Арт-галерея
Шрифт:
И вдруг в придачу ко всему очистился кусок неба на западе, а над горизонтом появилась яркая семицветная радуга. Она раскинула свои сияющие концы, охватив полмира. Краски сверкали, полыхали и струились, плавно перетекая одна в другую – красная – в оранжевую, оранжевая – в жёлтую, жёлтая – в зелёную, зелёная – в голубую, голубая – в фиолетовую. А спасительная огромная радуга торжествовала над подступающей темнотой, как будто подхватывала и поддерживала Ольгу.
А та бездвижно стояла перед этим чудом, явившимся ей сверху. Сказочная пророческая картина, переливающаяся всеми цветами радуга и лучи потрясли её и прибавили сил, указали ориентир, вселили надежду и укрепили веру. Заставили
Ольга ахнула, на глазах её выступили слёзы благоговения и благодарности. Она прошептала: «Спасибо, святой Николай угодник! Заступник!»
И уже с новыми силами обогнула гигантский стог, легко вернулась на развилку и пошла той дорогой, которую указали ей светлые лучи с небес, а за спиной у неё, словно сопровождая и напутствуя, лучилась и переливалась высокая разноцветная арка.
Теперь Ольга полностью успокоилась и ясно представляла себе, где она находится и куда ей надо идти. У неё сразу прибавилось сил. Но главное, она получила духовную поддержку и была полностью уверена в себе и в том, что находится под защитой, в том, что её всегда услышат и помогут – оттуда, из светлой выси.
И сама не зная как, не чувствуя под собой ног, она быстро дошла, почти долетела словно на крыльях до шоссе. И хотя наступили сумерки, а потом на землю скатилась ночь, над головою было чёрное небо в тучах, моросил дождь – самое страшное осталось позади. Ольга теперь точно знала, что всё будет хорошо. Впереди показались огоньки Топтыкова, она добралась до поворота на деревню и спустя некоторое время уже была дома.
Оказавшись в родных стенах, Ольга подошла к старинной иконе и произнесла заветные слова, которые твердила всю дорогу: «Спасибо тебе, святой Николай угодник! Спасибо!»
И вскоре она уже очень смело с первого же раза растопила печь, накормила заждавшуюся повеселевшую Мурку и привела себя в порядок.
И свет с небес был с нею.
* Рассказ написан по реальным событиям.
ЛЮБИМКА
В столицах шум, гремят витии,
Кипит словесная война,
А там, во глубине России, –
Там вековая тишина.
Лишь ветер не дает покою
Вершинам придорожных ив,
И выгибаются дугою,
Целуясь с матерью землею,
Колосья бесконечных нив…
Н. А. Некрасов
– А что, душа моя, – удобно развалившись в просторном малинового цвета кресле, сказал как-то после завтрака помещик Р. своей супруге Марии Фёдоровне, – а не съездить ли мне в дворянское собрание в С.?
Сидевшая напротив него в таком же кресле Мария Фёдоровна, встрепенулась:
– Воля твоя, душа моя, – в тон мужу ответила она, – поезжай в С.
Собрания дворянства устраивались нечасто, поэтому присутствие на них было важной и приятной частью помещичьей жизни.
Далее Мария Фёдоровна сделала паузу, подбирая слова и доводы.
– Но достаточно ли установился путь, Генрих Карлович? – с едва заметной укоризной и явно проскальзывающим
нежеланием отпускать мужа в путешествие спросила она.Марии Фёдоровне совсем не хотелось оставаться дома без супруга, а отправиться за компанию с ним в путешествие в уездный город она не могла.
К тому же за Генрихом Карловичем водилась страсть к карточной игре. Хотя эта распространённая забава и оценивалась в обществе как милая и приятная, в случае с помещиком Р. таковой считаться не могла. Будучи азартным игроком, он не делал мелких ставок. И почти исступлённое увлечение его иногда оборачивалось проигрышами – не то, чтобы глобально разорительными, но подчас вполне ощутимыми, к тому же выбивавшими помещика Р. из душевного равновесия, вызывавшими у него раздражение и недовольство всем и вся. И вообще, Мария Фёдоровна не жаловала поездок мужа в дальний уездный город С.
Сама она не была поклонницей длительных зимних путешествий. Вот принимать соседей-гостей в своём доме она любила – со всем хлебосольством и изобретательностью на угощения и развлечения. Но лично предпочитала не покидать своего имения, где всё было обжито, налажено и удобно устроено. И не нравилось ей расставаться с тремя маленькими погодками-детьми, да и появление четвёртого младенца уже было не за горами – к началу весны семья ожидала прибавления. Так что мысль о необходимости смотреть на дорогу почти шестьдесят вёрст даже на лёгком морозе была Марии Фёдоровне не по душе, да и не по силам.
Она перевела озабоченный взгляд с мужа за окно и увидела запорошённые снегом ветви яблонь и сугробы в саду.
– Но душенька, – сразу почувствовал настроение жены загоревшийся своим планом Генрих Карлович и, не желая показать, что заметил волнение в распахнутых синих глазах, резонно и убедительно произнёс,– уже морозы стоят с неделю! И санная дорога наверняка наладилась!
Мария Фёдоровна поняла, что её возражения приняты не будут.
– Поеду! – решительно воскликнул помещик Р., не допуская никаких возражений, и громко позвал. – Гришка!
Далее он резко поднялся, а через пару минут уже размеренно ходил по комнате и давал прибежавшему слуге распоряжения о закладке кибитки.
На следующее утро хорошо выспавшийся и воодушевлённый Генрих Карлович Р. после завтрака отправился в путь.
Мороз пощипывал щёки, солнце искрилось на снегу, три гнедые лошади с гулким топотом бежали по мёрзлой дороге, из их широко раскрытых влажно-чёрных ноздрей валил белый пар, поднимавшийся вверх небольшими облачками, бубенцы послушно многоголосо и весело позвякивали в такт копытам, а кучер, приговаривая «а ну-кася!», поддавал кнутом по окладистым крупам.
Ещё дома Генрих Карлович приказал приоткинуть кожаный верх кибитки, а теперь, покорно принимая всем телом дорожные потряхивания, взирал сначала на просёлки, а потом на наезженный тракт, до которого они вскоре добрались, и с любопытством оглядывал окрестности – в основном застланные снежным пологом поля. Полость, шуба, меховая шапка, валенки – всё это не давало ему замёрзнуть. И помещик Р., щурясь на солнце, крутил по сторонам головой, следил на дорогой и кучером.
Генрих Карлович был весел и полон ожиданий, равно как и одушевлён, и движим азартом. Ему давно хотелось покинуть наскучившую листопадной тоской усадьбу, отдохнуть от детского плача, забыть об осенних раскисших и расплывшихся полях, оказаться в пути – на вольной дороге, окунуться в зимний пейзаж, услышать посвистывание скользящих по зимнику полозьев. Нравилось ехать и замечать то высоко поднимающийся дымок над укутанными в снежные перины крышами в деревеньке, то далёкую заметно подросшую за лето рощу за холмом, то скованную льдом неширокую речку.