Артефакты, интриги и один очень упёртый дознаватель

Город жил и дышал, казался промозглым и туманным, но невероятно красивым.

Я смотрела на всё это с затаённым восторгом.

Алекс высадили у её домика, а нас с Виктором магнестим понёс дальше.

Я даже не сразу заметила, как передо мной вырос поразительный гигант среди зданий.

Здание до боли напоминало Вестминстерский дворец. Готические шпили тянулись в небо. Огромные окна с узорными рамами отражали серый свет. Массивные двери, украшенные чеканкой и гербами. Здесь было величие и давление статуса.

Виктор быстро вышел из магнестима и помог выбраться мне. Парковщику он небрежно бросил ключи, и мы уверенным шагом двинулись внутрь.

Коридоры были гулкими, просторными, но в них почти не было людей. Лишь изредка пробегали чиновники с папками документов. Но никто даже не подумал обратить на нас внимание.

Виктор уверенно подошёл к одной из множества одинаковых дверей, постучал и тут же вошёл внутрь.

Я замерла на пороге.

Ну и дыра.

Узкое окно давало жалкие крупицы света. Тусклая, кривая люстра добавляла только ощущения безысходности. Стены были бледными, обшарпанными, без намёка на украшения. Маленький стол, за которым сидел сгорбленный, худой чиновник

Мужчина казался несчастным, но при виде Виктора его глаза загорелись благоговением.

— Д-добрый день, господин! По какому вопросу?
– Чиновник нервно сглотнул.

Виктор всё ещё держа меня за руку засыпал словами:

— Ужасный инцидент!

— Случайный наезд!

— Я взял ответственность!

— Дама потеряла память!

— При ней не было документов!

Чиновник торопливо записывал, кивая, как заводная игрушка.

— Значит, заявка на поиск её родственников, — бубнил он, делая записи.

Но Виктор ещё не закончил.

— Также, оформите временные документы. И назначьте меня её опекуном.

Опекунство?

— Минутку! — вставила я слово. — Что значит «опекуном»? Я не хочу нагружать такого занятого господина Виктора!

Виктор лишь отмахнулся.

— Ерунда, дорогая. Всего на полгода.

Он мягко улыбнулся:

— У тебя нет памяти, документов, денег. Тебе просто некуда идти.

Чиновник восхищённо сиял, словно был свидетелем святого акта благородства.

А я… Я выдохнула. Полгода? Допустимый срок.

Мне нужно разобраться в положении, накопить деньги и обрести независимость.

— Ладно… — согласилась я, переводя взгляд с Виктора на чиновника.

— Отлично, дорогая, — кивнул Виктор.

Теперь мне оставалось только выяснить… что на самом деле скрывается за его благородством.

Глава 5. Под присмотром

Виктор окружил меня заботой. Слишком уж щедрой заботой.

Мне отвели просторную светлую комнату в дальнем крыле особняка, украсили её изящной мебелью и постелили мягкие ковры, в которых ноги буквально утопали. В гардеробе висели десятки платьев в викторианском стиле с удобными застёжками, а у изголовья кровати стояли новые сапожки — идеального размера. Всё, чего душе угодно. Даже Роузи, та самая тихая служанка, теперь была приставлена ко мне и приходила по первому зову.

Но стоило ли радоваться?

Я чувствовала этот взгляд. Всегда.

Как только я появлялась в поле зрения Виктора, его внимательные глаза тут же оказывались на мне. Он словно впитывал каждое моё движение, вслушивался в каждое слово, следил за выражением моего лица. Можно было бы назвать это заботой. Можно было бы сказать, что он переживает за моё положение. Но интуиция — моя самая верная спутница в этом странном мире — подсказывала, что всё не так просто.

Мы часто сидели с Виктором у камина. Он рассказывал истории — смешные, нелепые, порой откровенно скандальные. Высший свет, запутавшийся в собственных интригах, выставлял себя в этих рассказах не в лучшем свете.

Я слушала, запоминала.

Мне нравилось это — словно невидимая шахматная партия, где каждая фраза имела вес.

Виктор — лис, хитрый и осторожный. Он не давил на меня, не торопил, но я чувствовала — он что-то ждёт.

Прислуга в доме тоже вела себя… странно. Если поначалу мне казалось, что они просто стесняются или боятся моего неизвестного статуса, то теперь я видела в их взглядах что-то иное. Они смотрели на меня искоса, оценивающе, будто пытаясь угадать, как долго я здесь задержусь.

И тогда я услышала их разговор.

Возвращаясь в комнату, я по привычке шла тихо, стараясь не привлекать лишнего внимания. И вдруг, за приоткрытой дверью служебного коридора, до меня донеслись приглушённые голоса.

— Ты видела, как он на неё смотрит? — голос принадлежал молодой девушке, в нём сквозило явное беспокойство.

— Ага, раньше он так только на Алекс смотрел…

— После того скандала? Да у них всё кончено!

— Она-то так не думает!

— Ну… а вдруг теперь гостья займёт её место?

Раздалось тихое фырканье, будто они обсуждали нечто очевидное и даже смешное. Потом — внезапная тишина, тяжёлая, словно кто-то заметил постороннего. Я поспешила скрыться в своей комнате, пока меня не обнаружили.

Скандал? Алекс?

Так вот почему эта женщина за завтраком сверлила меня взглядом. Она была любовницей Виктора. Была… или всё ещё пыталась ею быть? Хотя больше я её дома не видела....

А теперь он смотрит так на меня.

Холодные пальцы тревоги сжали сердце.

Позже, уже в уютных сумерках своей комнаты, я разложила перед собой книгу законов Королевства Виксбери и начала читать. Чем дальше я углублялась в текст, тем сильнее холодел мой позвоночник.

Я попала в махровый, безжалостный патриархат.

Женщина не может владеть имуществом. Без опекуна у неё нет ни прав, ни будущего. Любая работа для неё — либо служение, либо развлечение. Браки — это контракты, сделки между мужчинами, а не союз двух сердец. Политика? Управление? Забудь. Миром правят те, у кого есть деньги, и женщины в этот круг не входят.

Я сдавленно выдохнула, откидываясь на подушки.

Моя свобода — иллюзия. Но кто сказал что надо играть по правилам? Я уверена что в этом мире есть все те же Кларочки Цеткин с духом революции. Но почему бы не воспользоваться странными ваимоотношениями с Виктором и не попрсить помощи? Он все таки мой опекун на пол года, и вроде как зиантерсован во мне. Вот пусть во всю показывает свою заботу.

Я решилась, и, не теряя времени направилась к нему. Виктор сидел в своём кабинете — широкое дубовое кресло, рассеянный свет ламп, приглушённый запах табака и бумаги. Я вошла уверенно, но всё же с лёгким сомнением в голосе спросила:

— Виктор, я хочу чем-то заняться. Может быть, помочь вам в делах?

Он поднял на меня тёмные, насмешливые глаза. Уголки его губ дрогнули в сдержанной улыбке.

— Помочь? В чём именно?

— В ваших делах, — повторила я, усаживаясь напротив. — Вы ведь чем-то занимаетесь, помимо благородного спасения бедных девушек с амнезией?