Армагеддон No 3
Шрифт:
– Не-е-ет. С чего ты взял?
– спросил Капустин, интенсивно крутя Веселовскому у виска пальцем и показывая на телефон.
– Жуков я утра проверял. До завтра новых не будет. Я это к тому говорю, что Президент у нас - гарант, мать ее, Конституции, где речь идет личной безопасности граждан. А сколько мы с тобою этих граждан..? Вот то-то же! И всякому не объяснить, в чем те граждане перед нами провинились. А еще я лично два года сотрудником американского посольства представлялся и граждан к очень разным вещам склонял. Сам-то теперь понимаешь, куда я тебя клоню? С точки зрения чистой монотеистической религии, Бог и Сатана не могут быть антиподами! Как наша с тобой служба, которая, Леха, и опасна, и трудна, не может быть направлена против нашего с тобою Президента.
–
– Но они повязаны присягой. Вот прикажут тебе вдруг с балкона меня удержать... В глаза гляди, Леха! Я тебя тоже буду обоими клешнями удерживать! Не боись! Не больно держать буду! А все потому, что у нас с тобою, кроме звездочек, есть присяга. Ангелы - это не умершие праведники с крылышками, а разумные энергетические существа, к тому же, очень похожи в чем-то на нас с тобою. Понимаешь, они, как и мы с тобой, собственной воли не имеют, в отличие от обычных гражданских лиц. Присяга у них! И мы с тобой, Леха, не ради собственного интереса вкалываем, а ради этих самых гребаных гражданских, которым, заметь, присягу исполнять не надо! Обидно?
Конечно! Вот и некоторые ангелы обиделись, и уже в своем моральном падении возымели свободную волю. Ты, думаешь, я зря разбирался с этими жидовскими штучками? Вот кто такие - наши сары! Переродившиеся ангелы, потакающие всему дурному. Войны, раздор - для них время кормежки. А еще говорят о глубинах вселенского зла, называют имена того, кого они решили выпустить на волю... Шепотом. Нам с этим надо постараться покончить по одной простой причине. Мы с тобой слишком привыкли к власти за эти годы. Неограниченной власти. Как-то не хочется сдавать ее чудакам с желтыми глазами, а? За здоров живешь?
– показал средний палец Веселовский.
– Не хочется, Леня!
– искренне признался Капустин.
– Только я все-таки не представляю, кто такие привратники? Ну, Нюхач этот, Факельщик и Боец.
Если вообще чо-то в этой хрени петрю!
– Вопрос с привратниками, конечно, интересен, но темен. Это люди. Самые обычные, без малейших отклонений. Просто у них как-то иначе запущен процесс реанкарнации. Появляются, исчезают. С легендой, документами.
Шпионы высшей марки, адаптация занимает доли секунды. Понятно, это же все сверхестественные штучки. Тут мне наводку одну дали, что это люди, чем-то провинившиеся когда-то, вроде как стараются исправиться. С другой стороны, по поведенческой мотивации - типичные наемные убийцы. В период преследования и в момент ритуального убийства - у каждого из них своя роль. Знаю только, что Факельщик должен успеть разжечь какой-то факел... А вот еще! Один ксенз мне по большому секрету рассказывал, что кто-то из привратников то ли перевербовался на хрен, то ли не досмотрел там чего-то... Информация крайне противоречивая. Короче, это, скорее всего, что-то вроде штрафного батальона.
– Умереть не встать. Вот, глянь, я пытался схемку по твоему докладу начиркать. Так у тебя, Лень, один глаз пишет, другой зачеркивает! Ты же у нас мощный аналитический ум, Леонид! Что это за хрень? Почему привратники становятся людьми, а?
– обескуражено сказал Капустин, показывая Веселовскому исчирканный листочек.
– Пусть бы они тоже были каким-нибудь говном с крылышками, а? Устраивали бы разборки в стороне от нас, а? жалобно закончил он.
– Понимаешь, этот мир так хитро устроен, что тем и другим нужна зацепка за человеческую плоть. Я полагаю, что и сары до поры до времени прячутся в чьих-нибудь телах. А привратники сразу материализуются людьми. Но это означает, что и того, кого они хотят откуда-то выпустить, они будут непременно в кого-то впускать... Точно! Тоже в человека! У, блин! Значит, сюда только человекам путь разрешен!
– говорил и говорил Веселовский, глядя на Капустина уже совершенно стеклянными глазами.
– Слушай, Лень, пива хочешь? Заткнись уже, а? Вот из отдела писем тебе пачку скачали про желтоглазых... Все равно до ночи работать. Ну,
за победу под горою! Если не свихнемся, или не скинут нас с тобой куда-нибудь с балкона, победим обязательно! Так куда, ты говоришь, сары эти потом уходят? После победы коммунизма, а?ДРУГАЯ ДОРОГА
Никуда сары не уходили, как привратники, потому что, в отличие от них, смерти не знали. А каждый привратник, желавший отслужить свое, был только человеком. Слабым, измученным походом, одиноким, озябшим человеком в мокрых ботфортах, который с отчаянием понимал, что у зыбкого мира вокруг нет кроме него, беспомощного, иной надежды.
Не оправдали они тогда доверия. Конечно. Но так уж получилось. Из-за Флика, конечно. Шли перед этим три дня. Стоял конец июня, но погода была хуже поздней осени. Какой урожай можно было собрать после такого лета в истощенной голодом и войной стране? Дни стояли сумрачные. Дождя, как такового, не было, только в воздухе будто висела паутина крошечных капелек влаги. Ботфорты намокли сразу, промокли мундиры, а они все шли и шли, оставляя позади маленькие деревеньки. И Седой только шептал их названия про себя, чтобы обязательно припомнить каждый из этих чистеньких когда-то, обезображенных нуждой и войной хуторов, указать каждую деревеньку, дававшую кров тем, двоим. Желтоглазым.
Они довольствовались лишь куском солонины и подогретым вином, ночлега не брали. Они шли и шли. Останавливаться им было никак нельзя.
Странно, но, вспоминая тот поход, никто из них не мог понять, почему же у них тогда не было лошадей? Грег-Ямщиков вообще считал, что это был очередной выверт тех, кто их послал, но шли они окольными дорогами без постоялых дворов. В городках повсюду за теми двоими охотились переодетые капитаны инквизиции, выжившие при погромах кальвинистов. Но ведь вначале у них были лошади? Точно, были! И опять Флик тогда удружил, не включил на ночь лошадей в магический защитный круг. Или, может, включил, да, заснув, выпустил поводья из рук. Точно! Выманили у них тогда лошадей. Сперли!
Из-за Флика, конечно. Кого только по дорогам не бродило в то время.
Да и вообще не повезло. Ситуация политическая сложилась не в их пользу, как утверждал Седой. Но в другое время сары и не появлялись. А Седой говорил, что сами они, привратники, слишком поздно появились. Он считал, что тогда уже почти ничего от них не зависело. Некому даже было совершить для них таинство напутствия. Кто бы пришел к ним в этот час, если католики воевали с гугенотами, если люди вокруг меняли веру отцов, а сами святые отцы, отрекаясь от заповедей, предавали свою паству?
Вся Фландрия пылала кострами инквизиции, жгли любого, кто хотя бы отдаленно напоминал саров. Да разве это выжечь?
Война была. Большая, долгая война. Кругом война. Она стояла у каждого стола и ждала свой кусок. А на него-то нужны были немалые деньги. От них весь соблазн.
Где было найти утешение? У Бога? Но Церковь тоже вела войну. Кто же поверит инквизитору, который торгует прощением Господним и посылает имущего на костер? Слаб человек. Что творит и что еще сотворит ради денег?
Люди рождались среди войны, умирали, унося ее с собой в своем сердце.
Ничего вокруг не было вечным. Вот остов сожженного собора, вот вымершая мыза, вот дом, в котором, среди голых стен, живут только воспоминания.
Вечной была только война. Она жила сытой размеренной жизнью, заслонив мир и небо собою.
Кто поможет, если пятый год неурожай, если налоги у каждого такие, что не расплатится до конца дней своих, если каждая мать трясется за детей, а все вместе трясутся за свои жалкие шкуры? Когда герцог Альба решил сшить новые ливреи своим слугам, он не смог найти в Брюсселе и Антверпене достаточно сукна. Ха! Почему же он не надел им на головы пеньковые кули, в которых вся Фландрия бродила по дорогам? Мало кто и в Бельгии не готовил нищенскую суму. Нищие шли плотной толпой по улицам городов, по дорогам, умирали от голода под всеми окнами. Пять процентов с продажи недвижимого имущества! Десять процентов налога с продажи движимого! Провались в тартарары проклятая десятина! Как выплатить это?