Артефакт острее бритвы
Шрифт:
Въехали мы в одни ворота, вышли через другие. Так себе меры предосторожности, как по мне, но лучше, чем ничего — этого не отнять. С экипажами никто не остался, их загнали в каретный сарай и поручили позаботиться о лошадях тамошнему работнику, после чего парочка монахов присоединилась к нам с Шалым, а два других чуть поотстали.
На выезде с территории порта случился затор: скованные одной цепью чернокожие антиподы шли тяжело и неспешно, но никто измученных долгим плаванием рабов не подгонял. Пришлось ждать.
— А как же «свобода превыше всего»? — спросил я священника.
— Свобода
Ввязываться в бессмысленный спор я бы в любом случае не стал, а тут ещё взгляд зацепился за очень уж знакомый ошейник на шее чернокожего старика.
Ну точно! Почти такие, только с шипами, были у ищеек Псаря!
— Зачем это? — указал я на привлёкший моё внимание ошейник.
Шалый пригляделся и сказал:
— Надо понимать, изловили и отсекли от небесной силы шамана. Зачарованные кандалы куда надёжней, но простым работорговцам их не достать, да и дороги они чрезмерно.
— Я такие на псах видел, в которых порабощённых духов заперли.
— Для этого и предназначены. Принцип-то тот же: не впускать, не выпускать. Но такую поделку даже пиковый аколит развалит, об аспирантах и говорить нечего.
Вереница рабов втянулась в ворота и под лязг железных цепей потопала прочь, не стали задерживаться в порту и мы, только повернули в другую сторону. Монахи выдвинулись вперёд, дубинки они держали на виду и как-то странно — стискивали их посередине, прижимая один из концов к предплечью. Загулявшие морячки предпочитали с нашей ватагой не связываться, раз только подвыпившим молодчикам глянулись разряженные девицы, но они оказались достаточно благоразумны, чтобы сдать назад, стоило только раздаться сухому щелчку взведённого курка.
Никакой картой священник не пользовался, заметок не смотрел и в поисках ориентиров не озирался, но шёл уверенно и заранее говорил, куда нужно будет повернуть. И поворачивали мы, надо сказать, совсем не туда, куда бы я пошёл по доброй воле. Сначала деревянная мостовая сменилась подгнившими мостками, затем и вовсе пришлось шлёпать по грязи. Фонарей квартал от квартала становилось всё меньше и меньше, харчевен и трактиров — тоже, а затем и рюмочные с пивными оказались потеснены курильнями и совсем уж сомнительными притонами. Дальше как-то разом пропали публичные дома, зато вышли на промысел уличные девки, от одного вида которых трезвого человека при свете дня могла одолеть икота. Ну а под конец мы и вовсе забрели в откровенные трущобы.
Темень, чавканье грязи под ногами, смрад нечистот и чего-то гнилостного. Возможно — разлагающегося в канаве тела.
Тени! Три тени набросились на монахов, и сразу — шаги за спиной! Нагоняют!
Я резко развернулся, завёл руку за спину и вытянул из ножен скальпель. Памятуя о наказе не задействовать раньше времени магию, приготовился к поножовщине, но обошлось: братья ордена Небесного меча вышибли дух из нападавших буквально в один миг, и парочка припозднившихся оборванцев-аборигенов в драку не полезла, растворилась в темноте.
Послышался пронзительный
свист, и Шалый рявкнул:— Уходим!
Мы бросились наутёк, выскочили из переулочка и повернули направо, тогда вновь засвистели — теперь уже чуть в стороне. Кто-то вынырнул из подворотни, получил в лицо дубинкой и рухнул как подкошенный, а нам пришлось бежать в горку. Позади послышались крики, Шалый развернулся и дважды пальнул — наугад, желая расхолодить преследователей.
Подъём сменился лестницей, она вывела на широкую улицу — с неё заскочили в глухой проход. Вроде бы оторвались. Хотя могли и просто забежать на территорию другой банды, а преследование жертв на чужой земле — неплохая заявка на то, чтобы самому вернуться домой стриженым или не вернуться вовсе.
Мы немного постояли, переводя дух, затем побрели дальше. Когда меж домов проглянула давившая на город своей мощью пирамида, священник что-то неразборчиво пробормотал себе под нос и достал карманные часы. Подсветил циферблат не магией — запалил о подошву спичку.
— Возвращаемся! — объявил он, указав на один из уходивших под уклон проездов, но именно что в злополучный переулочек вновь идти не пришлось. Отправились бродить по той округе.
Ласка и Лиска взялись предупреждать о близости людей, неким сверхъестественным чутьём угадывая, кто из обитателей трущоб способен оказаться опасным; началась игра в кошки-мышки. Кружим, кружим, кружим. Прячемся, пережидаем, путаем следы и снова — кружим, кружим, кружим…
Стойку девчонки сделали лишь незадолго до полуночи.
— Там! — прошептала Ласка.
Её товарка кивнула, соглашаясь.
— Точно!
Лично я никаких странностей не ощутил вовсе, да и Беляна в ответ на мой вопросительный взгляд лишь покачала головой, но пошли. И нашли.
В глухом дворике на влажной от дождя и крови земле обнаружилось голое безжизненное тело со вскрытой грудной клеткой. Сердце бесследно исчезло — по крайней мере ни в одном из тёмных углов его нам отыскать не удалось.
— Едва ли с собой забрали, скорее в прах рассыпалось, — решил священник и, подсвечивая себе спичкой, взялся изучать оставшиеся в грязи следы, благо первым делом велел нам к телу не приближаться. — Трое, обуты в ботинки…
Этим его наблюдения и ограничились. Размер отпечатавшихся на влажной земле подошв оказался самым обычным, да и потоптались убийцы изрядно, нечего было и пытаться оценить по длине шага их рост.
Впрочем, заниматься такой ерундой и не пришлось. Пусть в воздухе и плыл густой раздражавший ноздри запах, призванный отбить нюх у ищеек, девчонкам из школы Призрачных волков взять след это нисколько не помешало.
— Надо поторапливаться! — заявила священнику Лиска, и тот нехотя поднялся с корточек.
— Идёмте!
Но стоило только нам вывалиться из подворотни, и Шалый немедленно дал знак остановиться, после чего негромко свистнул.
— Ну где они? — раздражённо прошипел, не дождавшись ответа.
Надо понимать, парочка следовавших за нами в отдалении монахов отстала во время забега по тёмным улочкам, что меня, прямо скажем, нисколько не порадовало.
— Быстрее! — Лиска аж пританцовывать на месте начала. — Эманации рассеиваются!