Аромат гибискуса
Шрифт:
Но времени на придумывания плана мне не дали. Взмах, и щеку обожгло резкой болью. Хлыст бьет сильнее, чем мужская рука.
— Это начало, — Лючия бесстрастна, а вот Кайо собой владел очень плохо. — Ты зря приехала.
— Я — подданная Российской Федерации! — попыталась протянуть время. — Меня будут искать.
— Не найдут, — Кайо тоже был в этом уверен. Он вообще оказался прекрасной лакмусовой бумажкой. Понять, чего ждать от Лючии, я не могла, а вот Кайо — знал. Считывать его было легко. Он боялся. До дрожи, до обморока. И восторгался.
— Так зачем ты приехала? —
И я испугалась. Потому что вспомнила, как и что именно рассказывал о Лючии Виктор. Она не остановится.
— Боишься? — острое лезвие коснулось щеки, на миг охладив пылающую кожу. — Правильно.
Кайо переводил, как автомат. Но стоило Лючии подойти, словно ростом меньше стал, дай волю — свернется в комочек, стараясь стать совсем незаметным. Но стоило женской руке коснуться его волос — ожил. Потянулся, как щенок за лаской, только что хвостом не завилял. И тут же получил удар по губам:
— Я не разрешала!
О БДСМ я даже не читала. Знала только то, что рассказал Виктор. Но почему-то мне казалось, что то, что происходит — не ролевые игры.
— Какое стоп-слово? — не удержалась. И тут же поплатилась: новый удар хлыста рассек губу. Кровь побежала по подбородку, заляпала платье.
Лючия отступила, оберегая белый наряд. И повернулась к Кайо.
Короткая фраза, и он упал на колени. Прополз по полу, собирая на черные штаны цементную пыль. Камешки и какие-то мелкие предметы впивались в ноги, но он словно не замечал: все его внимание было отдано Лючии. Взгляд, полный обожания и восторга. Губы, шепчущие её имя, словно молитву.
Она протянула руку.
Мужчина, прежде скрывающийся в тени, вышел на свет. И я с трудом проглотила крик.
Одет он был в одни штаны. Босые ноги ступали по полу так, словно не было ни битого стекла, ни железок, ни каменной крошки. Но испугало меня не это. Плечи, грудь, спина, руки… Шрамов на них было больше, чем целой кожи. Даже на лице проступали тонкие ниточки. Симметричные, аккуратные — такие раны не получишь случайно.
Двумя руками, как величайшее сокровище, это мужчина нес изогнутый нож. Острый кончик хищно касался пальцев, казалось, вот-вот проткнет кожу. Опустившись на колени, шрамированный склонил голову, подавая Лючии оружие.
Та взяла его небрежно, словно брелок. И отбросила тот нож, которым до этого пуала меня:
— Посмотрим, насколько ты крепкая. С чего начать? Лицо? — острие коснулось неповрежденной щеки, — Глаз? — веко дернулось. — Или?
Послышался треск ткани. Сталь вспарывала ткань, словно мягкое масло. Лючия срезала с меня платье лоскут за лоскутом, и видно было, насколько нож привычен её рукам.
Наконец, я осталась в одном белье и чулках.
— Очаровательно, — перевел Кайо, стоило Лючии отступить, чтобы полюбоваться на дело рук своих.
Я стояла, распятая между двух шестов, открытая взглядам. Но стыда не чувствовала. Только обиду. И злость. А еще — толику злорадства. Потому что Кайо, только что с обожанием взиравший на свою богиню, теперь смотрел лишь на меня.
Лючие это тоже не понравилось. Окрик заставил Кайо вжаться в пол, и тут же на его спину опустился
тонкий каблук с металлической набойке. Когда Лючия убрала ногу, на голубой футболке расплывалось темное пятно. А несчастный потянулся к туфлям, чтобы вытереть с них кровь.— Теперь ты, — несмотря на наказание, голос Кайо остался ровным. — Знаешь, мне очень хочется посмотреть на твоего ублюдка. И я посмотрю. Только чуть позже. А может, и тебе это удастся.
— Зачем ты это делаешь? — вырвалось против воли. Я вдруг поняла, что это не ролевая игра. Лючия — не Госпожа. Она — самый настоящий садист и ей все равно, как, когда и кого мучить.
— Зачем? — ноженова коснулся щеки, скользнул ниже, вдоль шеи, вызывая озноб и остановился над ключицей. — Затем, что не люблю, когда отнимают мои игрушки. А тем более, — я почувствовала укол, — когда их присваивают.
— Что имеем не храним, потерявши плачем, — только и смогла выдавить онемевшими от страха губами.
Откуда во мне эта наглость? Почему хамлю той, от кого зависит моя жизнь? Я ничего не понимала и решила плыть по течению. Главное — протянуть время. Хотя в то, что Виктор или Артем успеют, уже не верила. Особенно в Виктора. Он явно дал понять, что я его не интересую.
— Ты зря приехала. — в который раз сообщила Лючия. — Я вед только решила, что все образовалось, что мой муж успокоился и забыл и о тебе, и о своем ублюдке… — Отойди о неё! — послышалось из темноты.
37
Голос эхом отразился от стен и я воспряла духом, решив, что вот оно — спасение. Но тут же сникла: кто знает, можно ли доверять Виктору.
— Почему я должна это делать? — Лючия развернулась к нему всем телом. Я не видела её взгляда, но то, как побледнел Виктор, было заметно даже при тусклом освещении.
— Потому что это не мой ребенок!
Хохот взвился к потолку, заполнил каждый уголок этого заброшенного здания. Лючия смеялась от души. А потом, резко посерьезнев, поинтересовалась:
— С чего я должна тебе верить?
— Ты знаешь — я не посмею обмануть тебя.
— Не знаю! — она подскочила к Виктору и звук пощечины заглушил остатки эха, что еще смеялось где-то в глубине дальних коридоров.
А Кайо продолжал переводить каждое слово. Его глаза горели восторгом.
Вместо ответа Виктор опустился на колени. Как в замедленной съемке.
— Умоляю, отпусти Еву. Это не мой ребенок, клянусь!
— Тогда ты и не должен беспокоиться. Не ты ли говорил, что тебе все равно на эту девку? А теперь примчался, как побитая шавка!
— Лючия! — Виктор схватил её за руки, не обращая внимания на нож. — Лючия, её будут искать. Я беспокоюсь только о тебе и прошу — прекрати! Если тебе нужно сорвать на ком-то злость — сорви её на мне. Но не бери греха на душу, не убивай нерожденного!
— Прочь! — злость уже не звенела — выплескивалась, как кипяток из слишком наполненного чайника. — Ты знаешь, я ненавижу, когда мне лгут. А ты лжешь! И она!
Я смотрела на острие ножа. Оно указывало прямо на меня.
На мой живот. Пришлось приложить немало усилий, чтобы не взвыть от страха.