Армагеддон No 3

В купе влез Петрович, бесцеремонно уселся рядом с Ямщиковым проверять билет у новой пассажирки.

– Здесь вам с двумя дамами шибко жирно будет, - сказал он задумчиво. Потом води дамочку к бригадиру... Вот в восьмом купе бабушка едет, божий одуванчик...

– Восьмое, так восьмое, - гордо сказала Наталия Сергеевна, перебивая Ямщикова, попытавшегося вставить словечко.

Она перешла в восьмое купе сразу же, как только Петрович вышел с ее билетом. Ямщиков смотрел, как она собирается печальными собачьими глазами.

Марине стало от его взгляда не по себе. Она вдруг снова стала жалеть, что теперь уже только женщина. Что-то не соглашалось внутри с этим его взглядом, обращенным к Наталии Сергеевне, накидывавшей на плечи полушубок.

И сразу после ее ухода в восьмое купе началось. Никакой дисциплины и субординации. Да и конспирация ихняя сразу стала ни к черту. Ямщиков целыми днями начал пропадать в купе у Наталии Сергеевны, слушая бесконечные рассказы ее пожилой соседки о детях и внуках. Проходя мимо, Марина видела, как он смотрел на Наталию Сергеевну. Никого он уже вокруг себя не замечал, ничего не помнил. А Наталия Сергеевна громко, на весь вагон хохотала. И почему-то Марине надо было обязательно пройти мимо, стараясь заглянуть в приоткрытую дверь восьмого купе.

Того странного пассажира Марина почему-то больше не встречала. За плотно запертой дверью пятого купе Марина почти не чувствовала движения. Иногда ей уже казалось, что все это - чушь собачья. Просто она такая идиотка, что ничего не помнит из собственного прошлого. Ей становилось вдруг не по себе, что она едет куда-то в прицепном вагоне с двумя незнакомыми ей мужчинами. Конечно, только такое ничтожество, как она, могла дать себя увлечь ветреному Ямщикову, который теперь на нее даже не смотрит. Только сидит и улыбается, глядя на хохочущую Наталию Сергеевну.

Но так она думала только днем. Как только садилось солнце, она начинала видеть. Она видела шевеление странных крыльев в пятом купе, кольца сворачивающего кармические круги змея за спиной Петровича, видела огромную гору, покрытую снегом и лесом, где стоял большое конусообразное сооружение. Под завывание вьюги множество народа там камлали против них. И чем ближе они продвигались по направлению к горе, тем громче становились голоса странных людей, старавшихся обмануть факельщика, указывая ему ложный путь, беспечно предавших свою природу...

На третий день этого кошмара Ямщиков впервые даже не подготовил их купе к ночи. Седой с Мариной молча начертали пентаграммы и разложили гвозди.

Ямщиков в это время бесцеремонно рылся у нее в косметичке в поисках дезодоранта. В купе он ненадолго зашел уже чисто выбритым. Поменяв рубашку, он решительно направился в дальний тамбур. Марина посмотрела на непроницаемые темные очки Седого и опустила глаза. Седой равнодушно приказал ей заканчивать подготовку без него, а сам отправился куда-то, видно, по надобности. Марина упала на свою полку и почему-то стала плакать. До конца она так и не понимала причину своих слез, но сердце разрывалось от беспричинной жалости к себе и еще какого-то непонятного щемящего чувства...

Старухи в купе не было. Седой понял, что соседка Наталии вышла в туалет.

Наталия Сергеевна лихорадочно собиралась на свидание с Ямщиковым. Резко пахло дешевыми духами, помадой. Она так торопилась, что даже не обратила внимание на присутствие Седого в купе.

– Вы куда-то собрались, Наталия Сергеевна?
– спросил он ее тихо, закрывая за собой дверь.

– А это не вашего ума дело, товарищ! Может, я в туалет собралась? Какой вы любопытный!
– кокетливо сказала женщина, резко оборачиваясь к нему и поправляя кофточку на груди.

– Значит так. К Ямщикову ты не пойдешь, если живой остаться хочешь.

Нельзя ему сейчас с тобою, - так же тихо прошипел ей Седой.

– Что вы такое говорите! Как вам не стыдно, в самом деле!

– вспыхнула Наталия Сергеевна.

– Про стыд ты оставь, бедным подашь! К нам за просто так в купе никто не садился, тут только сопоставить кто и зачем... Значит, после замужества с Ямщиковым ты ни разу столкнуться не удосужилась. А в самое не нужное время вдруг всплываешь, в обратную жизнь тянешь... Я тебя сейчас, гнида... Нет, иди! Иди, как хозяева твои задумали... Мне плевать. Только, если ты действительно от них, то ты должна знать и кто я! И про то, что я могу, ты тоже должна знать! Обещаю, удовольствия получишь в том тамбуре сейчас на все сто! Только вот что. Пока ты с Ямщиковым вожжаешься, я твоими детками займусь...

Седой стоял в проеме купе, не двигаясь, так и не снимая темных очков.

Это было не просто странно, это было нелепо. В купе быстро сгущались сумерки, наступала невеселая, длинная зимняя ночь. Ей надо было спешить, надо было немедленно уходить. Но, во-первых, он преграждал ей дорогу, а, во-вторых, Наталии Сергеевне стало неуютно из-за того, что она никак не могла увидеть его глаз. Она знала свою тайную силу, ей надо было только увидеть его глаза. Они ей обещали, что все будет так, как надо, если только она посмотрит вот в этой кофточке любому из своих попутчиков в глаза. Почему он не снимает очки? Может, он действительно все знает? Да нет, она же упомянула про детей при Ямщикове, это блеф! Хотя кожей спины Наталия Сергеевна почувствовала, как страх пробирается ей прямо под кофточку, что подарил ей господин Восьмичастный перед самым отъездом из дому.

– Какую-то ахинею вы несете, товарищ! В тамбур выйти подышать нельзя! все еще игриво, но с некоторой настороженностью в голосе произнесла Наталия.

– Выйди! Выйди, подыши! Значит, Леночке пятнадцать стукнуло, да? А Игорек институт заканчивает?
– угрожающе спросил Седой, заходя в купе, плотно закрывая за собой двери.

– Откуда вы знаете? Вы что, паспорт мой подсмотрели?
– возмутилась женщина.

– Игорька в твоем паспорте нет, ты его меняла, когда Игорьку уже восемнадцать было. Так будем продолжать?
– спросил Седой. Наталия Сергеевна устало присела на краешек не заправленной постели. Все было кончено.

– Не-ет... А что же я им скажу? Ведь они... Они тоже могут такое... потухшим разбитым голосом сказала она.

– Нет, ничего они больше не смогут, если ты немедля соберешь вещички и свалишь на ближайшей остановке, - жестко сказал Седой.

– Нет, понимаете, у меня... Я... Понимаете, Ямщиков, он должен быть со мной в тамбуре, мне ведь время назначено... Они почувствуют, я это знаю.

Нет у меня выхода! Нет! Мы ужасно живем, если честно... Денег нет совсем... Жить не на что! Игорьку на ботинки сбиться не можем, а они обещали, что все поправится сразу же! Я так устала! Я столько работаю! И я совсем не такая, как вы меня видите, я такая изношенная... Они мне какую-то мазь для морщин дали и кофточку вот эту...
– прошептала Наталия Сергеевна, закрыв лицо ладонями.

– Кто?
– отрывисто спросил Седой.

– Начальник нашего ремонтного завода господин Восьмичастный и товарищ его... Фамилия у него еще странная, что-то про часы... А господин Восьмичастный, он, на самом деле, хозяин у нас всего-всего в городе...

Городок-то у нас небольшой. Все от него зависит! Деваться некуда! Я тоже удивлялась, откуда он знает про Ямщикова! Ведь это когда было-то! Да и где! Что же мне теперь делать-то? Куда от всех вас деваться?
– отчаянно проговорила она.