Аромат гибискуса

— Я поговорил с Артемом…

— Я же просила не лезть! — настроение тут же снова испортилось.

— Не о тебе, — отмахнулся Виктор. — О твоих работах. Знаешь, он тоже находит их в высшей степени талантливыми. И открыл секрет, что именно ты вдохновила его на эту прогремевшую постановку. Ты и твои рисунки.

Пастель продолжала скользить по шероховатому листу. Из-под мелков осыпалась невесомая пыль, я сдувала её и продолжала рисовать.

— В общем, Артем обещал поддержать с персональной выставкой. Сказал, сведет с нужными людьми, поможет с местом проведения и рекламной поддержкой.

— Считает себя обязанным? — листы тихо зашуршали, когда я отложила их в сторону. — Виктор, тебе непременно было рассказывать ему о моей беременности? Это называется манипулирование.

— Это называется мужская солидарность. И по словам Артема, он должен за помощь. Если бы не ты, ничего бы с танцами не получилось.

Я не стала разубеждать. Благодарность — так благодарность. А поскольку Виктор все же настаивал на официальном оформлении, пошла ва-банк. Достала заначку и решительно вступила на путь, ведущий к семи кругам ада — бюрократическая машина работала без перебоев, перемалывая и правых, и виноватых. Хорошо, «товарищи по несчастью» подсказали надежных посредников и от меня потребовались только подписи и деньги. Сейчас это казалось наименьшим злом.

Высвободившееся время я посвящала работе. Уже было ясно, что Виктор слов на ветер не бросает. Подготовка к выставке шла полным ходом.

Девочка, которая взялась обработать фотографии, оказалась прекрасным мастером. Сайт понемногу обрастал «мясом». Документы оформлялись. От меня требовалось только предоставить шедевры, которые засияют на стеклянных полках.

Рассказывал Виктор красиво и вскоре я сама поверила в реальность его слов.

А вот иную помощь я оценила в реальности. Оказалось, это очень удобно, когда кто-то занимается домашними делами. Раньше, выйдя из «творческого запоя» я с грустью смотрела на клубы собравшейся в углах пыли, на засохший хлеб, на паутинку под потолком. Пара дней уходила на генеральную уборку, еще несколько — на отдых и приведение организма в норму, потому что питаться заказанной пиццей и бутербродами не есть хорошо.

Теперь же обо мне заботились. Трижды в день заставляли поесть горячего, и еще парочку раз подсовывали всякие вкусности в вид йогуртов и фруктов. К счастью, токсикоз начал проходить и мой рацион расширился. Теперь кроме пельменей я могла есть жареную без лука картошку и запеченную в духовке курицу. Виктор каждый раз радовался так, словно мишленовскую звезду получил.

Но вскоре мне стало неловко.

Он работал. Причем так, как мне и не снилось. Организация выставки, оформление документов, договоренности занимали кучу времени, а Виктор еще умудрялся и за мной ухаживать. И я начала потихоньку выползать из мастерской. Готовить не могла — от вида и запаха некоторых продуктов по прежнему мутило, но вот убраться было мне по силам. Хотя это право пришлось отстаивать со скандалом:

— Угомонись! Виктор, пойми, ты не нахлебник! Ты столько делаешь, что уже мне неловко, понимаешь?

— Беременным нельзя перетруждаться!

— Ага. Только вот беременная еще не значит — больная. Немного физической нагрузки мне не помешает.

— Иди в сад!

Несмотря на идеальный русский, Виктор упорно продолжал называть мой любимый парк садом. И никогда не отпускал меня туда одну:

— Мало ли что. Споткнешься, голова закружиться…

Его забота походила на параною. Пришлось долго убеждать, что со мной все хорошо, что я не тургеньевская барышня или трепетная лань, готовая упасть в обморок от малейшего косого взгляда.

И тем страшнее оказалось остаться в одиночестве.

26

Виктор исчез внезапно. Просто однажды, вернувшись с прогулки, я нашла пустую квартиру.

Ну как пустую… Все вещи и деньги остались на местах, а вот о Викторе напоминал только заботливо накрытый прозрачной крышкой обед на столе.

Я тут же кинулась к шкафу. Полки ощерились пустотой, а на перекладине покачивались освобожденные от пиджака и рубашек плечики. Чемодан тоже пропал, как и документы.

И — никакой записки.

Я успокаивала себя, что Виктор появится еще до вечера. Пусть не лично. Пусть просто позвонит или перешлет сообщение. Но телефон молчал. И когда утром раздался переливчатый звон, я чуть не упала, так резко подскочила с кресла, в котором провела ночь.

Но это был Артем.

— Ева, я не могу дозвониться до Виктора!

Он произносил имя на русский манер, ставя ударение на первый слог.

— Виктора. — машинально поправила я и спохватилась: — Ты тоже не знаешь, где он?

В трубке повисло молчание. А потом Артем поинтересовался:

— Ты дома? Никуда не выходи!

Нарочито спокойный голос меня не обманул: он волновался. Стало страшно:

— Ты что-то знаешь? Виктор тебе звонил?

— Сиди дома! Я скоро приеду.

Легко сказать — сиди дома. Я чуть ногти не сгрызла, пока дождалась. Честно пыталась поработать, помня о грядущей выставке, но все валилось из рук. Запоров несколько поделок, я махнула рукой: в таком состоянии нечего и пробовать.

И когда раздалась трель домофона, кинулась к двери, как утопающий — к спасательному кругу.

— Ну? Что? — налетела с порога.

И осела на банкетку, на которой обычно переобувались: вид у Артема был растерянный.

— Ты… что-то знаешь? — повторяла, как заводная.

— Думал, ты объяснишь… прилетел с гастролей на пару дней, а мне тут звонят: Виктор на связь не выходит, а надо кое-какие вопросы решить, причем срочно. Эй, Ева! Ева. ты что?

Я потеряла нить разговора. Голова закружилась, по телу разлилась слабость.

Пришла в себя сидя на кухне, со стаканом воды в руке. Оказалось, я пью из него маленькими глоточками и не понимаю, что делаю.

Напротив стоял встревоженный Артем.

— Очухалась? Рассказывай!

Я не знала — о чем. О том, что осталась в пустом доме? Об осиротевших шкафах? За что там шкафы. Осиротела я сама. И пусть вокруг масса друзей, без Виктора этот мир утратил краски. Черно-белая кинолента. Какое-то движение, подобие занятости… но что мне это без Виктора?

Но почему все вокруг расплывается? Предметы потеряли очертания, словно кто-то брызнул на акварельный рисунок водой.

— Ева! Да что это такое…

Нежные руки обхватили за плечи. На миг показалось — Виктор!

Понимание пришло отчаянием. Отстраниться Артем не позволил, и я разрыдалась. А потом долго всхлипывала, изводя бумажные салфетки и прихлебывая горячий чай.

— Успокоилась? Рассказывай! — велел Артем. Вид у него был испуганный.

— Да чего рассказывать? Вернулась — а Виктора нет. И его вещей — тоже.

— Деньги? Ценности?

Не доверяя мне, Артем сам проверил шкафы.

— Так и думал, что как было, так и осталось. Хоть бы перепрятывала. Ну? Все на месте?