Арктические походы Джона Франклина
Шрифт:
«На следующий день мы покинули место нашей стоянки до наступления прилива, опасаясь, что не будем в состоянии добраться до льда. Оани приходилось тащить с большими усилиями, и бедняге Тулуа досталась тяжелая работа, которую он безропотно выполнял, не выражая ничем своего неудовольствия. Я полагал, что он будет уговаривать нас по скорее закончить розыски, так как можно было опасаться, что лед скоро тронется. Однако он неизменно повторял нам, чтобы мы шли вперед и продолжали наше обследование до тех пор, пока это нам необходимо, выражая готовность и в дальнейшем управлять санной запряжкой и вообще делать все, что он будет в силах. Было очень приятно видеть такую преданность!
«Тулуа как нельзя лучше умел успокаивать и ободрять собак, на которых действовал самый тон его обращения.
«Оказалось, что берег у южной стороны бухты Эребуса изрезан глубокими проливами, что сильно затрудняло наши поиски. Вдоль всего берега у проливов мы находили куски синей форменной морской одежды, которая, очевидно, была смыта приливом. Попадалось также значительное количество плавника. Однако наши сани были нагружены до отказа, и нагружать их больше было невозможно. У входа в одну из самых глубоких бухт мы нашли обломки корабельной шлюпки, разбросанные вдоль берега вместе с кусками железа, обрывками одежды и паруса, а также человеческими костями. Нам удалось собрать вместе части четырех скелетов и найти некоторое количество пуговиц, рыболовных крючков, медных и железных задвижек и заклепок, веревок от саней, свинца, пуль и патронов, обрывков одежды, разбитых аптечных бутылок, пороховниц, один железный фонарь и большое количество разных других предметов, составлявших снаряжение экспедиции.
«Мы приготовили кости для погребения, а найденные на берегу предметы сложили в кучу, чтобы отобрать из них все, что стоило и возможно было захватить с собой. Среди подобранного нами на берегу оказались нос и ахтер-штевень лодки, сохранившиеся в хорошем состоянии. Судя по их размерам, можно было заключить, что шлюпка была довольно большой. Мы провели здесь несколько часов, собирая найденные предметы при густом тумане и сильном северо-западном ветре, который дул из проливов Виктории и Мельвиля, заполненных тяжелым льдом.
«Покончив с этим, мы двинулись к югу, и в течение четырех часов ходили взад и вперед, поджидая сани, которые должны были быть доставлены по свежему льду, когда опадет прилив. Когда, наконец, Тулуа доставил сани, оказалось, что он был вынужден бросить печи и дрова, так как было невозможно тащить такие тяжелые сани при ненадежном состоянии льда. Только после четырех часов нам удалось лечь спать, причем наши одеяла и спальные мешки были совершенно мокрыми: не было никакой возможности уберечь их от воды, которая покрывала лед на всем пространстве.
«На следующий день мы прервали наше путешествие, чтобы похоронить останки, найденные около лодки. Вечером я отправился с Тулуа на охоту и убил двух оленей. Мы вернулись к стоянке усталыми и сонными в два часа утра. Небо было чистым, и закат поразил нас своей красотой.
«На следующий день мы послали Тулуа за вещами, которые были сложены на островке против маленькой бухты, а сами занялись поисками места, где была найдена вторая лодка, находившаяся, по словам эскимосов, в 1/4 мили от первой, обнаруженной Мак-Клинтоком. Однако, несмотря на все наше старание, мы так и не нашли второй лодки. Во время этих поисков мы открыли глубокий пролив близ маленького мыса, слишком глубокий и широкий, чтобы можно было через него переправиться.
«На следующий день, в пять часов утра, Шватка и я отправились на розыски вдоль берега, оставив наших спутников помочь Тулуа при нагрузке саней и отборе тех вещей, которые окажется необходимым оставить. Пройдя не более мили, мы услышали раздавшийся с места нашей стоянки ружейный выстрел и, обернувшись, увидели Франка, который бежал за нами. К нашему удивлению, мы узнали, что вода, вместо того чтобы итти на убыль, поднимается и что невозможно нагружать сани. Мы немедленно направились обратно к лагерю. В это время начался дождь, и к моменту нашего возвращения вода подходила к двери палатки, хотя уже наступил час отлива. Спустя два часа Шватка, выйдя из палатки, потребовал подзорную
трубу, сообщив, что лед тронулся. Выйдя вслед за Шваткой, мы убедились, что из проливов идет лед большими массами. Вскоре наши сани и одна из печей оказались на верху тороса. Тулуа лишь с большим трудом и опасностью для жизни удалось их спасти, доставив в такое место, откуда их можно было рассчитывать впоследствии перебросить на берег.«Для нас стало очевидным, что возможность передвигаться на санях в этом сезоне прекратилась и что мы застряли здесь со всей нашей тяжелой поклажей. Весь день мы слышали треск льда в отдалении, сплошные ледяные поля разделялись на отдельные льдины, и мы были рады, что Тулуа еще не успел отправиться, иначе он находился бы теперь в большой опасности. Во всяком случае мы потеряли бы сани вместе с собаками и со всем багажом. Мы решили итти сухим путем к бухте Террора и оттуда отправить к мысу Гледмана все, что наши спутники с помощью собак будут в состоянии перетащить. Шватка и я, ожидая их возвращения, должны были обследовать берег, прилегающий к бухте Террора.
«Мы достигли бухты Террора 3 августа после утомительного путешествия через узкий перешеек, отделяющий ее от бухты Эребуса. Нам приходилось делать частые остановки, так как мы должны были нести на своей спине тяжелую ношу, взвалив на себя все, что нельзя было навьючить на собак. Но перенести все в один прием оказалось невозможным, приходилось возвращаться по нескольку раз к нашей стоянке у бухты Террора, пока, наконец, не были перенесены все вещи. Мы взяли с собой только две франклиновских печи, — самую тяжелую Генри нес на своей спине, как ранец. Тулуа с помощью собак доставил пустые сани, сняв предварительно оковку с полозьев.
«Во время первой остановки, Тулуа идя без ружья вдоль берега, неожиданно наткнулся на медведицу с медвежонком. Не испугавшись, он отогнал медведицу камнями, а медвежонка убил находившимся у него ножом для резки снега, не имевшим даже ручки.
«Генри и Франк со всеми иннуитами оставили нас 6 августа, чтобы разыскать остальных наших спутников, которые должны были находиться где-нибудь к востоку от мыса Гледмана. Франк и Генри остались там, а Тулуа возвратился к нам с собаками, после чего снова отправился туда, захватив с собой все, что можно было взять.
«Лейтенант Шватка и я остались одни и должны были заботиться о себе сами до возвращения Тулуа, то есть до 1 сентября. Мы оставили себе половину двойной палатки и одну собаку, которая должна была помогать нам при передвижениях и переносить наш провиант. Местность изобиловала оленями, и мы убили их восемь штук, благодаря чему были вполне обеспечены продовольствием. В случае необходимости мы могли убить их больше.
«Оставшись одни, мы обследовали близлежащий берег к западу до мыса Крозье, но нашли только один скелет. Мы надеялись без особого труда найти место, где был лагерь, о котором рассказывала Алангия, так как были убеждены, что даже в некотором отдалении от него будут разбросаны человеческие кости и разные предметы, как это было у бухты Ирвинга, мыса Феликс и около лодки в бухте Эребуса. Однако ничего обнаружить нам не удалось, хотя лейтенант Шватка дважды проходил по месту, где по сообщениям эскимосов находился лагерь. Это было для нас большим разочарованием и казалось совершенно непонятным, пока эскимосы нам не сообщили, что лагерь был расположен у самого берега и все следы его должны были со временем исчезнуть.
«Когда мы снова встретили эскимосов, один из них рассказал, что был недавно на том месте, где видел раньше много скелетов, и что теперь там ничего не оказалось. Мы разделили между собой наши обязанности: Шватка производил, главным образом, розыски, а я охотился и готовил пищу, что не помешало, впрочем, Шватке застрелить несколько оленей, а мне помогать ему при розысках.
«Питались мы исключительно олениной, сырой или вареной, а так как животные попадались очень жирные, то мы не могли пожаловаться на нашу пищу. Количество оленьего мяса, которое мы поглощали, было прямо удивительно. Мы пришли к заключению, что легче приспособиться в этом отношении к образу жизни иннуитов, чем в каком-либо ином.