылось, что Голиков именно там начал совершать главные свои злодеяния? И как насчет доказательств, что у Голикова на Тамбовщине «руки были по локоть в крови»?
Владимир Алексеевич решил эту нешуточную проблему до гениального ловко. Он открыл книгу историка тамбовских событий С. П. Мельгунова «Красный террор в России» и несколько жестоких эпизодов из нее включил в «Соленое озеро».
Читатель спросит:
— Это были выписки о Голикове?
— Нет.
— Но в книге упоминается имя Голикова?
— Нет.
— Но упоминается 58-й полк, которым он командовал?
— Нет.
— Тогда должен упоминаться 5-й боевой участок Тамбовской губернии, в состав которого входил 58-й полк.
— Нет и 5-го боевого участка.
— Тогда какое же отношение книга Мельгунова имеет к Голикову и к его «рукам в крови»?
— Никакого. Солоухин процитировал выдержки из книги. Там упоминались другие командиры Красной армии.
К рассказу Мельгунова об этих командирах Солоухин скромно добавил от себя: «Вот точно так действовал и чоновец Аркадий Голиков (выделено мной. — Б. К.)» [79] .
И больше ничего.
В другом месте Солоухин рассказал о жестокостях чоновцев в Крыму и снова заявил: «Значит (?!) и Голиков был такой же».
79
Солоухин Владимир. Соленое озеро. С. 116.
Циничный ход Солоухину подсказали инструктора по распространению лжи и паники. В наставлении «по технике одурачивания» подобный выверт именуется «доказательством по аналогии». Читатель, взволнованный или даже потрясенный выдержками из книги Мельгунова, не замечал, что Солоухин на его глазах совершает подлог: приписывает Аркадию Голикову поступки, которые совершили другие люди.
… Между тем Аркадию Петровичу Голикову принадлежит выдающаяся роль в бескровном завершении тамбовской войны. Но об этом речь впереди.
Снова отметим: ни одного доказательства личного участия А. П. Голикова в преступлениях, будто бы совершенных в 1921 году на территории Тамбовской губернии, В. А. Солоухин не привел.
Сознавал ли Солоухин, что в освещении тамбовского эпизода биографии А. П. Голикова он потерпел поражение? Что невозможно сочинить «исторический роман», не приводя исторических фактов? Что нельзя создать образ «чоновца Голикова», не располагая ни одним конкретным, достоверным эпизодом? Конечно.
Реванш за абсолютно им не исследованный и жуликовато преподнесенный «тамбовский период» Солоухин рассчитывал взять в освещении хакасских событий. По разного рода застольно-хмельным байкам выходило, что именно там Голиков занимался целенаправленным истреблением маленького, компактно проживающего народа.
В 1920-е годы Хакасия входила в состав Енисейской губернии. Ныне это Красноярский край.
Солоухин в советские времена переводил (с подстрочника!) хакасские сказки. В Абакане у него имелись знакомые. Перед вылетом, в 1993 году, он послал в Абакан телеграмму. Его должны были встретить, поселить, дать провожатых, обеспечить транспортом. А главное, знакомые должны были предупредить работников абаканского госархива, что ожидается прибытие важного московского гостя. Тема его исследования была сформулирована четко: «Действия частей особого назначения на территории Хакасии и преступная роль А. П. Голикова как начальника боевого района».
О том, что он не имеет опыта архивно-исследовательской работы, Солоухин сообщил еще в 1991 году в «Литературной газете». Он прямо заявил, что в архивах никогда не работал. Но теперь Владимир Алексеевич решил исправить давнее упущение.
По абсолютной гайдароведческой безграмотности Владимир Алексеевич не знал, что документы о пребывании Голикова в Сибири удобнее всего искать в Москве. Солоухин понятия не имел, что копии отчетов, рапортов, сводок, разведывательных донесений либо по телеграфу, либо фельдъегерской почтой поступали прежде всего в столицу. Солоухин выбрал абаканский архив.
Встретили его там буднично. Место отвели в общем читальном зале. Поскольку в лицо его мало кто знал, то на именитого гостя через пять минут перестали обращать внимание. Правда, материалы ему подготовили. Вчитываться в каталоги, выписывать номера связок, дел, папок ему не пришлось. Готовить заявки, а затем сутки ждать, когда их выполнят, — тоже. Но Солоухин такой полусказочный сервис оценить не сумел.
Положив под правую руку новенькую тетрадку на сто листов и такую же новенькую авторучку, он бодро распахнул одну папку, другую, третью. И ему стало дурно, зашлось сердце. Он впервые обнаружил, что архивная работа требует кропотливого и долгого труда.
Готовясь к небывалому триумфу, Солоухин решил завести дневничок, чтобы отмечать этапы своей победы. Ряд записей (по недомыслию автора!) позднее попал в «роман».
«Часа полтора-два, — жаловался Солоухин в книге «Соленое озеро», — я ломал глаза на этих слепых, неудобочитаемых страницах и пришел в полное отчаяние. Я понял, что воспользоваться этим архивом не смогу… Нужно оставаться в Абакане, по крайней мере, на месяц. Но месяцами, днями, даже часами (курсив мой. — Б. К.) я сидеть в архиве не мог» [80] .
80
Солоухин Владимир. Соленое озеро. С. 80.