Армагеддон No 3

Раввин только согласно покачал головой, благодарно похлопав дьячка по видавшей виды рясе. Он обвел взглядом троих привратников, привстав с места, чтобы взглянуть на Ямщикова. На его лице отразились внутренняя борьба и сомнение, но, мотнув рыжей головой, он стал доставать из портфеля какие-то свитки.

Неожиданно в купе всунулась голова Петровича. На его плечах, уже ни от кого не таясь, сидел разжиревший Кирюша. Дьячок перекрестился, а раввин пристально посмотрел на Кирюшу.

– Чай будете?
– независимо спросил общество Петрович.

– Гляди! Вообще третий! Со змеюкой! И еще не битый!
– радостно сказал ему кришнаит.

– Ты у меня вылетишь сейчас вместе с бидонами!
– оборвал его Петрович.
– Гриша! Я на вас чай принесу, а эти маразматики пускай сами из титана в ладоши лакают!

Но чай он все-таки принес на всех. Раввин, прочитав все свитки на непонятном языке по порядку, стал доставать какую-то стряпню из портфеля.

Почему-то Седого и особенно Ямщикова, который так толком и не пожрал в ресторане, он полностью игнорировал, настойчиво угощая печеньем одну Марину.

– Ну, давайте прощаться, - сказал он Марине.
– Что, к примеру, вы можете сказать нашим гостеприимным хозяевам?
– спросил он дьячка.

– Я скажу, что капля милосердия точит камень. И то, что они считают гибелью, обернется спасением!
– назидательно сказал дьячок Марине.

– Ой, совсем вы не в ту степь понеслись! Харе Рама! Про каплю-слезу им знать ни к чему!
– весело перебил дьячка кришнаит, жуя позаимствованный у раввина кренделек.
– Да то, что им уготовано, и то, сквозь что они проходит, вашими верованиями, по сути языческими, вообще не предусмотрено!

– Ближе к сути, пожалуйста!
– строго сказал раввин.

– Тогда продолжу высказывания христианина. Сквозь тьму и обман пройдете вы этот кармический круг. Узел будет разрублен новой реанкарнацией.

Хорошее число - три! Я думаю, что оно достаточное! А если будет недостаточным, то еще можно столько нареанкарнировать, что никому мало не покажется!

– Спасибо и на этом. Вы, извините, до Харе Рама кем работали?
– вежливо поинтересовался раввин.

– Зоотехником, - растерянно сказал кришнаит.
– Я и сейчас двух коров держу, но они сейчас ни молока, ни сметаны не дают, я их к мерзкому не принуждаю. Вера не позволяет.

– Понятно, - сочувственно произнес раввин.

– Понятно, что последнее слово решил за собою оставить!
– захихикал дьячок, ласково потрепав рыжего по плечу.

– Нет, только совет. Важный. Надо принять разлуку, и наш зоотехник вам пообещал, что она не вечная. И надо помнить, что факельщик всегда прав, а нюхач все за версту чует. Как-то вы справитесь?
– сказал им раввин, глядя Марине в глаза.

Все трое минуту посидели молча, а потом стали собираться к выходу.

Первым, гремя бидонами, отправился восвояси расхристанный кришнаит в полушубке с оборванными пуговицами. За ним, крестясь и низко кланяясь, вышел дьячок. Последним, тяжело вздохнув, надел шляпу и вышел из купе раввин.

Поезд притормозил на какое-то мгновение, а потом рванул с места, все дальше убегая от солнца, медленно катившегося за горизонт.

* * *

Ночью, в разгар дежурства, Марине снова стало плохо. Она ругала себя, что все-таки съела эти кошерные хлебные палочки, которые подсовывал ей к чаю раввин. Не хотела ведь ничего есть, так и не надо было, а раввин, произнося непонятные молитвы, все доставал и совал ей прямо в руки какие-то затейливые печенюшки, обсыпанные зернышками, из своего бездонного портфеля. Он вполголоса говорил, что гораздо лучше нее все знает, гораздо лучше всякого дьячка, а уж тем более, лучше кришнаита с бидонами. И вообще они, евреи, знают обо всем намного больше всех живущих под Луною...

В окно светила равнодушным призрачным светом Луна. Холодным светом.

Марина вдруг увидела, что этот свет им здесь совсем не нужен, но сил опустить тугую дермантиновую занавеску не было. Седой и Ямщиков спали.

Седой даже во сне не снимал своих темных очков. Дурак. Но сил думать о том, какие дураки Ямщиков и Седой тоже почему-то не было.

И тут снова так прихватило живот, что Марина, не разбирая дороги, потащилась в туалет. Все внутренности подкатывали к разным местам и стремились выйти наружу, что бы жить самостоятельно, без нее. В глазах было уже совсем темно, поэтому она даже не почувствовала холода туалетной комнаты с треснувшим зеркалом, всей вони и грязи этого места. У нее хватило сил только запереть дверь. Сквозь нараставший металлический звон в ушах Марина почувствовала, что сползает по пластику стены прямо на заплеванный, залитый нечистотами пол. Сознание потускнело, и она провалилась в беспамятство...

Капитан Веселовский в приоткрытую дверь купе видел, как женщина из интересующего его тайного сообщества отправилась в туалет. По ее покачиванию от стены к стене, он понял, что она хорошо выпила с вечера.

Ситуация складывалась как нельзя удачнее. Да слепой бы не заметил, что из них троих она - самая никчемная, пустышка. Ее разработка не представляла никакого труда. Он еще раз удивился возможному противнику, который на ответственное задание, если таковое существовало в природе, потащил за собою это белокурое глупое создание с тоскливыми голодными глазами. У капитана Веселовского что-то екнуло внутри, и он сразу понял нехитрый ход мыслей двух ее спутников. Если они действительно были теми древними воинами, о которых им сообщил капитан Капустин, то, по их же древним обычаям, они должны были иметь с собой обоз с женщинами. Вроде какой-то пергамент про это что-то рассказывал. Веселовский искренне пожалел, что содержание заданий и образ действий в их управлении не предполагает наличие такого обоза. И тут ему в голову стукнуло! Ну, точно! Он сразу вспомнил, как эта самая, из обоза, засмущалась и отвела глаза, когда он прижал ее к стенке, проходя мимо нее в тамбур по узкому коридорчику. Вот сейчас он такую разработку устроит! Такую! Как потом они ржать будут всем отделом! А ведь никому бы в голову такое не пришло! Он быстро снял брюки, футболку, молниеносно протерся твердым дезодорантом и бесшумно, крадучись, стал пробираться к первому купе до прихода грудастой обозницы...

Пятое купе не спало. Явственно слышался шелест высвобожденных на ночь кожистых крыльев, резким тревожным звуком проносилось по вагону пощелкивание чьих-то когтей... В купе стоял влажный спертый воздух, но кожа все равно подсыхала и покрывалась тонкими светлыми чешуйками, причиняя неимоверные муки. Между собой сары переговаривались едва различимым сиплым свистом. Они оба почувствовали, что защита с первого купе снята, что там есть лазейка. Думали они почти одинаково, поэтому сразу же, одновременно подумали о белокуром факельщике. Все сары с начала веков знали, что факельщика надо убирать первым. Не сговариваясь, они неуклюже спланировали с верхних полок, цепляясь крыльями, скинули остатки одежды на пол, вынув, наконец, спрятанные хвосты, расправили и размяли друг другу затекшие плечи и, бесшумно отодвинув дверь купе, цепляясь за дюралевые рейки, поползли по стенам к первому купе.

Там было тихо. Дверь оказалась приоткрытой, лунная дорожка лежала как раз сверху четвертой пентаграммы, третья и вторая были уже повреждены чьим-то вторжением. Мысль пришла вновь одновременно к обоим. Сегодня дежурит ненормальный факельщик, которого зачем-то сделали на этот раз женщиной. В рассеянности, она сама повредила вторую пентаграмму, а третью уже после очевидно пробил вездесущий Петрович. Так оно, скорее всего, и было. Осторожно ступая по лунному свету, один из саров подошел к нижней полке факельщика. Тот лежал, закрывшись одеялом с головой, прижимаясь к стенке так, что с первого взгляда можно было бы подумать, что узкая полка пуста. Дохнув на факельщика сонной пылью, набранной предварительно в рот, сар аккуратно обмотал его в одеяло и бережно, как младенца, взял в мощные когтистые лапы. Как только голова или ноги факельщика показались снаружи, их тут же подхватил второй сар, висевший вниз головой на потолке.

Стремительно перебирая лапами, они понесли его к тамбуру, за дверью которого безумным голосом завывала вьюга...

Капитану Веселовскому снилась весна. Весной на ближайшее болото прилетят журавли. Много журавлей. Они будут ходить на длинных лапах и рассказывать ему, лежащему под откосом, о жарких странах, где они провели без него эту зиму. Они знают так много сказок! Про прекрасных принцесс, про халифов, превратившихся в цапель, про фею, ставшую совой... А потом у них родятся маленькие птенчики, и один из пушистых серовато-желтых комочков будет с удивление глядеть на обглоданные останки на гальке откоса, будто стараясь припомнить что-то очень важное...