Арт-галерея

Она с досадой поняла, что выбранная дорога ведёт её не по адресу, вернулась к развилке и пошла по другой дороге – предположительно, в сторону шоссе.

Но идти ей пришлось недолго, потому что через несколько сотен метров дорога опять раздвоилась, но куда ведёт новый вектор, трудно было догадаться. Вообще-то, из Бычков в Топтыково машины ездили редко. А следов тракторов теперь уже не наблюдалось. Ольга выбрала левую дорогу.

Тягучая грязь прилипала к обуви, идти становилось всё труднее и труднее, и вскоре Ольга почувствовала, что сапоги не выдержат длительного путешествия по чернозёму и в конечном итоге выйдут из строя. Но не о сапогах думала героиня – ей хотелось поскорее добраться хотя бы до асфальта.

И тут она заметила, что впереди дорога в очередной раз разветвляется. Ольга дошла до развилки и увидела, что обе колеи ведут в сторону шоссе. Но, скорее всего, одна из них опять направила бы её куда-то вдаль от цели. «Опять на какую-то ферму?» – предположила Ольга. Но зачем строить ещё одну ферму в поле, к тому же так далеко от деревни? И зачем нужны две равноценные дороги, ведущие к шоссе? Ольга попыталась понять логику и не смогла придумать ничего, кроме того, что в осеннюю распутицу одна из дорог стала совсем негодной для езды, а потому невдалеке проложили другую. Иных целей и ориентиров, кроме шоссе, среди чистого поля не угадывалось.

И вдруг Ольга вспомнила, что когда-то недалеко от Бычков находилась совсем крохотная деревушка под названием Верный Путь. Но существует ли она сейчас, Ольга не знала. По её представлениям, деревушка располагалась значительно правее, в Верный Путь Ольга попала бы, пойди она изначально по правой дороге. Но и через эту деревушку она неминуемо должна была выйти на шоссе.

На всякий случай Ольга выбрала левое ответвление. И пошла по нему, отгоняя страхи, а потому, вспоминая чей-то рассказ о том, как когда-то в восьмидесятых у двух бабушек, пришедших в автолавку, которая пару раз в неделю приезжала в Бычки, спросили, как им живётся там, на отшибе, в их Верном Пути. И старушки с радостью отвечали, что всё замечательно, а в последние годы стало совсем хорошо. «Спасибо Горбачёву! – благодарно восклицали они. – Электричество нам провёл! Не жизнь, а сказка!» И слушатели не понимали, смеяться им или плакать.

Мысли о Верном Пути и его счастливых обитателях немного развлекли Ольгу, и потому она довольно равнодушно восприняла появившийся впереди большой скирд соломы. «Скирд и скирд – сельское хозяйство», – праздно подумала она. Мало ли что там может находиться посреди поля, засеваемого зерновыми. Конечно, после уборки остаётся солома, которую потом складывают в скирды. Ольга мысленно отметила для себя эту веху на пути. И только когда по примятой стерне обогнула скирд, остановилась и замерла.

За скирдом дорога отсутствовала – она исчезла, её просто не было. Перед Ольгой раскинулось всё то же перепаханное в тяжёлые мокрые глыбы и простиравшееся до самого горизонта безбрежное поле чернозёма. И куда ни глянь, в какую сторону ни посмотри, всюду перед глазами темнела мокрая перевёрнутая плугом тяжёлая земля.

Ольга, не веря глазам своим, испугалась – дорога действительно заканчивалась.

Совсем запутавшаяся путница не могла осознать абсурдности происходящего. Дорога в поле вела к одинокому гигантскому стогу соломы! Представить себе такое в начале пути Ольга даже не могла. Будь у неё силы и услышь она об этом в других обстоятельствах, она бы, наверное, рассмеялась или как-нибудь иронично улыбнулась. Но сейчас смеяться ей совсем не хотелось. И было страшно от того, что дорога могла опять привести её к какому-нибудь заброшенному стогу.

Только теперь она осознала, как долго шла, как устала, какими тяжёлыми стали сапоги и сумка. Но главное, ею овладели страх и отчаяние, потому что дорога оборвалась, а она сама заблудилась, потому что столько сил потрачено впустую и надо быстро, пока не стемнело, искать свой верный путь.

Ольга принялась вглядываться во все стороны, думая о том, куда же ей теперь идти. Возвращаться на последнюю развилку? Выбирать другое ответвление? А не приведёт ли та дорога опять к одинокому скирду? И сколько ещё будет этих развилок, больших и малых стогов, одиноких ферм и примыкающих одна к другой и расслаивающихся дорог?

Между тем тучи сгущались, неотвратимо приближались сумерки, а за ними подступала, подкрадывалась тихими шагами неминуемая страшная ночь. И измученной от долгой ходьбы Ольге сделалось по-настоящему жутко. Одно дело блуждать в чистом поле в поисках дороги днём или, на худой конец, в предвечерних сумерках, и совсем другое – делать это непроглядной дождливой ночью в кромешной темноте. Искать и натыкаться на тупик, возвращаться и начинать всё сначала.

К тому же она очень устала, измучилась, и от осознания того, что впереди полный мрак, первобытный ужас внезапно охватил её. Перспектива остаться одной-одинёшеньке среди мокрого чернозёма в непроглядной ночи и не знать, куда идти, натыкаться всякий раз на преграды и оказываться совсем не там, окончательно выбила её из себя.

И в этом отчаянии она взглянула на укутанное мрачными тяжёлыми тучами тёмное небо и с мольбой прошептала то, что сразу пришло ей в голову – как мысль о спасении: «Святой Николай угодник! Помоги мне!» Вера и надежда звучали в этих словах и упование на единственную и верную помощь, которая будет ей оказана, дарована и ниспослана как милость.

Ольга шептала слова надежды и смотрела в небо, ожидая чуда. Какого – она не знала. Но была уверена в том, что её слышат и обязательно откликнутся. Как? Она чувствовала, что помощь придёт. И неведомо откуда появившаяся вера в заступничество заставила произнести эти слова.

Ольга помнила отчаянный мамин рассказ о тяжёлых послевоенных годах.

«Заболела моя корова, – говорила мать уже взрослым детям – ей и сестре, – вы не помните, маленькие были. Стояла она на дворе, не ела, не пила, жвачку не жевала».

А последнее было верным признаком того, что дела плохи. Вызванный ветеринар развёл руками, вздохнул и горько сказал, что нет возможности вылечить и что корова-кормилица доживает последние часы. А годы были голодными, страшными. Люди ели траву – щавель, конятник, лебеду – «всё болото съели». От хлеба с лебедой односельчане пухли.

«Встала я на колени посреди двора, – вспоминала мама своё горе, – и взмолилась: „Святой Николай угодник! Помоги! Спаси мою корову! Чем же я детей буду кормить?”»

И потом мама делала паузу и с просветлевшими глазами просветлённым голосом произносила: «И что вы думаете, девки?»

Она опять делала паузу и продолжала: «Помолилась и пошла я в избу. А наутро иду на двор. И вижу – встала моя корова! И жвачку жуёт, и водички я ей дала – попила она и сено стала есть. И поправилась».

И эти мамины слова о чуде поддерживали Ольгу, давали надежду и показывали путь.

Она ждала чуда, и оно тогда произошло.

Только Ольга, как озарение, произнесла слова мольбы, тоже свершилось чудо!

Словно какая-то неведомая сила раздвинула тёмные тучи, из-за них, из-за горизонта, с запада, дальним отблеском уже почти опустившегося к линии горизонта солнца выглянули два прямых и ярких луча. Они озарили небо и землю и, направленные на восток, указали путь, как будто прочертили и линией нарисовали маршрут.

Ольга замерла в потрясении и восхищении, она сразу поняла и увидела ведущую в сторону шоссе дорогу, которая шла параллельно той, что заманила её в тупик. Лучи озарили и целое огромное поле, и верный путь, и сознание Ольги.